И дети их после них

Парикмахер присвистнул от удивления.

– Новых франков?

– Ну да…

– Нет, но все-таки, кто его знает…

– Ладно-ладно.

Патрик вынужден был согласиться, что это не так уж плохо. Вот уже почти год он отправлял в эту копилку деньжата, сэкономленные на выпивке. Со временем получилась кругленькая сумма. Остальные двое смотрели на него с братской любовью в глазах и чувством выполненного долга. Друзья-приятели.

– Это дело надо отметить, – сказал парикмахер, поднимая стакан.

Патрик насмешливо покачал головой: шутник!

Первое время Патрику и правда было хреново. Хуже и представить нельзя. Алкоголь со временем становится как бы отдельным органом, таким же, как остальные, во всяком случае не менее необходимым. Он сидит где-то там, внутри, глубоко, в самом сокровенном месте, делает свое дело, как сердце, как почки, как кишки. Покончить с ним – это как ампутировать какую-то часть себя. Патрик выл волком. Буквально кричал по ночам. Часами сидел в горячей ванне, стуча зубами. А потом, после двух месяцев головных болей, разбитости и ночной потливости, вдруг в одно прекрасное утро он проснулся и понял, что «этого» больше нет. Все изменилось, от него даже по-другому стало пахнуть.

Попутно он нажил приличное брюшко – из-за сладкого, но у него улучшился сон, а по утрам вернулась эрекция. Он по-новому взглянул на свое тело, оценил свои прибыли и убытки. К примеру, теперь, вставая с кровати, он не чувствовал себя таким разбитым, как раньше, зато лишился этих дивных приливов энергии, которые бывали у него после первой рюмки: зальешь горючего в топку, все внутри загорится огнем, и ты снова как молодой.

Но, в сущности, проблема безалкогольной жизни была вовсе не в этом. Время. Скука. Тягомотина. И люди.

Патрик пробуждался от двадцатилетнего сна, во время которого ему снилось, что у него есть друзья, общие интересы, политические мнения, вообще – общественная жизнь, ощущение собственного «я» и своей значимости, уверенный взгляд на целую кучу вещей и, наконец, люди, которых он ненавидел. Правда, три четверти времени он бухал. Теперь, на трезвую голову, от всего этого не осталось и следа. Приходилось начинать жизнь заново. И тут же четкость черт стала жечь ему взгляд, а еще эта тяжесть, эта человеческая масса, эта грязь – ты тонешь в ней, она забивает рот, – этот водоворот взаимоотношений. Выжить среди чужой правды – вот что труднее всего.

Так что в первое время он замкнулся, уединился дома, в своей квартирке на окраине города, которую снял наспех после разрыва с женой. Он решил тогда, что сначала оформит развод, а потом найдет себе что-нибудь получше. Прошло полтора года, но он все еще жил там. Целыми днями он бродил, как ломовая лошадь: ему было так же тяжело и непонятно, его переполняла та же сила, которую некуда было приложить. Время от времени, стоя перед зеркалом в ванной комнате, он стискивал обеими руками живот. Все ему было противно, все злило: дороговизна жизни, Антони, делавший глупость за глупостью, эта сучка жена и много-много чего другого. Но больше всего его мучали мысли о собственной загубленной молодости, которая прошла в сточной канаве.

Наконец он купил себе велосипед, сделав таким образом первый шаг на пути к лучшей жизни. Это был тот еще геморрой: гаража у него не было, приходилось держать машину дома, в однокомнатной квартире, и без того полной под завязку. Но теперь, по крайней мере, он выезжал на прогулку. Ехал вдоль канала, встречал других велосипедистов. Садился на парапет, смотрел, как течет вода. Это скучное занятие было для него наслаждением. А еще ему удалось, слава богу, найти себе новую работу. Тогда-то ему и пришла в голову мысль о копилке. Каждый день он клал туда две-три монеты, которые раньше уходили у него на выпивку. И вот, за десять месяцев накопилось больше пяти тысяч франков, неплохая сумма.

– Ну как? Ты уже решил? Что ты будешь делать с такой кучей денег?

– А! – проговорил Патрик, театрально махнув рукой.

Как будто остальные не знали этого.

Тыльной стороной ладони хозяин сгреб с прилавка деньги, и все пять тысяч вернулись обратно в банку из-под сливового варенья. Отяжелевший от металла сосуд он водрузил на прилавок, как башню, под носом у всей троицы.

– Так что, отметим такое событие или нет? – снова поинтересовался парикмахер, стакан которого так и оставался пустым.

– Отметим, – великодушно согласился Патрик. – Налей ему.

– Во, так-то лучше.

Потом, обернувшись к Намюру, Патрик спросил, не хочет ли и тот выпить. Намюр не отвечал. Он все еще читал. Сидевший у него на коленях маленький спаниель кинг-чарльз пристально, строчка за строчкой, следил за ним, дожидаясь, когда же хозяин перевернет последнюю страницу.

– Сделай ему тогда кир[22].

Патрон налил парикмахеру, а Патрик отнес кир Намюру. Сам он ограничился крепким черным кофе.

Летом в «Эскаль» народу было мало. Это была забегаловка для школьников с мини-футболом, двумя пинболами и бесконечной терпимостью по отношению к малолеткам, просиживавшим по три часа за чашкой кофе с сэндвичем и стаканом воды. Совсем рядом – лицей Фурье, лучшая школа города. В полдень здесь готовили сэндвичи. На барной стойке стояли автомат с орешками и таксофон. Все тут было старое, в коричневых тонах, с табуретами, цветной мозаикой на полу, большим зеркалом, комнатными растениями, кругом пластик, латунные планки и духота. А главное – никакой музыки, поскольку хозяйка страдала шумом в ушах. Ну и чистота – как в операционной. Каждый год в августе владельцы закрывали свое заведение на целый месяц и уезжали на родину, в маленькую знойную деревеньку в районе Коимбры, где отдыхали, переваривая умопомрачительные обеды и не менее выдающиеся ужины тетушки Бруны. Возвращались они оттуда помолодевшими, набравшими по пять кило каждый и почти черными. На данный момент в «Эскаль» было пусто, сквозь стекла витрин виднелись редкие машины, помещение Кассы социальной помощи напротив и то, что оставалось от «Паласа» – кинотеатра, закрытого из соображений безопасности. На стене его медленно разлагалась афиша последнего демонстрировавшегося там фильма. История дальнобойщика – чемпиона по армрестлингу с Сильвестром Сталлоне. Тишину нарушил голос Намюра. К этому все привыкли. Прислушались.

– Лев. Прилив энергии, сегодня все в ваших руках. Любовь: вас ждет приятное удивление. Семейная жизнь: умейте удивлять сами. Работа: в погоне за удачей вы можете пропустить главное.

Каждое утро, дочитав номер местной газетенки до последней страницы, он зачитывал вслух гороскоп, начиная со Льва. Это был знак его песика. Дождавшись Овна, парикмахер задал наконец вопрос, давно вертевшийся у него на языке:

– Ну и куда ты теперь отправишь свою жену, с такими деньжищами-то?

– Она мне больше не жена, – сказал Патрик.

– Это верно.

Патрик и сам себе задавал такой же вопрос. Он сказал:

– Посмотрим с девицей из бюро путешествий.

– Пяти тысяч тебе и до Сицилии хватит.

– Там видно будет.

Патрик взглянул на настенные часы, висевшие между вымпелами «Бенфики». Он встал: пора.

– Ладно, господа хорошие…

– Привет, – откликнулись патрон и парикмахер.

– До скорого.


– Хорошо потрудиться.

Патрик взял банку с деньгами и, пожелав всем хорошего дня, вышел из кафе. Копилка была тяжелая – кило пять-шесть, но в любом случае, легче мучившего его постоянного чувства вины. Уже в дверях он с удовольствием отметил, что Намюр, не ломаясь, все же выпил свой кир.

Он вышел на улицу и поспешил в «Дистрикан». Он бодро шагал, время от времени поглядывая на часы и позвякивая зажатой под мышкой «кубышкой». Когда он вошел в офис, Каро была уже там, перед кофеваркой, которая утробно ворчала, наполняя все помещение одуряющим ароматом. Она налила ему кофе и сорвала с пробковой доски приколотый к ней наряд.

– На, это тебе.

Патрик заглянул в бумагу, дуя на обжигающий кофе. Свою банку он поставил на стол, за которым обычно обедали сотрудники. Каро разглядывала необычный предмет, не решаясь к нему прикоснуться.

– Вы серьезно? – спросил Патрик.

– Ну да, вот так как-то, – отозвалась прагматичная Каро.

– Вы серьезно.

Те же слова, произнесенные другим тоном, прозвучали гораздо значительнее. Каро извинилась. Теперь это была сама любезность.

– Зайчик, у нас недокомплект штатов. Июль на дворе. Что ты хочешь, чтоб я тебе сказала?

– Ага. У вас круглый год лето.

– Слушай, ворчи не ворчи – это ничего не изменит.

Патрик подсчитал. Тринадцать контрольных точек и почти тридцать машин. Главное, и больницу они ему вписали. А там автоматов – пруд пруди, на каждом этаже, в каждом углу. Работы на все утро. Он взглянул на часы, вздохнул, взял наряд и пошел к выходу. Каро окликнула его.

– Эй! А копилка?

Со всеми этими делами он чуть не забыл. Каро держала банку двумя руками. Прежде чем передать ее ему, она звякнула монетами, словно пытаясь на слух определить общую сумму.

– И сколько там? Ты что, в лотерею выиграл?

– Не трогай, – сказал Патрик, стараясь удержать все сразу – и накладную, и бабки, и кофе.

– Да погоди ты, – отозвалась Каро. – Чего дуться-то? Не я же работу распределяю.

– Именно ты.

– Я выкручиваюсь с тем, что имею. Чего ты от меня хочешь?

Патрик хотел сказать ей пару ласковых. Но слов не находил. А время шло.

– Лучше бы взял свои бабки да пригласил меня в ресторан, – игриво сказала в конце концов Каро.

Патрик взглянул на нее. А в сущности, почему нет? Это мысль. Красавицей ее, конечно, не назовешь, но в свои сорок с хвостиком она была еще вполне. Ему нравились ее естественность, обтягивающие джинсы, нравилось это сочетание кокетства и порядочности в ее манере держаться. Она принадлежала к той категории женщин с ногами, которых зимой и не замечаешь, зато с наступлением теплых деньков, в юбочке да на каблучках, они преображаются. Патрику нравились эти «эпизодические сексапилки» с их весенним задором, возвращавшиеся к жизни, будто ласточки по весне. Кроме всего прочего, эта трудяга умела понять и начальство, и клиентов, не дорожила своим временем и всегда была готова оправдать другого. Очевидно, ей просто не хватало воображения, чтобы критиковать существующий порядок вещей.

Она растила двух дочек, Нину семи лет и Софию пятнадцати. И вот уже пять лет не получала прибавки к жалованью.

– Ну как? – спросила она.

– Что?

– Ты меня приглашаешь?

– Нет.

– А эти бабки? Зачем они?

– Сюрприз.

– Мне?

– Ага, как же.

– Ну давай, чао. Ты уже опаздываешь.

Он уже выходил за дверь, когда она добавила:

– Каскетку не забудь надеть.



Каждый раз, открывая автомат, Патрик должен был достать из него деньги, протереть внутри губкой, пополнить запас банок, бутылок с водой, пакетов с чипсами и мини-кексами «Папи Броссар», а также шоколадных батончиков. Все автоматы были оборудованы магнитными идентификационными картами. Он отмечался на каждом при помощи сканера, висевшего у него на поясе. Дома ему достаточно было подключить устройство к телефонной линии, чтобы вся эта ценнейшая информация отправилась прямиком в базу данных, которой «Дистрикан» пользовался для организации обслуживания клиентов и для выписки счетов. Кроме того, эта же информация позволяла определять скорость работы, выявлять простои, оптимизировать рабочий цикл, рационализировать нагрузки и увольнять нерасторопных сотрудников.