И дети их после них

– Вы в порядке?

– Ага.

Потом, вдруг посерьезнев, он наклонился к ним:

– Знаете, из этих Буали я знал главным образом кузенов, когда работал в «Эскаль». С Саидом мы вместе сидели. Ну перекинулись парой слов раз-другой, вот и все. А с малышней – вообще ничего. Я же теперь тихо сижу.

Не переставая говорить, он принялся шарить под столиком. Там были кучей навалены фильмы, журналы, упаковки из-под жратвы, детский рожок с прокисшим молоком на дне. Кузены переглянулись. Они уже жалели, что пришли.

– А, вот!

Маню нашел что искал – металлическую коробочку из-под резиновых заплаток для шин. Он открыл ее, и на столик выпали два грамма кокса, комковатого, с розовым оттенком. Антони раньше никогда его не видел. Во рту у него пересохло. Маню уже готовил три ровные дорожки. Для этого он использовал игральную карту – восьмерку бубен.

– Эй, Маню, мы не будем. Это реально круто, но нам надо идти.

Пес открыл наконец пасть и зевнул. Увидев, чем занимается хозяин, он вскочил и весело отряхнулся. Сердце у Антони захлестнула жалость. Собачонка стояла на трех лапах, четвертая была лишь почерневшим обрубком. Он смотрел, как песик скачет вокруг хозяина. Тот смочил палец, взял немного кокса и подставил псу, который жадно всё слизал. И даже залаял. Маню засмеялся, призывая кузенов в свидетели.

– Умора, а?

– Ага, – проговорил Антони.

– Серьезно, Маню, – снова попытался возражать кузен. – Мы пойдем. У меня еще дело есть.

– Да ладно вам. Смотрите, даже пес это употребляет.

Гранд свернул в трубочку стикер для заметок и вдохнул свою дорожку кокса. Сантиметров десять, не меньше.

– Теперь вы.

Он протянул стикер Антони. С того буквально текло.

– Погоди, – сказал кузен, – мы…

– Ну, задолбали.

Тем временем дворняжка, рыча, со страшной скоростью крутилась в корзинке в надежде ухватить себя за хвост.

– Вот сукин сын! – воскликнул Маню.

Он ржал, песик крутился все быстрее, ребята не верили своим глазам.

– Ладно, успокойся, – сказал Гранд. – Оп! – Он звонко шлепнул пса по заднице, тот заскулил и улегся. – Каждый раз одно и то же. Просит попробовать, а потом превращается в полного придурка.

Он вернулся к гостям, несколько раз шмыгнул носом, улыбнулся, демонстрируя свои синтетические зубы. Антони показалось, что эта физиономия что-то ему напоминает. Ну да, Верховный Инка из «Семи хрустальных шариков»[9].

– Блин, ну жара!

Маню скинул футболку и запустил ею в угол. Без нее он оказался тощим, как вобла. Даже в сидячем положении на брюхе не было видно ни одной складки. Он снова с неумолимой настойчивостью подъехал к Антони:

– Ладно, давай, поехали. Пора, приятель. Ну! Вдыхай, быстро, одним махом – рррраз!

Антони опустился на колени перед столом. По лбу у него струился пот, грудь сдавило: вот-вот отрубится!

– Вот увидишь: тебе сразу станет хорошо.

Мальчик вставил трубочку в нос, с силой втянул в себя воздух. Когда он снова выпрямился, страх исчез. Дело сделано. Он даже гордился собой.

– Эге! – сказал Гранд. – Ну как?!

Антони часто моргал. Он ничего не чувствовал, только раздражение слизистой носа. Он сопел. Потом ущипнул себя за нос большим и указательным пальцами. Улыбнулся. Провел кончиком языка по губам.

– Во блин.

Гранд прыснул со смеху.

– Видал?!

Паренек не сумел бы описать свое состояние. Ничего общего с бухаловом или косяками. Он чувствовал себя хозяином своей судьбы, тонким, острым, как скальпель. Сейчас он смог бы сдать выпускные экстерном. И Стеф вдруг стала казаться ему невероятно доступной.

Кузен тоже проделал все что надо. Когда он поднял голову, на лице его сияла улыбка. Все изменилось, ребята очутились где-то в другом месте, очень даже неплохом, надо сказать. И это было чертовски приятно.

И тут понеслось.


Маню сделал еще три дорожки, потом достал бутылку пастиса и разлил его в большие стаканы со льдом. Антони все говорил-говорил-говорил со страшной скоростью о смысле жизни, о коксе, благодарил Гранда, он так рад, что он здесь, правда, это круто, он с удовольствием повторил бы, решился он сказать. Не переставая болтать, он наслаждался ясностью своей речи, точностью – до миллиметра – формулировок, невероятной быстротой мыслей. Разговор казался ему чем-то вроде катания на коньках. Феноменальное ощущение скорости, особенно на поворотах.

Вскоре Антони скинул футболку. Кузен скрипел зубами. В конце концов и он остался по пояс голым. Маню захотел дать им послушать одну вещь. Он долго искал ее, щелкая клавишами на своем музыкальном центре, нажимая то на перемотку, то на «Play». На самом деле он искал одну композицию Дженис Джоплин, где она умоляла Бога подарить ей «Мерседес-Бенц», но она была где-то на другой кассете, и в конце концов он бросил это дело. В какой-то момент Антони взглянул на часы и удивился, увидев, что было только три с минутами. Ему-то казалось, что они тут уже черт знает сколько торчат. Пес снова уснул. Антони спросил, что у него с лапой.

Маню, вдруг помрачнев, уселся в кресло и принялся прижигать окурком вьющиеся волоски у себя на пупке. В комнате противно запахло паленым.

– Несчастный случай.

– Машина?

– Нет. Один придурок на тусовке. Пес уснул на диване. А тот идиот уселся на него.

– О, черт…

– Сломал ему лапу в четырех местах. Мне никто ничего не сказал. Пока я понял, в чем дело, время ушло. Пришлось резать.

– Ужас…

– Он несколько часов скулил, бедный зверь. Никто даже задницу не приподнял.

Он курил, так глубоко затягиваясь, что слышно было потрескивание табака в сигарете. От его рассказа все переменилось. Присутствие бедной псинки как будто мешало им наслаждаться жизнью. Голова у Антони отяжелела. Он увидел, как кузен снова натягивает футболку.

– Тебе правда хочется получить назад свой байк?

– Чего?

Гранд не сразу ответил, наслаждаясь произведенным эффектом. Он еще раз глубоко затянулся, втянув щеки и вращая круглым глазом. Ворон.

– Байк твой. Если это правда Хасин его стырил, выбор у тебя, прямо скажем, небольшой, приятель.

Он встал и прошел на кухню. Ребята услышали, как он роется под раковиной. Когда он вернулся, покачиваясь и то и дело опираясь плечом о стенку, в руках у него был пакет. Он бросил его в их направлении, но не рассчитал, и пакет тяжело грохнулся на пол.

– Давай. Смотри.

– Это что? – проговорил кузен.

– А ты как думаешь?

Форма пакета действительно не оставляла больших сомнений относительно его содержимого.

– Ну, давайте.

Антони встал, поднял сверток с пола, развернул старую газету. Под ней оказалась еще тряпка, в которую был завернут пистолет. Это был «MAC 50». Он взял его обеими руками и стал рассматривать. Красота. Просто супер.

– Он заряжен, – сказал Маню.

Пушка и правда впечатляла – своей массивностью, размером вкрученных в ручку винтов, ощущением надежности и, если уж на то пошло, своей рудиментарностью. Антони провел пальцем по канавкам выбрасывателя. Кузен встал, подошел посмотреть и тоже потрогал пистолет.

– Покажи.

Антони нехотя отдал ему игрушку.

– Тяжелый.

Гранд снова уселся в кресло и курил очередную сигарету. Казалось, что ему вот-вот станет худо. Он попытался улыбнуться и небрежным жестом стряхнул пепел в пустоту.

– Хорошая штука. Знайте мою доброту.

Кузен положил пистолет обратно на столик. Антони жалел, что сам не прихватил его. Ему хотелось этого просто до чесотки. Интересно, каково это, когда у тебя есть такая хреновина. Такая дополнительная возможность в руках.

– Мы пойдем, – проговорил кузен.

– Да? И куда это ты пойдешь?

– Ладно, Маню…

У Гранда под глазом бешено билась жилка. Одним щелчком он запустил окурок через всю комнату.

– Ну ты наглый, сучонок…

Кузен знаком велел Антони пробираться за ним к выходу.

– Приперся ко мне, пьешь мое пиво, нюхаешь мой кокс на халяву. Ты вообще, что о себе думаешь? А?

– Слушай, – сказал кузен, умиротворяюще подняв руки, – все было клево, но нам надо идти.