Холодное блюдо

Запах цветов сменился резким, неприятным запахом, раздирающим ноздри и заставляющим чихать. Ангус находился в состоянии транса, а потому сдержался, соратники же усиленно зажимали носы, но все равно чихали, чихали и чихали…

Когда стены исчезли и солнечные лучи коснулись лиц беглецов, они вначале не поняли, что произошло. И только увидев, что вместо деревянного пола стоят на каменных плитах, а рядом высится сооружение, выкрашенное в черный цвет, сообразили – случилось! Они в другом мире!

И тут же вокруг закричали, завопили, зашумели. Толпа людей в странных одеждах, с лицами, раскрашенными черными, зелеными и красными полосами, начала вопить, люди вздымали руки, в которых сверкали кривые, острые, похожие на серпы клинки.

Ангус ошеломленно посмотрел вокруг себя и с ужасом увидел ряды алтарей, выстроившихся перед прямоугольным, давящим своей черной громадой зданием. На алтарях – обнаженные люди, живые и мертвые. Мертвецов деловито разделывали особые служители – тоже обнаженные, покрытые коричневой коркой, и на головах у них были надеты маски-шлемы, которые устрашающе таращились на мир глазами сказочных чудовищ.

Ангус понял – это был какой-то ритуал, и, вероятно, здание – тот самый храм, который некогда стоял на месте их уютного дома. Тот храм, на камнях которого был построен их дом.

К тому времени, как сидевший на возвышении вызолоченный с головы до пят человек указал жезлом на пришельцев и крикнул что-то гортанным, странно искаженным голосом, Ангус уже творил заклинание. Чутьем видавшего виды человека лекарь ощутил запах беды, что в общем-то было совсем даже несложно. В данном случае не требовался особый нюх – беда пахла кровью, нечистотами, потом и раскаленным железом.

И в этот раз Ангус плюнул на все правила колдования, когда заклинание выходит из тебя медленно и плавно, не причиняя боли и не вызывая разрушений в окрестностях вокруг мага. Он буквально выплеснул из себя заклинание одним толчком, не тратя времени на пассы, как выбрасывает из себя ядовитую пищу отравленный ею человек. Проще говоря, Ангус выблевал заклинание в этот мир, чего такой мир и заслуживал. И даже так, при такой скорости освобождение заклинания заняло секунд десять – страшных, опасных десять секунд, ведь беглецов уже окружила толпа размалеванных, визжащих, вопящих фанатиков.

Леван и Хесс бились, не подпуская толпу к учителю и младенцу. Две девушки неловко, неуклюже, но яростно рубились с наседающей толпой, их короткие мечи, к счастью, оказались длиннее кинжалов «размалеванных».

Леван и Хесс буквально косили дикарей, яростно работая двумя клинками одновременно. На них нападали, их ранили, но Ангус никак не мог им помочь. Он с трудом удерживал концентрацию внимания, его голову разрывала невероятная, лишающая сознания боль, против которой не подействовали бы никакие магические средства. Это было опасно, после такого яростного колдовства он мог лишиться не только памяти, но и самой магии. Но если выбирать между жизнью и всем остальным – Ангус всегда выбрал бы жизнь. Наверное, всегда.

Уже в конце истечения заклинания Ангус руками очертил радиус действия портала, пришлось захватить и часть фанатиков, которые прорвались вплотную к беглецам. Когда жахнули молнии, свидетельствующие о том, что заклинание успешно вышло в мир, беглецы сделали переход вместе с не менее чем десятком озверевших, выпачканных в крови служителей неведомого древнего бога, даже не заметивших перехода. Фанатики по-прежнему стремились убить чужаков, вторгнувшихся на территорию храма!

Здесь так же светило солнце, только храма уже не было. И водопада не было. Но лужайка была. И лес был. И озверевшие «раскрашенные» были. Но недолго были. Два профессиональных убийцы и один чемпион-фехтовальщик с дуэльным мечом против десятка очень даже шустрых, но не очень умелых бойцов – работы на одну минуту.

Через минуту все фанатики, которых захватила сфера переноса, уже лежали на земле, подергиваясь в последних усилиях организма сохранить отлетающую жизнь.

И тут Ангус выпустил меч из рук и потерял сознание.

Очнулся он от ощущения чего-то холодного, льющегося ему на лицо. Ангус открыл рот, вода хлынула в глотку (а это была именно вода), захлебнулся, кашляя, содрогнулся, попытался сесть, дернул руками… но у него ничего не получилось. Руки были связаны за спиной!

Открыл глаза – с трудом, едва разлепив тяжелые, будто чугунные веки, поводил мутным взглядом вокруг, обнаружил, что перед ним стоят несколько человек в незнакомой одежде, никогда до того им не виданной. Блестящие пуговицы, серое сукно – по виду одежда мужчин напоминала какую-то форму.

Впрочем, была и одна женщина – задастая, в обтягивающей бедра серой юбке, едва достающей до колен. Ее куртка была почти такой же, как у мужчин, – с блестящими пуговицами, на которых было что-то изображено. Женщина держала в руках плоскую дощечку с белым листом бумаги и водила по этой бумаге такой же невиданной доселе палочкой, оставляя темно-синие строки.

Люди заметили, что Ангус очнулся, повернулись к нему, и женщина что-то спросила высоким, резким командным голосом. Ангус недоверчиво помотал головой, мол, «не понимаю», и тогда женщина снова что-то сказала, по тону – осуждающе, зло.

Только теперь Ангус окончательно очнулся, посмотрел влево, повернувшись всем телом, и с досадой, болью в душе опознал тело Левана – тот лежал возле него, глядя в небо мертвыми глазами. Тело парня было покрыто кровавыми пятнами, будто кто-то истыкал его копьем или дротиком. Ангус понял – парень защищал своего учителя и пал, как подобает верному телохранителю. Оружия с ним не было.

Снова осмотрелся – женщин не видно, младенца тоже нет. Не было и Хесса. Куда они делись, Ангус понять не мог. И что тут случилось, тоже непонятно.

Ангус попытался встать, но один из мужчин, что стоял возле людей в форме, что-то резко сказал и, когда Ангус, не поняв его, не подчинился его команде, толкнул лекаря ступней в плечо, опрокинув на землю, больно ткнув в бок носком остроносого башмака.

Женщина резким возгласом остановила мужчину, что-то сказала, и тот отошел от Ангуса, сверля его пристальным, злым взглядом.

И снова лекарь осмотрелся. Трупы фанатиков как лежали, так и лежат там, где их застигла смерть. Оружие «серые» собрали, сложили на холстине, выложив рядами. Ножи, мечи, метательные звездочки – все, что носили с собой убийцы, и все, с чем набросились на беглецов фанатичные безумцы.

Увы, чуть поодаль среди трупов фанатиков Ангус рассмотрел платье одной из бывших рабынь. Как она погибла, что с ней сталось, Ангус не видел – тело заслоняли трупы раскрашенных, – но особого смысла в рассматривании и не было. Ее зарезали, без всякого сомнения. Что же еще-то?

Страшно болела голова. Просто ужасно болела! До тошноты! До искр из глаз! До скрежета зубовного!

И Ангус снова потерял сознание – беспамятство накатило так неожиданно, так быстро, что он ничего не смог поделать. В ушах зазвенело, и… мир погас.





Эпилог




– Да ладно?! Врешь, Исмаил! Сказки какие-то!

– Да что сказки?! Какие сказки?! Меня позвали проводить милицию туда, где мы нашли труп туриста! Группа приехала! Менты! Женщина еще – хорошая такая, зад – во! Классный зад! Я бы…

– Тьфу! Опять за свое! Кто про что, а он про зад!

– Да не про зад! Про бойню! Там трупов было – просто море! Вся поляна в трупах! Головы отрубленные! Руки! Ноги! А живые были, да! Бабы две с ребенком, младенцем, да! И два мужика! Один весь изрезанный, еле стоял, а в руках сабли! Там на земле лежал один еще живой – так тот, с саблями, его вроде как охранял, да! Хотели подойти – он кричит, нападает, сержанту саблей как врезал, аж кровь потекла! Ну его менты и уложили! Весь в дырках был! Второй тоже кинулся, так ему в башку засветили – думали, сдох, а он живой оказался! Ох и досталось нам! Таскали и живых, и трупы! Грузовик пришлось идти в колхоз брать! Председатель ругался! Дел, мол, у него нет других, кроме как ментов возить да трупы! В общем, всех в район отвезли. Откуда взялись там – никто не знает! Чудо! Все как с картинки! Как про старые времена! И бабы – в платьях старинных!

– А баб куда дели?

– Сержант повез бабу с ребенком в город – раньше, чем остальных. Ребенок шибко кричал, есть, наверно, хотел. А девка-то ему не мать! Девка молодая! Ну… я так понял. Менты со следачкой болтали, а я подслушал. Только беда потом с девкой случилась. Слыхал, на трассе бензовоз взорвался? Так вот – пьяный угнал, на трассу вылетел, а там их «жигуленок»-«копейка» с бабой и сержантом. И с водилой, что на трассе поймали. В общем – сгорели все. Только младенец остался.


– Чего несешь-то? Как это – все сгорели, а младенец остался! Он что, выпрыгнул, что ли?! Ерунда какая-то!

– А не знает никто! Говорят: может, выкинули его в окно из машины. Ну… перед столкновением! А может, вылетел, когда бензовоз шарахнул. Только живой он был, говорят. «Скорую» ему вызвали! Только это… ты не болтай, понял?! Мне сказали, чтобы я никому не говорил! Там народу с области наехало! Говорят, секретно теперь все! И я тебе ничего не говорил! Молчи, да?! Никому, да?! Я только тебе! Ну, наливай, чего ты… шашлык стынет! Вино – оно не любит, когда его долго ждут! Хорошее вино, да!



Женщина начала осторожно распеленывать младенца, прикрыв дверь фургона, – все-таки холодно, март, снежок выпал, хотя снег в этих местах в это время года редкость. Если только в горах… Но все равно холодно, а тут младенец!

Что-то с глухим стуком выпало из пеленок, и женщина подняла с пола тяжелый кожаный мешочек. Не заглядывая в него, сунула в сумку с лекарствами и тут же о нем забыла. Туда же отправился тугой сверток странной плотной желтоватой бумаги, который за каким-то чертом неизвестный идиот привязал на животе младенца.

В паху младенца лежал странный мох, вроде толстой ваты, – мокрый, само собой. Как и пеленки. Сухих пеленок не было, пришлось закутать младенца в халат, а потом и в демисезонное пальто, потрепанное от многолетней носки. Фельдшер «Скорой помощи» в зачуханном райцентре совсем даже не то, что первый секретарь райкома. Зарплата – дрянь. Дети. Муж пьет – на новое пальто когда так накопишь?

Сдала младенца, пошла пить чай и… вспомнила о мешочке и о свитке. Села на стул, вздыхая от боли в натруженных, со вздувшимися жилами руках, открыла сумку, достала мешочек. Кожа или скорее замша… завязка – хитрым узлом, но ничего страшного, и не такие узлы распутывала после своих сорванцов. Распустила горловину, подставила ладонь и… ахнула!

Золото! Это точно – золото! Мелкие такие монетки, как чешуйки! С копейку размером. Но это золото, точно, без всяких сомнений!

Оглянулась, трясущейся рукой ссыпала монеты назад. Сдать в милицию?! А вдруг решат, что хотела украсть?! Почему сразу не сказала? Забыла? Ага! Попалась!

Да и деньги нужны… сколько здесь? Полкило, не меньше! Хорошие деньги! И новое пальто! И зимняя обувь детям! И дом отремонтировать!

Да мало ли что можно сделать с деньгами, если они есть! А продать не так уж и сложно – через брата. Тесть-то у него ювелир, а ювелиры, они купят, точно купят! На зубы опять же. Кавказцы любят золотые зубы!

Снова, как шпионка в старом дурацком фильме, оглянулась по сторонам и спрятала тяжелый мешочек в карман кофты. Стыдно, конечно, обворовала младенца – но ей-то нужнее! Точно нужнее!

А что за бумага? Может, и в ней что-то есть?! Что-то завернуто?! Деньги?!

Нет, не деньги. Ровные строчки – видно, что писали от руки, красиво так, но на незнакомом языке. Похоже на японский. Или китайский. Или еще какой. Что-то вроде иероглифов. Денег, наверное, стоит… только продавать нельзя. Вдруг кто спросит: а не было ли там еще и мешочка?!

Убрать, от греха. Сжечь! Да, сжечь! Или просто закопать. А что – взять и закопать! Сказала «а», надо сказать и «б», как говорила мама.

Взяла мешочек с деньгами – теперь все, назад дороги нет.

Ольга Викторовна вздохнула и убрала свиток в старую потертую сумочку. Дома решит, что делать с бумагой. До конца смены оставалось всего полчаса. Хорошо бы больше никуда не ездить!

Скорее бы домой… Васька свой процент возьмет – жадный, как черт! Но не обманет. Совести не хватит обмануть. Или обманет? Золото же!

А может, еще кому предложить это золото? Ну его на фиг, Ваську этого…

Дома, все дома обдумает! Сейчас голова не работает, за сутки дежурства – уже никакая.

А ребеночек-то хороший. Здоровый такой, упитанный, крепкий! Жаль, что теперь в детдом пойдет… взяла бы себе, но куда? Своих бы прокормить…

Домой, скорей бы домой!



– Типичный случай амнезии. У одного – от удара пули, у другого… хм… непонятно от чего, скорее всего – тоже был удар. Есть припухлость, гематома, так что… Голова – предмет темный. Никто до конца не знает, что в ней происходит. Да и вряд ли узнает. Итак, пишите: мужчина, возраст предположительно тридцать – тридцать пять лет. Хорошо развит, мускулист. На всем теле следы давно заживших ран. Хм… такое ощущение, что его вначале пропустили через мясорубку, а потом освежевали! И откуда таких тащат?! Небось военный какой-нибудь. Или гонщик. Или… да чего гадать?

Врач помолчал, затем продолжил:

– Второй мужчина, лет двадцать пять – тридцать, тело мускулистое, сухое, как у спортсмена. Следы старых ранений, но не столько, как у его… хм… напарника. Крепкий парень, да. Ранение головы, сделана трепанация черепа. Послеоперационный период перенес хорошо. Прогноз положительный. Увы, оба ничего не помнят, и вообще – просто два овоща. А было бы интересно расспросить их о том, кто они и откуда взялись. Мне тут намекнули кое-что… но ты это не записывай! Потом расскажу. В общем, продолжать колоть уколы, наблюдать… человеческий организм штука непредсказуемая, иногда случается такое чудо, что и не поверишь! А пока – пусть лежат в лечебнице. Кстати, курирующие органы очень просили хорошенько за ними понаблюдать, учти. Ну все, пойдем.

Коллега, что думаете о пациентах? Только не здесь – пойдемте, я вас угощу хорошим армянским коньячком! Помогает мыслительному процессу, уверен! Верочка, сооруди нам бутербродиков! Гость проголодался. Нечасто к нам приезжает светило психиатрии! Не хочу, чтобы про нас говорили, будто мы негостеприимные невежи!



Младенец улыбнулся, протянул ручки, и сердце женщины растаяло. Ее жесткое лицо сильной, «стальной» женщины расслабилось, стало мягким, добрым, каким и бывает у мамы, увидевшей свое любимое чадо после мучительной разлуки.

– Сынок! – улыбнулась она и прижала к себе теплый, пахнущий аммиаком комок. – Сыночек! Никому тебя не отдам! Никому! Оформляйте – я его забираю! Что значит – не так быстро?! Формальности беру на себя. Вам ведь звонили насчет меня? Ну и вот. Давайте документы! Быстрее! Нам с сыном пора ехать домой!





Конец книги