Государыня for real

– У вас есть еще одна дочь, Николай Константинович? – Иван был ошарашен, как и все окружающие. До недавних пор о существовании Софи никто, кроме самых близких, не подозревал. – И Алексей хочет на ней жениться? Когда же он успел с ней познакомиться?

– Мы с ним вместе ездили в Испанию, искали мою пропавшую супругу Василису, – с горечью сказал Николай Константинович, жалея обо всех поступках без исключения, которые он совершил за последние полгода. – Нашли. Причем не только Василису, но и мою младшую дочь, о которой я ничего не знал. Никогда не думал, что стану героем дешевой мелодрамы…

– Бедная Катя, – сказал Иван.

– Да, – кивнул Николай Константинович. – Кати плохо приняла новость о том, что у нее есть родная сестра, и не лучше – известие о том, что я нашел ее мать спустя двадцать три года. В общем, про помолвку Алексея и Софи я ей решил пока не говорить. Очередная моя ошибка. Наверное, так и приходит старость – когда начинаешь делать один неверный шаг за другим.

Сановники перешептывались и переглядывались, обсуждая свеженькую, горяченькую дворцовую сплетню, затмившую собой крупнейшую техногенную катастрофу за последние семьсот восемьдесят тысяч лет. А юная императрица с болью смотрела на отца. Николай Константинович спрятал голову в ладонях.

– Господа, предлагаю вернуться к теме совещания! – Столыпин спас положение, выскочив из-за широкой спины маман, как партизан из укрытия.

– Да, профессор, – сказала Кати ужасающе спокойным голосом. – Как вы планируете восстановить прежнее положение магнитных полюсов?

– Это замечательный вопрос, ваше величество, – в голосе академика звучало сочувствие, – бессмысленно просто сидеть и ждать, когда полюса займут свои места согласно купленным билетам. Теория магнитного хаоса предполагает, что это может произойти когда угодно – или никогда. Поэтому мы не будем ждать милостей от железного ядра Земли. Перетасуем колоду и сдадим карты заново! Коллеги под моим руководством уже кое-что прикинули, сделали черновые подсчеты… Мы должны создать вокруг Земли искусственное магнитное поле нужной нам полярности. А для этого следует установить два колоссальных, титанических сверхпроводника и пустить в них электрический ток. Грубо говоря, нам придется построить два гигантских магнита в разных концах земли и усилить их свойства при помощи мощного заряда.

Все немного растерялись. Левинсон уточнил:

– Вы хотите сказать, что мы дадим жидкой мантии Земли хороший пинок, она всколыхнется и полюса улягутся на свои места?

Мустафа довольно закивал:

– Надеюсь, что так… Других идей у нас все равно нет.

Потом академик начал что-то говорить про генри, много и страстно, Кати встрепенулась было, но, поняв, что речь идет всего лишь о единицах измерения индуктивности, нахохлилась обратно. Индуктивные генри, характеризующие магнитные свойства электрической цепи, дочери явно были не интересны. В отличие от рыжих английских генри, в которых измерялась успешность ее семейной жизни. Один Генри – семейная жизнь удалась. Ноль Генри – семейная жизнь не удалась. Тут все было значительно проще, чем с индуктивностью.

– Господин Блюментрост, как же вы пустите ток по этим титаническим магнитам, если у вас даже мой гироскутер сгорел? – усомнился Семён. Мадам Столыпина тем временем все норовила пригладить его спутавшиеся кудряшки, и обер-камергеру приходилось по-крабьи, бочком пятиться от нее по стене.

– Два слова: атмосферное электричество, – радостно заявил Мустафа. – Все, что нам нужно – славные грозовые тучи. А уж мы спровоцируем в них молнии, клянусь Аллахом и воздушным змеем Франклина! Я же говорю – нас ждет эпохальный эксперимент! Небывалые времена требуют небывалых решений. Есть только одна загвоздка…

– Какая? – устало спросила императрица.

– Ну, с первым магнитом трудностей возникнуть не должно, – бодро сказал академик. – Его нужно построить на территории Российской империи, в районе Байкала.

– А второй? Второй магнит – где его нужно построить?

– Вот с ним-то как раз и проблема, – вздохнул профессор. – Чтобы система сработала, второй магнит должен располагаться в месте слияния двух рек, Апуре и Ориноко.

– Но ведь Ориноко, кажется… – пролепетал Столыпин.

– Именно, – подтвердил Мустафа. – В самом центре Венесуэлы.





* * *


18 мая

Российская империя. Санкт-Петербург. Балкон Зимнего дворца

Екатерина



Совсем рядом бахнула пушка Петропавловской крепости.

Полдень.

Пора.

Екатерина не слишком любила гуманитарные предметы, когда училась в гимназии. Классическая литература казалась ей просто пыткой. Впрочем, в технических науках она тоже ничего не смыслила, к величайшему разочарованию своего отца. Поэтому в старших классах ей ничего не оставалось, как выбрать специализацию «химия и биология», чтобы потом без особых успехов отучиться на факультете экологии Императорского Санкт-Петербургского университета. Средненький диплом выпускницы Романовой настолько не впечатлил директора Русско-Балтийского автомобильного завода, что он категорически отказался брать ее в авангардный эко-отдел, занимавшийся налаживанием дружеских связей между автомобилями и природой. В пиар-отдел, занимавшийся налаживанием дружеских связей между заводом и прессой, принцессу тоже не пустили – «слишком высоки ставки», пробурчал директор Шидловский, шевеля своими знаменитыми бакенбардами. В конце концов, «исключительно из уважения к талантливому инженеру Романову, создавшему пневмоподвеску нового поколения», Екатерину приняли на работу в колл-центр Русско-Балта – отвечать на звонки клиентов, поскольку хотя бы иностранными языками она владела неплохо.

Сейчас ей пришло в голову, что, возможно, десять лет назад стоило более внимательно слушать объяснения учителя литературы по поводу «Бориса Годунова». Она ляпнула на экзамене, что ремарка Пушкина «народ безмолвствует» говорит о безынициативности, вялости и глупой покорности подданных, готовых стерпеть что угодно от власти придержащих. Однако теперь в памяти внезапно всплыл пылкий монолог учителя о том, что народ-то молчал в пьесе совсем по другой причине – люди отказались прославлять Лжедмитрия. «Угрожающие безмолвие, страшный финал, обещание скорой революции!» – восклицал учитель, в ажитации роняя свой стул.

Но это все было давно, а сегодня, буквально полчаса назад, Екатерина случайно подслушала у лестницы разговор папеньки с Иваном:

– Народный бунт в сложившейся ситуации – вопрос времени, – взволнованно говорил Николай Константинович. – Отнимите у современного прогрессивного человека телевизор, заберите у него гаджеты – и получите агрессивного дикаря-анархиста. Боюсь я за Кати, ой как боюсь!

– Но она же ни в чем не виновата, Николай Константинович! – Иван выглядел ошеломленным. Интеллигентный лоб прорезали недоуменные морщины. – Екатерина пострадала так же, как и все, если не больше!

– Неужели ты думаешь, что простой обыватель станет вдумываться во всю эту запутанную историю с инверсией? – грустно усмехнулся папенька. – Они будут говорить не про переворот магнитных полюсов, а про государственный переворот. Во всех бедах всегда правительство виновато. Мелисса в отставке, умница, теперь я понял, почему она сбежала, – он вздохнул, – Бланка пока никто толком не знает, остается Кати. Людям нужен Азазель, нужен козел отпущения, и они найдут его в лице правящего монарха! Иван, друг мой, – Николай Константинович положил ладонь на рукав белой измятой рубашки архитектора, – я никогда и никого не умолял, даже когда решалась моя судьба, даже когда речь шла о счастье всей моей жизни, как это было несколько часов назад… Но сейчас – сейчас я на коленях прошу: позаботься о Кати. Мне не на кого ее здесь оставить. Просто будь рядом. Ты знаешь, я должен ехать в Сибирь, строить магнит, без меня там не справятся… Столыпин отправляется в Венесуэлу, курировать магнит номер два, хотя не представляю, что наш милый Сеня будет там делать, в этих диких джунглях, охваченных войной…


Семён и правда неожиданно для всех вызвался принять участие в венесуэльском этапе Великой электрической миссии. Дело был так. Незадолго до окончания совещания обер-камергер подвергся очередной атаке со стороны своей танкоподобной маман, которая во что бы то ни стало решила отвести его домой и «уложить в кроватку». Тут Столыпин наконец взорвался: «Мама! Прекрати! Я давно уже вырос из твоих пеленок! Между прочим, у меня уже и невеста есть! Да, я скоро женюсь!» «Ты еще маленький, куда тебе жениться», – рассмеялась мамочка. «Женюсь, и никто мне не помешает! Я докажу, что я не маленький! Поеду на войну, поеду мир спасать, и разрешения ни у кого не спрошу! Ваш’величество, отпустите?» Екатерина, хоть и побаивалась мадам Столыпину, согласилась. Семёну и в самом деле пора было повзрослеть. К тому же желающих тащиться в Южную Америку вот так сразу больше и не нашлось.

«Но только один ты туда не поедешь, – строго сказала императрица, пока мадам Столыпина задыхалась от слез. – Тебе нужен старший товарищ. Гавриил, – обратилась она к креативному директору «Всемогущего», – хотите в командировку? Господин Блюментрост говорит, миссионерам придется просить помощи у местных индейских племен. А кто лучше вас умеет работать с населением? Словом, качественная пропаганда венесуэльской экспедиции точно не помешает. Иначе не видать нам второго магнита, как телевидения без электричества». Левинсон даже обрадовался: «Миллион лет не был в отпуске. А здесь мне пока все равно делать нечего». Семён сделал кислое лицо, но спорить не стал. Видно, и сам чувствовал, что его расшатанную нервную систему неплохо бы уравновесить циничностью и невозмутимостью Левинсона. Напоследок Столыпин демонстративно сдернул галстук вместе с магнитным пропуском и бросил на колени рыдающей матери со словами: «Там, куда я еду, эти побрякушки не понадобятся».

– Но я не понял, а где Генри? – растерянно спросил Иван у Николая Константиновича. – Где законный муж? И почему его не было на коронации?

– Он нашел дела поважнее в двух тысячах километров отсюда, – сухо ответил папенька. – Про «Золотую щуку» слышал? Ну вот. Вернется ли он в Зимний, и когда вернется – не знаю. И честно говоря, знать не желаю.

Екатерине стало неловко. Раньше она и не подозревала, что отец может относиться к ее мужу скептически. Вообще-то папенька был на редкость доброжелательным человеком. А тут такая неприязнь к ее избраннику. Да, второй день подряд – сплошные неприятные открытия.

– Поэтому, Иван, я прошу, нет, умоляю тебя…

– Николай Константинович, – остановил его Иван, расправляя плечи. – Позвольте сказать кое-что. Даже если бы вы мне запретили, я бы все равно остался здесь. Разве могу я бросить Екатерину в столь трудный час? Считайте меня верным псом императрицы.

– Только смотри не жуй мои тапочки, пока я буду в Сибири, – с облегчением пошутил папенька и они с Иваном переключились на обсуждение инверсии магнитных полюсов.

Бывший «жених» и просто хороший друг Иван Воронихин… Его приезд стал для Екатерины настоящим подарком в эти смутные времена. Сейчас он стоял позади нее, за шторами, но она чувствовала его поддержку.

Иван и Алексей – два ее верных друга, самые лучшие ребята на земле. Формально – бывшие женихи, но в качестве возлюбленных она никогда их всерьез не рассматривала.

В предательство Алексея, о котором говорил Ренненкампф, императрица так до конца и не поверила. Пусть Попович даже обручился с этой противной Софьей, которую она никогда не видела, но хладнокровно планировать переворот? Нет, только не Алексей. Только не Попович.

Государыня вышла на балкон Зимнего дворца. Пора было сообщить людям плохие новости.

Народ безмолвствовал.

Всю жизнь, с самого ее рождения, Екатерину встречали восторженными криками. Великая княжна, любимица всей страны, всегда получала мощный заряд позитива от общения со своими подданными. И сегодня тишина была особенно тяжелой.

Люди смотрели на нее, задрав головы. И молчали. Тысячи и тысячи человек, заполнивших площадь, Невский и Адмиралтейский проезды, Дворцовый проезд, Большую Морскую и Миллионную улицу, набережную реки Мойки, толпившихся под Аркой Главного Штаба, не издавали ни звука.

Тут и там, в ярких голубых жилетах с белыми облачками на груди, стояли новообращенные глашатаи – многочисленная армия корреспондентов «Всемогущего», прощальный подарок Левинсона. Журналисты были готовы ловить каждое слово Екатерины и передавать его дальше по рядам.

Но вот вопрос: а что она должна была сказать людям? Ей нечем было их успокоить.

– Сограждане, – начала императрица дрожащим голосом, думая о том, что вот хорошо бы сейчас запрыгнуть на своего верного Кирина и умчаться прочь от всех этих проблем, куда-нибудь в параллельную реальность, где ее по-прежнему обожают подданные и муж, – сограждане, настали нелегкие времена. Для всех нас. Из-за смены магнитных полюсов Земли во всем мире отключилось электричество. Мы остались без привычной техники, без привычных удобств. Без всех достижений цивилизации – кроме главного: у нас никто не отнимет терпимость друг к другу. Россия стала могущественной империей не только благодаря техническому развитию. Но и благодаря удивительным качествам, присущим русскому человеку: доброте, сочувствию, смекалке. Толерантность и образование – вот что отличает нас от наших диких прародителей. Я призываю вас к стойкости, сограждане! Мы способны выдержать испытание, выпавшее на нашу долю, не скатываясь в хаос. Не позволим стране вернуться в Средневековье!

Екатерина оглянулась на Ивана. Тот показал большой палец. Кажется, всё шло неплохо. Еще немного, и она наконец сможет подремать. Голова болела неимоверно.

Государыня дождалась, пока вдалеке затихнет эхо глашатаев, и заговорила с новыми силами:

– По всей стране будут открыты Императорские центры помощи, в которых вас научат справляться с бытовыми и психологическими трудностями в новых условиях – без преувеличения, экстремальных. Любые электронные приборы включать запрещено – это может привести к пожару. Правительство России делает всё возможное, чтобы восстановить электричество как можно скорее. Но это не будет быстрым процессом. Потребуется приложить много усилий, чтобы устранить проблему космического уровня…

Ее прервали.

Откуда-то из-за Александровской колонны послышался одинокий отчаянный крик:

– А как же наши на Луне?

О нет.

Екатерина застыла с открытым ртом. Про тех, кто застрял на далеком спутнике Земли, она – и все ее советники – попросту забыли.





Часть II




Глава 1. И… время пошло




20 мая

Луна. Отельный комплекс «Эрмитаж»

Ангел