Хирург дьявола

– А в моем нам бы поговорить не дали, – просто ответил он.

Что ж, логично.

– Артем Ваганович, я могу здесь осмотреться? Хотелось бы ознакомиться с его записями и содержимым компьютера. Обещаю не прикасаться к врачебной тайне, потому что ищу несколько иные данные.

Костоянц поднялся со стула, подошел к двери.

– Делайте то, что должны. Когда соберетесь уходить, наберите мой внутренний номер – он в списке телефонов, который лежит рядом с монитором. Я приду и провожу вас.

– Спасибо.

– Еще раз извините.

Он и правда чувствовал себя неловко, это было видно сразу.

– Все в порядке, – поспешила уверить я его. – Я позвоню.

Оставшись в кабинете Слепнева без свидетелей, я приступила к делу. Пролистала все обнаруженные блокноты. Осмотрела каждую папку, стоявшую на полках стеллажа. Бегло ознакомилась с некоторыми медицинскими картами, их я выбирала совсем не случайно, а обращала внимание на те, которые, судя по их внешнему виду, брали в руки чаще других. Заметила, что пациенты были в основном в возрасте старше сорока лет. Это и понятно: в молодости со здоровьем возникает гораздо меньше проблем. То ли дело спустя годы. Записав несколько контактов тех, кто лечился у Слепнева, я вернулась к его рабочему столу.

Тут царил полный бумажный беспредел. Должно быть, Слепнев прекрасно ориентировался на этой свалке. Создалось впечатление, что после его смерти никто не прикасался к этим документам, иначе бы все они были хотя бы сложены в одну стопку. Или не в одну.

Я занялась ежедневником, который сразу же привлек мое внимание. Обычно деловые люди заносят какую-то важную информацию именно в подобные записные книжки. Ежедневник по своей сути и был такой записной книжкой. Края обложки от частых прикосновений вытерлись, между листами нашлось множество записок с номерами телефонов, какими-то непонятными мне заметками, цифрами, знаками. Ежедневником явно активно пользовались. Его несколько суток, наверное, надо будет изучать.

Я прислушалась. Никаких шагов за дверью.

Быстро сунув ежедневник в сумку, я поставила ее на пол.

Теперь компьютер. Наклонившись к системнику, стоявшему под столом, я нажала кнопку запуска. Сейчас посмотрим, что же за файлы вы сохранили, Андрей Александрович. Какие такие файлы, какие сведения. Вдруг они и были нужны тому таинственному посетителю, который явился к Костоянцу накануне вашей смерти? Вы же не против, доктор Слепнев? Точно? Вот спасибо.

Экран монитора приветливо подмигнул новому пользователю голубым фоном, который сразу же стал черным. На экране появилось пустое белое поле. Мне предлагалось ввести пароль.

– Не вопрос, – пожала я плечами и подняла с пола сумку, из которой появился на свет ежедневник.

В нем было несколько цифровых комбинаций. Я обнаружила их довольно быстро, они выделялись среди других записей, потому что были обведены синим маркером.

Теперь было нужно выбрать то, что сработает.

Я прекрасно понимала, что у меня не бесконечное количество попыток. Но я не знала, сколько их у меня. Если я ошибусь несколько раз, то вообще не смогу зайти в базу данных.

– А вдруг это буквы? – спросила я вслух.

В ежедневнике нашлись и такие примеры. Я внимательно их изучила. Только одна из записей не походила на бессмысленный набор букв и цифр и была расположена на первом листе ежедневника. Обычно пароли не прячут слишком далеко. Никто же не знает, что это пароль. Кроме хозяина, конечно.

Это было слово «TIM» и четыре цифры, которые очень походили на год рождения.

Сына Слепнева от первого брака зовут Тимофей. Если от сегодняшней даты отнять эти четыре цифры, что не составило труда сделать в уме, то в итоге получаем цифру «18». А Колесников сказал, что Тимофею как раз восемнадцать лет.

Я уверенно ввела в поле пароль. И когда на экране появилась такая, казалось бы, тривиальная фраза «Добро пожаловать», то стало ясно, что я на верном пути.

Люди часто пытаются выкопать очень глубокий ров вокруг того, что должно принадлежать только им. Но используют в процессе ну очень личные инструменты. Слепнев не был исключением. Или мне просто повезло?

Бегло просмотрев все папки с файлами, которых, к слову, оказалось не так уж и много, я не нашла ничего примечательного. Слепнев хранил в компьютере множество статей, сканов, таблиц, которые несли чисто научно-медицинскую информацию. Ничего интересного. Ничего личного.

А вот историю просмотров в браузере я проверила более тщательно. Слепнев, как я уже знала, постоянно совершенствовал свое мастерство. Он посещал столько сайтов, так или иначе связанных со своей профессией, что я невольно зауважала этого человека. Некоторые из них были англоязычными. Немудрено, что он много знал и многое умел – он просто не дал себе шанса пустить корни и увязнуть в писанине, изредка курсируя от своего рабочего места до операционной и обратно. Он постоянно учился, и не из-под кнута, а по собственному желанию.

В его электронный ящик я зашла без труда – он оставил доступ к нему открытым. Нашла переписку с таинственным Майком Строуби, без труда перевела каждое сообщение, и очень этому удивилась. Давно я не пользовалась той частью собственной памяти, в которой «живут» знания иностранных языков. Английским я, оказывается, владела все еще очень неплохо.

На то были причины. Я не особенно часто вспоминала свои школьные годы, но очень неудачную поездку в Великобританию, которую я совершила в рамках одного мероприятия, посвященного истории Великобритании, я запомнила очень хорошо. Ей предшествовал конкурс между школами. Дети-участники должны были ознакомить отборочную комиссию с каким-нибудь литературным произведением, созданным автором-англичанином. Да так ознакомить, чтобы у жюри не осталось сомнений, что ты знал автора лично, чуть ли не жил с ним под одной крышей. Требовалось максимальное погружение в образ. Необходимо было обыграть сюжет, подобрать музыку, а еще выучить отрывок произведения на английском языке. Победителям была обещана награда, из-за которой, подозреваю, все и захотели принять участие. Это была недельная поездка в Лондон во время летних каникул.

Я выбрала роман Нила Геймана «Никогде». В то время, когда мои соперники зубрили что-то из Шекспира, Диккенса или Теккерея, я решила выбрать ту книгу, которой зачитывалась ночами. И оказалась в числе лауреатов.

Вот так в семнадцать лет я впервые ступила на бетонный пол терминала номер пять аэропорта Хитроу в Лондоне. Впереди было семь дней счастья. Во всяком случае, я так думала. Но когда через три дня у меня заболело горло, и еще через сутки поднялась температура, то стало понятно, что у ангины на мои каникулы свои планы. Преподаватель охнула и решила отправить меня домой в сопровождении нашей переводчицы.

Мы чудом обменяли билеты на ближайшую дату, мне строго-настрого наказали улыбаться во время таможенного досмотра, чтобы мой измученный вид не навел пограничников на мысль о том, что я контрабандой пытаюсь вывезти из страны лихорадку Эбола. Сопровождавшая меня переводчица накупила мне утешительную кучу разнообразных конфет и шоколадок прямо в аэропорту. Ей действительно было жаль и меня, и мой испорченный отдых.

– Зато теперь ты знаешь, как пользоваться лондонской подземкой, – утешала она меня. – И кучу фотографий привезешь на память.

Я кивала, стараясь забыть о том, как мне было больно сделать даже глоток воды.

Английский язык я после этого происшествия не забросила. Наоборот, стала относиться к нему как к чему-то личному.






* * *


Все эти воспоминания нахлынули очень некстати. Но если зайти с другой стороны, то, возможно, мне будет легче найти убийцу, имея хотя бы минимальное представление о том, с кем именно переписывался Слепнев. Или Колесников от его имени.

Внимательно изучив контакты другого адресата, я еще раз убедилась в том, о чем мне рассказали Кирьянов и его протеже Виктор. Майк Строуби, как он себя называл, действительно вел переписку из Туманного Альбиона.

Судя по содержимому писем, участники переписки были знакомы и раньше. Это могло означать, что я могла найти в почте и другие их диалоги. Поиск не помог. Папка «Удаленные» тоже была пуста.

Я с сожалением смотрела на экран. Ну надо же! Всего-то нашла то, о чем мне уже рассказали. Но даже то, что я увидела, натолкнуло меня на мысль о том, что зону поиска, скорее всего, придется расширить.





* * *


Перед уходом я позвонила Армену Вагановичу, предупредила о том, что закончила свои дела и собираюсь уходить.

– Мне подождать, пока вы спуститесь? – уточнила я у него. – Или так и уйти, оставив дверь открытой?

– Можно оставить и так, – ответил Костоянц и вдруг передумал: – А знаете, подождите меня, пожалуйста. Я кое-что забыл вам передать.

Я вышла из кабинета Андрея Александровича и присела на стульчик, стоящий около стены. Таких стульчиков здесь было с десяток. Очевидно, когда Слепнев вел прием, все они были заняты.

Ко мне подошел пожилой мужчина, одетый явно не в больничную одежду. На нем была ветровка, а в руках он держал тонкую папочку.

– Здравствуйте, – обратился он ко мне. – Не подскажете, а доктор Слепнев тут?

– Нет, – ответила я. – Извините, кабинет открыт, но там пусто.

– А как к нему попасть на прием? – не отставал мужчина.

– Честное слово, я не знаю. Но можно спросить у медсестры. Вон кто-то в белом халате идет.

Мужчина не был похож на престарелого олигарха. Но Слепнев, возможно, был его последней надеждой.

– Как жаль, что не знаете, – обескураженно произнес мужчина, – а я с работы отпросился, через весь город ехал, чтобы к нему попасть. Знакомая посоветовала, он ее мужа оперировал. У меня вены не очень.

К нам подошел Костоянц. Кажется, он услышал последние слова, сказанные мужчиной.

– Пройдите в конец коридора, – попросил он его. – Там Инна Владимировна Соловьева в кабинете триста двадцатом, она вам все расскажет.

– Но я хотел именно к этому доктору, – мужчина показал рукой на дверь кабинета Слепнева. – Зачем вы меня отправляете неизвестно к кому?

– К сожалению, попасть к Слепневу уже не получится, – ответил Артем Ваганович. – Инна Владимировна сделает все, что возможно. Поверьте, она прекрасный врач. Всех, кто лечился у Андрея Александровича, мы направляем к ней.

– Ладно, – сдался пациент. – Пойду к ней. А то у меня вены не очень.

Мы с Костоянцем посмотрели ему вслед.

– Я вот что хотел, – сказал он, протягивая мне маленький листок бумаги, на котором был написан номер его телефона. – Я бы хотел быть в курсе, если можно.

– Я поняла, – кивнула я и взяла листок. – Обещаю сообщить вам о результатах.

– Кстати, я домой сейчас, – сообщил Артем Ваганович. – Подвезти?

– Спасибо, но я сама за рулем.

Костоянц кивнул. Я попрощалась и пошла к лифту. Мой собеседник кое-что рассказал о Валентине Слепневой, и встреча с ней была бы кстати именно сейчас, на свежую, как говорится, голову.



Уже сидя в машине, я с сожалением заглянула в пустую сумку. Решение не присваивать ежедневник Слепнева далось мне нелегко. Слепнев наверняка хранил там нужную для работы информацию, разные контакты, важные пометки. Позаимствовать такой раритет я сочла неправильным, ведь те, кому он помогал справиться с болезнями, наверняка будут приходить в больницу и после его смерти. Вот как этот мужчина с венами. Ежедневник поможет тем врачам, кто станет замещать Слепнева, в чем-то сориентироваться.

Разумеется, я успела сфотографировать развороты всех страниц, это не заняло много времени. А еще перебросила на свой электронный адрес переписку двух неизвестных. Пусть будет под рукой. Дома познакомлюсь с ней поближе.

Часы показывали половину восьмого вечера. Если потороплюсь, то успею добраться до Валентины Слепневой, пока она не собралась укладывать спать ребенка, которому, как сказал Колесников, было всего три года.

На телефонный звонок Валентина ответила сразу. Помня отзывы о ней бывших коллег и Сергея Викторовича, я мысленно приготовилась к негативной реакции на свою просьбу, но ничего подобного не произошло. Я представилась, извинилась за неурочный звонок, изложила просьбу встретиться с ней лично в удобное для нее и малыша время. И только потом намекнула на то, что нахожусь недалеко от ее дома.

– Приезжайте, – устало сказала Валентина. – Марк все равно будет гульбасить допоздна, потому что днем выспался. Пока будет сам себя утомлять, мы с вами и поговорим. Консьержке я скажу, чтобы вас пропустила.