Гробница древних

Под «все такое», конечно, подразумевалась его помощь мистеру Морнингсайду по сокрытию тел – и душ – тех, кто нашел свою смерть в Холодном Чертополохе.

– Но, конечно, неудивительно, что вы с ним знакомы, коль скоро имеете одного и такого потрясающего работодателя.

– Какое лестное описание, – пробормотала я.

– Как мой брат? Как его кот?

Я улыбнулась, вспоминая, как сидела в салоне Джайлса сразу после того, как избежала смерти от рук сумасшедшего врача, и смотрела на кота, знакомого мне по восторженным описаниям Мэри, а теперь огромной пушистой кучей лениво растянувшегося у очага.

– В последний раз, когда я его видела, с Фрэнсисом было все в порядке, но, по-видимому, ему не помешало бы отказаться от печенья.

– Да, у Джайлса ужасная привычка перекармливать своих питомцев. Хотя, думаю, это не такой уж большой грех, – рассмеявшись, согласился Найлс.

Теперь, сравнивая его с Джайлсом, я поняла, что они почти как близнецы: оба высокие, тощие, длинноногие, похожие на каких-то птиц и с такими тонкими ручками, что, казалось, их мог бы сломать сильный порыв ветра.

– Итак, что привело столь замечательную компанию в мой магазин?

Дальтон, казалось, был очарован словесными излияниями этого человека, однако Фатом демонстративно закатила глаза. Я не могла избавиться от моментально возникшего чувства родства с этим человеком: любая связь, любой намек на что-то знакомое в сгущающихся вокруг сумерках казались мне лучом света, своеобразным маяком во тьме. Дальтон, подражая расслабленной позе Фатом, облокотился о прилавок, на котором были выставлены книги настолько старые, что, казалось, при легчайшем прикосновении способны были рассыпаться в пыль.

– Учитывая клиентуру этого магазина, мы подумали, что вы или Кэдуолладер можете знать кого-то, кто окажется нам полезным. Одного из Переплетчиков или кого-то со схожими навыками. Похоже, мы наткнулись на могущественное проклятие, которое не можем снять самостоятельно.

Найлс воспринял это так, словно услышал последние новости с фронтов Пиренейской войны. Скривившись, он кивал при каждом слове, мелкими суетливыми движениями поправляя очки. Я положила письмо, предназначавшееся для хозяина магазина, на прилавок и показала ему заметки, которые сделала на обороте.

– Ммм… Да, очень интересно. Восхитительно. На самом деле я знаю, кто вам нужен. Вы слышали о «Березе и лисе»? Это заведение принадлежит человеку, обладающему безграничным талантом. Не далее как три недели назад ему удалось выманить нимфу из дерева в Кенсингтонском саду.

Найлс улыбался нам с радостным и довольным видом, но Дальтон покачал головой, нахмурив брови над завязанными глазами.

– Мы не можем отправиться в путь, друг мой. Улицы кишат врагами. Если бы время не поджимало, я бы объяснил лучше, – сказал он и кивнул в сторону Фатом. – Нельзя ли вызвать этого человека сюда? Надмирцы не знают Фатом, а одинокая всадница сможет быстрее туда добраться.

Женщина подняла капюшон, полная решимости отправиться в путь.

– Скажи мне, что искать, – сказала она, пряча пергамент под плащ.

– Конечно-конечно, – прощебетал Найлс, исчезая под прилавком и принимаясь что-то искать на скрытых там полках. – Я все подготовлю. Проклятие, которое будут снимать в магазине Кэдуолладера… Как интересно! Просто чудесно!





Глава 9





1248 год. Константинополь


Я уже забыл о яростных пронизывающих ветрах, поднимающих песок и гоняющих его по всему городу в самом разгаре лета. Я родился в средних широтах. На моей родине никогда не было слишком жарко или слишком холодно, и сейчас я чувствую, что полностью расплавляюсь от этой немилосердной влажности. Но Генри этот климат нравится. Я думаю, ему нравится все, или он просто маскирует свое безразличие под безграничным энтузиазмом, который невозможно отличить от настоящего, поэтому приходится ему верить.

Сейчас он почти как сумасшедший, одержимый новой идеей. Он может говорить только о книге, которую повсюду носит с собой Ара (она называет ее Черным Эльбионом – наверняка для того, чтобы подразнить меня, но я не глотаю наживку). Я слышу, как Генри во сне шепчет это название. Ара утверждает, что она возникла из глубин океана и ее силу невозможно ни изучить, ни понять. Прошлой ночью, пока они спали, я хотел что-то прочесть из нее, но обложка обожгла мне пальцы, и следы от ожогов до сих пор не сошли. Ара еще не заметила моих бинтов, но обязательно устроит мне допрос, как только обратит на них внимание.

Именно из-за навязчивой идеи Генри мы оказались в Константинополе. Мне бы понравился этот город, если бы не нестерпимая жара. Ара требует, чтобы мы закрывали лица легкими черными платками, которые нужно повязывать вокруг головы, прикалывая концы к тунике. Она утверждает, что будет легче наводить справки, если мы будем маскироваться под местных жителей – носить такую же одежду и тяжелые ремни, украшенные множеством бус и металлом. Так что угадать наше настроение можно было только по нашим глазам. Мы пили крепкий горький чай в тени Айя-Софии, но я не в состоянии был сделать больше двух глотков этого напитка. Как можно пить обжигающе горячую жидкость, когда стоит такая жара? – недоумевал я. Это было выше моего понимания. Поэтому вместо того, чтобы пить чай, я наблюдал за Генри, который любовался окружавшим нас великолепием.

Я думаю, что лучший способ полюбить что-то – постараться посмотреть на это глазами другого человека. Он видит то, чего не вижу я, любит что-то так сильно, что его страсть и боль находят отклик внутри меня. Ара перехватила мой пристальный взгляд, и я выдержал ее насмешку с юмором, которого на самом деле не ощущал. Возможно, Генри и обожает этот город, но я здесь чужой, который чувствует энергию древних неизвестных богов, которая меня пугает. Я с нетерпением жду, когда воссоединюсь со своими братом и сестрой. Я скучаю по ним каждую минуту и по ночам не могу сомкнуть глаз, с ужасом думая о том, что они мне скажут, когда я вернусь. Спэрроу умоляла меня не уходить, но у меня, конечно, было серьезное оправдание. Миссия. Надо было найти таинственного писателя, а сведения о его перемещениях были настолько беспорядочными, что это оправдывало даже такой окольный путь. Что возвращает нас к теме книг.

Книги. Сейчас их больше: есть не только наша, но и та, которая лежит в котомке у Ары. Пока они вдвоем пили чай, Ара обвиняла Генри в том, что тот втянул нас в эту обреченную на провал затею.

– Сколько раз я должна тебе объяснять, – рявкнула на него Ара, – книги появляются только тогда, когда они этого желают. Выкинь свою идею из головы, Генри. Ты не получишь никаких ответов в конце своих поисков.

Я отметил, что у нее невероятно авторитетный тон. Естественно, Генри тоже обратил на него внимание. Он довольно долго и неотрывно на нее смотрел. В его глазах отражались керамические плитки цвета морской волны, которыми были облицованы стены рядом с нами. От его чашки непрерывной струйкой поднимался пар.

– Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть уверена?

Ара нервно одернула рукава, и я не мог не обратить внимания на пятна на ее руках. Ей было не так много лет, но что-то резко ее состарило. Лоб и подбородок изрезали глубокие морщины, в темных волосах появились седые пряди. Но она все еще оставалась красивой женщиной с великолепной осанкой, облаченной в складчатое льняное одеяние цвета пшеницы.

– Я просто хочу оградить тебя от разочарования, – сдержанно ответила она. – В этом мире существуют давно погребенные тайны, которые лучше забыть.

Она протянула через стол загорелую руку и коснулась запястья Генри. Я отвернулся, приведенный в замешательство этим материнским жестом, чувствуя, что оказался свидетелем сцены, которая не предназначалась для посторонних глаз.

Генри отдернул руку, в восхищении указав на архитектурный шедевр, бросавший на нас спасительную тень. Этот храм был настолько высок, что мы не могли видеть его вершину.

– Ничто не сможет удержать меня от разговора с неким Фарадеем. Я уже договорился о встрече, да у меня к нему всего несколько вопросов. Что в этом страшного?


Ара не успела ответить на вопрос, потому что котомка Генри развязалась и из нее прямо на пыльные камни мостовой выкатился мохнатый извивающийся клубок. Генри восторженно вскрикнул, подхватил щенка и, устроив его у себя на коленях, ласково погладил.

– Я не могу поверить, что ты решил взять это с собой, – пробормотала Ара, снова одергивая рукава.

– Это жизненно необходимо для любого искателя приключений, – усмехаясь, ответил Генри, поднимая коричневатый меховой клубок и целуя его в черный нос. Щенок ударил его лапой по подбородку и игриво зарычал. – Разве может человек обойтись без собаки? Как бы то ни было, этот славный малый способен распознавать истинные человеческие эмоции. Сегодня вечером он будет нам чрезвычайно полезен.

– Что за чушь! – воскликнул я в унисон недовольству Ары.

Наверное, это был единственный раз, когда мы достигли согласия. Сам я всегда оказывал предпочтение кошкам, а до этой авантюры думал, что Генри держит только птиц, но, как оказалось, его интересы гораздо шире.

– Скажи, Бартоломео, правда ли, что Спайсер рассердился на меня безо всякой причины?

Щенок, продолжая молотить лапами воздух, издал короткий и высокий вой.

Визгливо рассмеявшись, Генри обнял пушистое создание и прижал его к груди.

– Вот видишь. Он само совершенство.

Как и ты сам, – подумал я, – хотя порой ты бываешь просто невыносим.

– Ба, да он будет огромным, – проворчал я, скрестив руки на груди. – Я не собираюсь за ним убирать.

– До этого еще много веков, – заверил Генри.

Поистине, его познания в магии и всем, что касалось Фейри, были неоспоримы. Хотя Ара, вероятно, могла бы бросить ему вызов.

– Он еще долгие годы будет помещаться в моей котомке, потом я найду место, где он будет расти. А сейчас допивай свой чай. Я хочу осмотреть этот храм до наступления темноты.





* * *


Гром сотряс магазин Кэдуолладера до самого основания. Уже смеркалось, и дождь яростно хлестал по стенам магазина. Впрочем, в отсутствие окон определить время в этом месте было невозможно, а свет от постоянно горевших свечей и фонарей был довольно тусклым. Шли часы, а с ними улетучивалось и мое терпение. Я не могла избавиться от мысли, что мы с большей пользой потратили бы время, если бы отправились в путь, оставив позади Лондон со всеми его опасностями. Но магазин Кэдуолладера располагался между Дептфордом и человеком Дальтона, у которого были лошади, что давало нам шанс отправиться в путь вместе с Матерью, которая обеспечила бы нам более сильную защиту.

Но, бросив взгляд на Мэб в клетке, я вспомнила, что на кону гораздо больше, чем то, что заточено внутри меня. Ее необходимо было освободить как можно быстрее, если только такое было возможно.

Я нашла укромный уголок и уселась, подогнув под себя ноги, с намерением почитать дневник Дальтона. Кхент бродил возле входа, а Мэри болтала с Найлсом. Но едва я перевернула страницу, как дверь с грохотом распахнулась. Мы все подскочили. Это вернулась Фатом. Вместе с ней в комнату ворвался странный ветер, из-за которого зашелестели страницы и задребезжали полки. Ранее Дальтон отправил Фатом на задание, потому что одинокая женщина, проезжающая по городу, не должна была привлечь к себе много внимания. Магазин наполнился солоноватым запахом ила – запахом, который был мне хорошо знаком. Так пахло посылаемое с небес предупреждение о неумолимо надвигающейся буре. В комнату вошла фигура в плаще, прижимавшая к груди сверток, и свечи замерцали и задрожали. Я закрыла дневник и спешно спустилась по лестнице к остальным. Мы собрались возле прилавка, ожидая, пока к нам подойдут Фатом и незнакомец. Из-под его плаща были видны только руки, сжимавшие сверток, – белые, как высушенная кость.

– Это хозяин таверны? – спросил Дальтон, постукивая пальцами по стеклянному прилавку. – Из «Березы и лиса»? Значит, слухи не врут…

– Я понимаю, вам надо спешить, но давайте не будем делать ошибок.

Незнакомец оказался женщиной – миниатюрной и хрупкой. Она откинула капюшон, и мы увидели невероятно светлые волосы и бледную кожу. Ее маленькие лукавые глаза были цвета светлой весенней зелени, а губы и щеки вообще лишены какого-либо цвета. Белоснежные волосы были стянуты черной лентой, несколько выбившихся из-под нее своенравных завитков касались подбородка. Наибольшее удивление вызывал висевший у нее на шее талисман – эмалевая брошь в форме звезды, инкрустированная камнем, который постоянно менялся. В считаные мгновения он становился то рубином, то аметистом.

– А вы, собственно, кто? – спросил Дальтон, с надеждой взглянув на Найлса, который вдруг суетливо занялся чем-то под рабочим столом.

– Это не имеет значения, – ответила она.

Голос гостьи был тихим, но в нем звучали командные нотки. Манера говорить выдавала воспитание, полученное в доках. Ее простое и грубое платье удивило меня. Оно абсолютно не сочеталось с утонченной фарфоровой кожей и белоснежными волосами.

– Я знаю, как снять заклятие. По крайней мере теоретически.

– Это обнадеживает, – с подчеркнутой медлительностью произнес Кхент, не отрывая глаз от лица женщины.

Невозможно было определить ее возраст, но я обратила внимание на ее обветренные и сильные руки. Незнакомка бросила на Кхента испепеляющий взгляд. Затем она распаковала сверток, вытащила из него пучок листьев, гладкий деревянный брусок, заостренную кость, миску и закупоренную бутылку.

– Гроза усиливается. Времени мало. Если у вас есть вопросы, задавайте их сейчас, но я бы, пожалуй, начала произносить заклинание: вполне возможно, оно займет всю ночь.

Кхент уже открыл рот, чтобы рявкнуть что-то в ответ, но я встала между ними, поставив клетку с Мэб на стекло рядом с бутылкой, которую женщина как раз вытащила из свертка.

– Я только хочу, чтобы вы пообещали, что не причините вреда этому созданию. Существо, которое заперто внутри, оно… ценное. Очень ценное. Делайте все возможное, но, пожалуйста, это совершенно невинное существо… – умоляла я, глядя в ее меняющиеся зеленые глаза.

Она склонила голову набок и улыбнулась мне так, будто я была ребенком.

– У тебя сентиментальное сердце. Мои соболезнования. Это, несомненно, осложнит задачу.

– П-простите? – заикаясь, спросила я. – Почему?

– Кто-нибудь еще из вас видел истинную форму этого создания? – спросила женщина, по-прежнему вглядываясь в мои глаза.

Тишина. Иного я и не ожидала, и все же кровь застыла у меня в жилах. Несмотря на то что меня окружали только друзья и покой, исходивший от множества книг, я чувствовала себя ужасно одинокой, затянутой в мир, где существовали только я и эта незнакомка, которая смотрела прямо в мое сердце. И оно содрогнулось. И мне совсем не нравился вид длинного костяного инструмента. В конце концов, я не забыла эти строки: