И дети их после них

Он дал ей презерватив и, пока она возилась, открывая упаковку, просунул руку ей за спину, провел ладонью по ягодице и нащупал пониже припухлость ее «киски». Сквозь ткань трусиков он ощущал пришедшую в движение плоть девушки. Отодвинув трусики, он проверил: там все бурлило и пенилось. Лицо Стеф скрывали волосы. Но он и так угадывал ее наслаждение по тому, что происходило с ее животом, по румянцу, залившему щеки. Пальцы у него стали мокрыми. В конце концов она достала презерватив из пакетика, зажала его губами, схватила обеими руками трусы и разорвала по шву.

– Спусти джинсы, – сказала она.

Он выгнулся, чтобы отлепить зад от сиденья, и стянул вниз штаны.

– Тихонько, погоди, – сказала Стеф, почти упираясь головой в потолок. – Не двигайся.

Он не мог видеть ее лобок, но чувствовал не слишком приятное покалывание волосков на члене. Было безумно жарко. Она надела ему презерватив, без особого труда, несмотря на темноту, защемив резервуар, как пишут в учебниках. Потом она резко приподнялась, и он очутился внутри. Словно нырнул, но это ощущение длилось какую-то долю секунды. Опустившись снова, навалившись на него всей тяжестью, отверстая, грузная, она приняла его в себя всего, связала руками, рассыпала ему по лицу волосы. Они набились Антони в рот, он даже дунул, чтобы выплюнуть прядь. Он едва мог шевельнуться. Она держала его в своем теле, как в горсти.

Вдали снова послышался мотоциклетный шум. Во тьме он казался чудовищно пронзительным, как визг зубоврачебной бормашины. Стеф теснее прижалась к нему.

– Не двигайся, – сказал он.

Она не ответила. Тогда он обнял ее.

Ей было страшно. Антони чувствовал животом ее дыхание. Он подумал, что из-за всего этого у него сейчас все упадет. Мотоциклы приближались. Они медленно проехали мимо, их фары на мгновение наполнили пыльным светом кабину. Шум врывался через приоткрытое окно. Казалось, будто они внутри. Антони испугался, что они остановятся, но они снова уехали.

– Ничего хорошего. Я уверен, что они нас высматривали.

– Плевать, – сказала Стеф.

– Не нравится мне это.

– Молчи.

Но она чувствовала, что он уже не совсем здесь. Одним движением она собрала волосы, завязала в узел, открыв шею и лицо. Она выгибала спину над ним. Сколько тут всяких мелких деталей – в девчонке. Тем временем эрекция у него исчезла начисто. Она нагнулась, чтобы поцеловать его, а он положил ладони ей на поясницу. Вдоль позвоночника он нащупал влажную дорожку – пот. Он вдыхал ее запах, гладил ей грудь, без конца удивляясь неожиданной пухлости, новой складочке. Под кожей у нее мягко перекатывалась плоть, кипела будто в котле, мощно, бурно. По ребрам скатывались капли пота. У него и у самого задница приклеилась к сиденью. Он поднялся до ее мокрых, глубоких подмышек. Стеф была переполнена, вот-вот хлынет через край. Ему хотелось укусить ее, с треском прорвать кожу и пить ее сок. Почувствовать на губах ее соленый пот. Он взял в руки ее ягодицы, развел их в стороны. Стеф не удержалась от вздоха. И начала быстро-быстро раскачиваться на нем – туда-сюда, туда-сюда. Он стал совсем мокрый. Он уже не понимал, стоит ли у него, а если стоит, то как твердо. Он приподнялся, чтобы следовать ее движениям. Они трахались. Теперь уже точно. В это трудно было поверить. Стеф начала ритмично постанывать, а он, упершись вытянутыми руками, работал изо всех сил. Там у нее было горячо как в бане. Она сказала: давай! Потом еще что-то говорила, и слова ее были как пощечины. Но он не был еще готов и лишь ускорил темп. По крыше тачки что-то глухо стукнуло. Они замерли.

Вокруг машины бродили неясные фигуры. Чье-то лицо прильнуло к стеклу со стороны пассажирского сиденья. Тип принюхался через приоткрытое окно. И заорал:

– Жопой воняет!

Стеф согнулась, чтобы подобрать с пола лифчик. На крышу, на капот сыпались удары. Фигуры то исчезали, то появлялись вновь. Невозможно было сказать, сколько их. В машине стоял грохот. Антони проверил двери. Закрыты. Маленький «Опель» ходил ходуном.

– Подними стекло, – сказал он, застегиваясь.

Но Стеф оказалась на виду у всех голая. Она свернулась комочком и спряталась от взглядов на полу.

– Иииииии! – заорал чей-то голос.

Пальцы лезли в приоткрытое окно. Нападавшие, которых было не то трое, не то десятеро, выли, хрюкали, визжали. Машина, казалось, вот-вот оторвется от земли. Непонятно было, в какую сторону смотреть.

– Кончайте! – крикнул Антони.

Но те все совали пальцы в щель приоткрытого окна, дергали с обеих сторон ручки. Чье-то лицо прижалось к стеклу со стороны Антони. Точно как огромная бледная рыбина в аквариуме. Черты были смазаны, виднелись только оттопыренные уши по сторонам черепа, придававшие этой кошмарной голове нечто фантастическое. Антони включил зажигание и засигналил.

Машинка сдавленно взвыла, ее жалобный стон отдался далеко в глубокой ночи. Тут же все прекратилось. От нападавших не осталось и следа. Наступившая вновь темнота как будто опровергала случившееся.

– Одевайся, – сказал Антони. – Быстро.

Стеф послушалась. Антони зажег фары и вышел. Снаружи ничего не было. Кругом тишина, запустение. Стеф тоже вышла из машины. Она не успела надеть туфли и теперь голыми ступнями ощущала зернистость дорожного покрытия. Асфальт был еще теплый, хотя воздух заметно посвежел. В трех метрах ничего не было видно, деревья стихли. Угадывавшийся пейзаж, казалось, застыл в ожидании.

– Отвези меня домой.

Он пристально смотрел в какую-то точку вдали.

– Сейчас.

Он вернулся к «Опелю», открыл багажник, достал оттуда монтировку – на всякий случай. Потом они снова сели в машину.

– Это «головастики», по всему видать.

– Я замерзла.

Она дрожала, сидя рядом с ним. Он взял с заднего сиденья валявшийся там свитер и дал ей. Стеф не знала точно, что это такое – «головастики». Само слово она, конечно, слышала. У них дома так называли этих странных людей, живших где-то за городом, как кочевники, в трущобах, семьями, где все трахались со всеми, а еще мальчишек без крыши, вечно носившихся на мопедах, озлобленных, сопливых, с бритыми головами.

Это было настоящее дно, ниже не бывает, даже хуже «социально незащищенных». В этих людях, в их образе жизни – вдали от города, в сельской глуши, – в самой их нелепой внешности было что-то первобытное, дикое. Нетрудно было представить себе, как они спариваются как скоты где-нибудь на заброшенной ферме. Она снова содрогнулась.

– Поедем, пожалуйста.

– Знаю. Сейчас отвезу.

Больше они не произнесли ни слова. Антони то и дело поглядывал на часы. Сумка лежала в багажнике, поезд отходил через несколько часов. Ему наконец-то удалось трахнуть Стефани Шоссуа, но от этого не осталось ничего, кроме горечи, усталости. И похвастаться не перед кем. Никакого удовольствия – ни для кого.

За сто метров от своего дома Стеф попросила его остановиться.


– Все, хватит. Я пешком дойду.

Он остановил машину, даже не припарковавшись. На улицах было пусто. За всю дорогу они не встретили ни единой живой души.

– Ты далеко живешь?

– Нет.

Больше он спрашивать не стал. Стеф уже открыла дверцу и поставила ногу на землю. Ей нужны были душ и десять часов сна. Она подумала о своей комнате. Чистые простыни, знакомая с детства обстановка. На стене все еще висел постер Люка Перри. А у кровати – самшитовое распятие.

– Подожди, – сказал Антони.

– Что?

– Не знаю. Стремно все же разбежаться вот так.

– Чего тебе надо? Не будем делать из этого историю.

– Я мог бы написать тебе, – сказал Антони.

– Как хочешь.

Она была совсем рядом.

– Прости, – сказал он.

– Привет.

Она хлопнула дверью, он смотрел ей вслед. Она шла босиком, держа кроссовки в руках, и даже не попыталась оглянуться. Ну, по крайней мере, он ее трахнул. Утешаясь этой мыслью, он развернулся и поехал домой.





Часть IV. 1998

I Will Survive[43]




1




«Леклер» заметно разросся. В нем открыли отдел тканей, обновили рыбный отдел, а главное – тут появился отдел бытовой техники и электроники, достойный лучших гипермаркетов. Всего – десять тысяч метров торговых площадей. Магазин даже не закрывался на ремонт, все работы осуществлялись за временными фанерными перегородками, в то время как потребители продолжали делать покупки.

После окончания переоборудования долину наводнили рекламные буклеты, приглашавшие на грандиозную распродажу техники – от утюгов до теликов с плоским экраном. Все как с ума сошли, народ повалил толпами. Даже полицейских поставили – регулировать движение. Потом построили два перекрестка с круговым движением европейского типа. Каждую субботу на парковке, в кассах, в новом «Макдоналдсе» собирались очереди. Такой успех, и это в то время, когда пессимистам повсюду мерещился призрак кризиса. Тут было чему порадоваться.

Правда, это создавало и некоторые неудобства. Так, например, в отделе средств гигиены Антони никак не мог решиться на что-то определенное. При таком выборе, покупая зубную пасту, всегда остаешься с чувством, что прошляпил что-то лучшее. Наконец он решил остановиться на тюбике «Колгейта», после чего пошел дальше. Тележка его была уже полна, но в меру. Вокруг сновали люди, все в прекрасном настроении, их было много, тем более для среды. Магазин был весь украшен в национальных цветах. Уже несколько дней как Франция оделась в триколор, по всей стране рикошетом разлетались одни и те же слова. Он услышал их в восемь утра по своему радиобудильнику: Франция вышла в полуфинал.

Что не помешало ему отправиться за покупками. Он старался сделать все побыстрее, чтобы проскочить. Потому что в этой дыре в конце концов обязательно на кого-нибудь наткнешься. Сразу начнутся расспросы: как мама? что ты поделываешь? Антони двадцать лет, он такой молодой, у него вся жизнь впереди. Это все, что другие могли ему сказать.

– А с работой как?

– Ищу.

Беби-бумеры[44] слушали с пониманием. В их времена с этим все же было проще.

– А как поживает мама? Привет ей передавай.

Ничего себе поживает. Да, он передаст. Хорошего дня.



После возвращения домой Антони ничего путного не делал. Конечно, он был молод. О чем ему без конца твердили. А молодому надо шевелиться. Тебе просто надо уехать в Канаду. Или получить образование. Каждый совался со своим советом. Люди – мастера налаживать чужие жизни. У Антони не было слов, чтобы объясняться с ними.

Он купил еще консервов – фасоль, зеленый горошек, сардины. Кроме этого, в его тележке уже лежали обычные продукты, ветчина, колбаса, рубленые бифштексы, вермишель. Кока-кола, круассаны на завтрак. Кофе, бананы, йогурты.

Наконец он добрался до отдела с выпивкой. Там он выбрал себе две бутылки красного, упаковку из двадцати четырех банок пива и бутылку виски – «Label 5». Вечером он собирался пойти к кузену смотреть футбол. Чтобы не идти с пустыми руками, он взял коробку «розе́». Надо будет перед выходом поставить его в морозилку.

Франция вышла в полуфинал. Голос по радио еще раз напомнил об этом уважаемым покупателям и объявил, что по такому случаю гипермаркет устраивает исключительную промоакцию на телевизоры с плоским экраном. Антони сразу вернулся через весь магазин, чтобы убедиться в этом.