И дети их после них

С тех пор его жизнь странным образом изменилась. Иногда по утрам он чувствовал себя еще более уставшим, чем накануне. А ведь он вставал все позже и позже, особенно в выходные, мать от этого просто бесилась. Когда приятели доставали его, он сразу лез в бутылку и набрасывался на них с кулаками. Ему все время хотелось бить, крушить, чтоб самому стало больно, чтоб головой об стенку. Он ехал кататься на велике с плеером в ушах, по двадцать раз слушая одну и ту же песню. Есть же где-то такая страна – Калифорния, уж там люди точно живут стоящей жизнью. А у него прыщи, рваные кеды да еще этот чертов глаз. И предки командуют – житья не дают. Конечно, он в гробу видал их приказы и плевать хотел на их авторитет. Но все равно, такая жизнь, как там, была ему недоступна. Но и так, как его предок, он жить не будет: сидеть целыми вечерами, надираясь и пялясь в телик, или ругаться с женой, которой он до лампочки. Где же она, эта настоящая жизнь, блин?

Шагая, Антони естественным образом вышел на окраину города. Далеко-далеко простирался тоскливый ландшафт – холмы да пожелтевшая трава. Вон останки брошенной тележки из супермаркета. Человеку с воображением это может показаться романтичным. Но Антони был другого мнения. Он собирался уже поворачивать назад, когда заметил Стеф.

Сердце его тут же пустилось вскачь.

Она шла совершенно одна по тропинке, ведущей к новому скейт-парку. С такого расстояния можно было только догадываться, что это она. Но конский хвост, эта попка – нет, никаких сомнений. Ее догонял мотоцикл – медленно, подскакивая на ухабах, с характерным «блеянием». Это был тот придурок, Ромен Ротье, за рулем своей крошечной «Чаппи».

Стеф остановилась, поджидая его. Расстояние между ними становилось все меньше. Антони стало противно, он догадывался, что будет дальше.

Но получилось все наоборот. У Стеф явно не было никакого желания трепаться с этим идиотом, и их разговор закончился, не начавшись. Девушка продолжила путь, но тот ничего не хотел знать. Он поехал за ней, лавируя, поигрывая акселератором, чтобы оставаться на ее уровне, то уезжая вперед, то возвращаясь и преграждая ей дорогу. Смотреть на это и то было противно. Когда он начал сигналить, Антони не выдержал и, опустив голову, побежал к ним.

Он и не думал, что расстояние окажется таким большим. Чтобы добраться до этой парочки, ему пришлось бежать почти минуту, так что они успели его заметить. Прикольная картина: по пересеченной местности на них во весь опор несется какой-то мощный приземистый тип – сплошные плечи! Ромен поставил «Чаппи» на подпорку, взял шлем за ремешок – мало ли что может случиться. Стеф видела, что он действительно встревожен. Интересно, подумала она, а что, если Антони с ходу вцепится ему в горло? Похоже, это не исключено. Наконец тот добежал, запыхавшийся, весь в пыли. Улыбается.

– Чего тебе тут надо? – скривив рот, спросил Ромен.

Антони, уперев руки в бедра, пытался восстановить дыхание. К тому же он стоял лицом к солнцу и почти ничего не видел. Но несмотря на это, он сразу понял, что Стеф только что плакала. У нее было совершенно опрокинутое лицо, вокруг покрасневших глаз – черные тени.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Ага.

– Есть проблема?

– Да нет. Все в норме.

В ее голосе слышалось раздражение. Заметив это, Ромен повеселел.

– Ты что о себе думаешь, циклоп? Что ты ей нужен, что ли?

– Что ты сказал?

Последовала дальнейшая перепалка в том же духе, типа «а ты кто такой» и «за кого ты себя принимаешь». Ромен сделал два шага в сторону Антони: чувствовалось, что мысль влепить ему шлемом по морде уже почти сформировалась у него в голове. Антони же только этого и ждал. Но Стеф пресекла это в корне.

– Вы меня достали! Оба! Я ухожу.

Они увидели, что она действительно уходит, оставляя их одних, с их фанаберией и при полном отсутствии зрителей. Вообще-то, не слишком весело. Ромен надел шлем.

– Повезло тебе на этот раз.

Он подошел к своему байку, показал Антони палец и укатил, так же, как и приехал: тыр-тыр-тыр-тыр-тыр. Потом шум стих, Ромен тоже скрылся в тощем облачке пыли.

По ту сторону пустыря виднелись неподвижные волны «зоны», задыхающейся от мертвого штиля. Солнце, скользя по небу, окрашивало долину в роскошные золотисто-коричневые тона. Фигурка Стеф стала совсем маленькой. Мальчик решил, что пойдет вслед за ней. Он не собирался догонять ее, просто проводит немного. Он молча сопровождал ее, стараясь, чтобы между ними сохранялась дистанция метров в сто. Вскоре девушка заметила, что идет не одна. И остановилась как вкопанная. Антони пришлось подойти.

– Что ты делаешь?

– Ничего.

– Зачем ты за мной идешь?

– Просто так.

– Ты хочешь мне что-то сказать?

– Нет.

– Ты что, извращенец?

– Да нет.

– Тогда что?

– Да ничего.

Тем не менее он продолжал идти следом. Стеф все больше чувствовала усталость, подавленность. Ей совсем не хотелось, чтобы ее увидели в городе рядом с этим олухом. Но и оказаться дома совсем одной ей тоже не хотелось. В сгущавшихся сумерках ею овладела смутная тревога. Теперь они шли вдоль шоссе на Этанж. Стеф шагала по обочине, по сухой траве. Он шел метрах в тридцати сзади. Она опять подпустила его ближе.

– Сколько ты еще собираешься таскаться за мной? Не надоело? Делать, что ли, нефиг? – Он пожал плечами. Теперь она говорила беззлобно, скорее поддразнивала, чем что-то еще. – На что ты надеешься, в самом деле?

– Ни на что. Поговорить хотел, и все.

– И часто ты так преследуешь девчонок?

– Никогда.


– Ты хоть понимаешь, что тобой только детей пугать, а?

Он постарался, чтобы его улыбка выглядела успокаивающе.

– Я не хотел пугать тебя.

– Ага… Ну ладно.

Казалось, она что-то ищет в окружающем ландшафте. Она столько раз бывала в этом месте – пешком, на велике, на скутере, на автобусе, на тачке, что знала долину как свои пять пальцев. Как и все местные ребята.

Жизнь здесь состояла из сплошных маршрутов. Все куда-нибудь ехали или шли – в школу, к друзьям, в город, на пляж, выкурить косячок за старым бассейном, на свидание в парк. То домой, то из дома, то же самое со взрослыми: работа, магазины, любовница, техосмотр, кино. Любое желание – это расстояние, любое удовольствие – литры бензина. Даже мысли у местных жителей напоминали автомобильную карту. И воспоминания были главным образом географические. У Стеф мелькнула мысль.

– Как тебе насчет выпить?

Они вернулись немного назад и пошли по извилистой, обсаженной деревьями дороге, поднимавшейся к «бельведеру». Вдоль нее стояли симпатичные домики, недавно построенные теми, кто ездил пахать в Люксембург. Чем ближе к вершине холма, тем растительность становилась гуще, а дорога тенистее.

Стеф и Антони шагали рядом, касаясь друг друга локтями. Мало-помалу ноги у них стали уставать от подъема. Они молчали. Антони был доволен. Он ведь так мечтал об этом.

Вскоре показалась установленная на самом верху фигура Мадонны. Чудище благочестия, водруженное здесь на деньги семьи Вендель, оберегало сон рабочих с высоты своих десяти метров. Прошло уже несколько десятилетий, а она все так же благословляла Эйанж, раскинув руки и склонив голову. И все же, когда ты стоял у самых ее ног, это производило впечатление.

– Ее в войну задело снарядом, – сказал Антони.

– Знаю я, – ответила Стеф.

Эту историю знали все. Стеф велела ему подождать пару секунд и забежала за цоколь. Мальчик поднял глаза на доброе лицо статуи, на тяжелые складки ее одеяния, на гладкий металл, где ржавчина уже начала свою небыструю подрывную работу. Когда Стеф вернулась, в руке у нее была бутылка водки.

– Это что?

– А мы здесь как-то недавно бухали. Оставили бутылочку.

– Круто.

Она отвинтила пробку, хрустнувшую как новая, и поднесла бутылку к губам.

– Фу, теплая, – сказала девушка, скривившись.

– Дай-ка мне.

Антони тоже сделал глоток. И правда, жуткая гадость.

– Правда мерзость?

– А то.

– Дай сюда бутылку.

Стеф влила в себя хорошую порцию и пошла к карте-схеме долины в виде круглого столика, установленного прямо над пропастью. Она вскарабкалась на него и уселась, свесив ноги и любуясь пейзажем. Антони в один прыжок оказался рядом с ней. Она уже протягивала ему бутылку.

– А все-таки это неплохо помогает.

– Ага.

Вдали, извиваясь и искрясь, текла Энна. В долине и правда становилось поздно. В косо падающем свете угасающего дня на лице Антони стали видны дефекты кожи, пушок на верхней губе, прыщик у носа. На шее у него билась жилка. Он повернулся к Стеф. Оба они ничего из себя не представляли в этом пространстве, которое и само-то было не бог весть чем. Приток большой реки пересекал долину, где люди построили шесть городов: деревни, заводы, дома, семьи и обычаи. Волнистый пейзаж был затянут покрывалом из аккуратно сшитых между собой геометричных лоскутков пшеничных или рапсовых полей. Между ними бежали остатки лесов, подбираясь к деревушкам, окаймляя серые дороги, по которым проезжало по десять тысяч фур в год. То тут, то там посреди ядовито-зеленой лужайки торчал одинокий дуб, похожий на вздувшуюся кляксу.

В этой долине люди богатели, строили себе высокие дома, бросая вызов окружающей действительности. Детей пожирали волки, войны, фабрики. И вот теперь Антони и Стеф стояли тут и определяли ущерб. Под кожей у них пробегал невинный холодок. А в угасшем городе, сокрытая ото всех, продолжалась история, в которой под конец обязательно будут противоположные лагеря, выбор, политические движения и битвы.

– Давай дружить…

Стеф чуть не расхохоталась, но ее остановил серьезный тон мальчика. Он, не мигая, смотрел на пейзаж, упрямый и красивый. Водка сделала свое дело, и он больше не казался Стеф таким уж маленьким. И потом она успела привыкнуть к этому лицу, которое в профиль выглядело не таким ассиметричным, как анфас. У него были длинные темные ресницы, черные взъерошенные волосы. Она забыла о бдительности. Почувствовав, что на него смотрят, мальчик повернулся к ней. Снова стал виден его полуприкрытый глаз. Она смущенно улыбнулась.

– Почему ты так говоришь? – спросила она.

– Не знаю. Ты красивая.

Свет угасал. Главное – не возвращаться домой. Антони решил, что сейчас возьмет ее за руку. Угадав это, она немного отстранилась.

– Ты где живешь?

Он показал ей жестом.

– А ты?

– Там.

Она смотрела на плотные ряды крыш, на переплетение жизней, там, в ложбине под мостом. Она бывала здесь сто раз, знала эту панораму как свои пять пальцев и сразу находила нужные ориентиры. Понимая, как мало всего этого для жизни.