Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

Задача, поставленная перед Валери, приобрела особую настоятельность, когда администрация Буша решила перенести войну с терроризмом на иракский режим Саддама Хусейна, после того как 11 сентября 2001 года «Аль-Каида» осуществила авиационные атаки на Всемирный торговый центр и Пентагон. Многочисленные детали публикаций указывают на то, что вскоре после 11 сентября Валери Уилсон была назначена руководителем оперативной группы по Ираку в ОБР ЦРУ. По мере того как США приближались к развертыванию военных действий, иракская группа Уилсон получила статус Объединенной оперативной группы по Ираку (ООГИ). Валери Уилсон пишет: «Я координировала установление контактов с… учеными во всем мире, назначала проверки на детекторе лжи для выяснения подлинности некоторых странных утверждений, которые нам доводилось слышать, и поддерживала постоянную связь с нашими вербовщиками и сотрудниками, занимавшимися сбором и обобщением агентурных данных на местах, а также с экспертами по разным странам».

Пока Валери Уилсон занималась зарубежными операциями по сбору и проверке разведданных по предполагаемым программам производства оружия массового поражения в Ираке, ЦРУ получило сведения — сначала в октябре 2001-го, а затем в феврале 2002 года — от итальянской военной разведки СИСМИ (SISMI): по их сведениям, Ирак заключил контракт с Нигером на закупку пятисот тонн необогащенного урана, или желтого кека. Впоследствии итальянские данные на поверку оказались основанными на грубых подделках, пущенных в оборот бывшим итальянским военнослужащим, превратившимся благодаря тесным связям с итальянскими спецслужбами в ловкого торговца информацией.[94] Хотя многие сотрудники ЦРУ, Управление разведки и исследований Государственного департамента США (УРИ) и ФБР с самого начала скептически отнеслись к итальянскому сообщению — прежде всего потому, что урановые месторождения Нигера находились под контролем французского консорциума, потому, что процедура транспортировки пятисот тонн урана не могла пройти незаметно, а также потому, что в то время у Ирака не было возможности осуществить процесс обогащения желтого кека, не говоря о том, что 550 тонн урана уже хранилось на складах, опечатанных МАГАТЭ, — это сообщение привлекло внимание аппарата вице-президента, поручившего ЦРУ со всей тщательностью проверить, не намеревается ли Ирак возобновить программу производства ядерного оружия. Валери Уилсон описывает поистине небывалую заинтересованность, которую аппарат вице-президента проявил к итальянскому сообщению. Она пишет:

«Ненастным днем в феврале 2002 года в мой кабинет ворвалась очень возбужденная молодая сотрудница. Обычно довольно сдержанная и спокойная… выглядела необычайно оживленной и даже встревоженной. Она торопливо доложила мне, что „кто-то из аппарата вице-президента“ позвонил ей по защищенному зеленому каналу. Обратившийся, несомненно штатный сотрудник аппарата, сказал, что их интересует сообщение, которое… правительства Италии передало правительству США… Меня на мгновение привело в замешательство, что кто-то из аппарата вице-президента обратился к младшему персоналу Управления с вопросом о разведданных. На моей памяти такого никогда еще не случалось. Существовали строгие правила и процедуры дозированной выдачи информации политикам или рассмотрения их запросов. Для этого в недрах Управления были учреждены специальные отделы. Позвонив первому попавшемуся сотруднику, чиновник мог получить скоропалительный ответ, но так недолго и до беды… Однако я быстро справилась со своим замешательством и обратилась к решению задачи, которую перед нами поставили…

…Аналитик среднего звена, который присоединился к обсуждению, с энтузиазмом предложил: „А что если потолковать об этом с Джо?“ Он знал биографию Джо и знал о его роли в первой войне в [Персидском] Заливе, о его богатом африканском опыте и о том, что в 1999 году он уже ездил в Африку по секретному заданию ЦРУ в связи с урановой проблемой… Меня предложение коллеги не слишком вдохновило, но надо было держать ответ перед аппаратом вице-президента, и невнятное „извините, не знаем“ в данном случае для ответа не годилось. И мы с аналитиком отправились в кабинет руководителя… чтобы обсудить приемлемый план действий. Боб, наш начальник, внимательно выслушал нас и затем предложил, чтобы мы организовали совместную встречу с Джо и соответствующими сотрудниками Управления и Госдепа».



Как свидетельствует рассказ Валери, Джозеф Уилсон знал, что его поездка была организована в связи с запросом вице-президента. Но согласно документам, обнародованным во время суда над Либби, Чейни утверждает, будто бы в то время он не знал, что ЦРУ отправило кого-то — и тем более не знал, кого именно, — для проверки информации по его запросу. Однако, согласно докладу сенатского Комитета по разведке «Этап-1» о предвоенных разведданных, 14 февраля 2002 года Чейни был поставлен в известность о том, что ЦРУ проверяет информацию по Нигеру, используя для этого засекреченные ресурсы.[95]

Итак, согласившись предпринять эту неоплачиваемую поездку (ЦРУ покрывало только транспортные расходы) и получив консультации в Госдепартаменте, Уилсон в конце февраля 2002 года полетел в Нигер, где в течение восьми дней встречался с бывшими нигерскими чиновниками и бизнесменами, европейскими экспатриантами и другими людьми, выясняя обстоятельства дела.[96] Буквально через несколько часов после возвращения двое сотрудников ЦРУ, включая аналитика, который первым предложил кандидатуру Джо для этого задания, явились к нему домой, чтобы заслушать его отчет. Валери заказала обед из китайского ресторана и оставила их одних.

Уилсон сообщил гостям свое мнение и привел доводы в пользу своей точки зрения: весьма сомнительно, чтобы подобная урановая сделка имела место. Урановые шахты находятся под контролем французского консорциума, доставку и транспортировку пятисот тонн урана через Сахару невозможно было бы утаить, не заручившись согласием французского консорциума, и вообще уран в Нигере находится под пристальным надзором. Он также упомянул, что бывший высокопоставленный государственный чиновник в Нигере рассказывал ему о встрече с делегацией Ирака на конференции Организации африканского единства, которая состоялась в Алжире в 1999 году. К бывшему премьер-министру Нигера Ибрагиму Майяки обратился западноафриканский бизнесмен Барака, предложивший ему встретиться с иракской делегацией; как говорил Майяки Уилсону, он тогда встревожился — не потому ли иракская делегация проявляет такую заинтересованность во встрече с ним, что речь пойдет об уране. Но когда встреча состоялась, вопрос об уране не поднимался, так что тревога оказалась ложной, как сообщил Майяки Уилсону, а тот, в свою очередь, передал это сотрудникам ЦРУ.[97] Кроме того, Уилсон добавил следующее: «Я был доволен тем, что слухи о попытке Ирака закупить уран в Нигере и тем более о якобы имевшей место подобной сделке не получили подтверждения, но на случай, если необходимо было бы провести дополнительное расследование, мой совет был очень прост: обратиться к французской компании по добыче урана, к КОГЕМА».[98]

На основе данных, предоставленных Уилсоном, ЦРУ составило отчет и дало ему ход по установленным каналам 8 марта 2002 года. Как пишет Валери, «существует стандартная процедура рассылки таких отчетов во все правительственные инстанции, связанные с разведкой, в частности в Управление разведки и исследований Государственного департамента США (УРИ), Агентство национальной безопасности (АНБ), Пентагон, а также в распоряжение командования групп войск США за рубежом. Мы имели все основания полагать, что их сводный итоговый отчет будет согласно установленному протоколу в обязательном порядке направлен в аппарат вице-президента». Бывший директор ЦРУ Джордж Тенет говорит, что этому отчету, основанному на данных неназванного засекреченного источника, был дан обычный ход в разведывательном и политическом сообществе, в том числе и в аппарат вице-президента, хотя сам Чейни в это время был в отъезде, и, по всей вероятности, пресс-секретарь Чейни не уведомил его об этом напрямую.[99]

Как бы то ни было, ЦРУ со всей определенностью рекомендовало Белому дому воздержаться от ссылок на предполагаемую сделку между Ираком и Нигером и не использовать ее в качестве аргумента при обсуждении смежных вопросов, тем более на самом высоком уровне. В октябре 2002 года Тенет лично настоятельно советовал заместителю советника по национальной безопасности Стивену Хедли и советнику по национальной безопасности Кондолизе Райс убрать из назначенной на 7 октября речи Буша в Цинциннати ссылку на урановую сделку Ирака с Нигером, утверждая, что сведения недостоверны. Тогда Тенету удалось убедить их — ненадолго. Два месяца спустя сотрудник Совета национальной безопасности Роберт Джозеф, в обход Тенета, получил от Алана Фоли, главы Центра контроля над вооружениями и нераспространением ОМУ (ЦКВ), добро на упоминание об «урановом досье» в докладе президента «О положении в стране», с которым Буш выступил в Конгрессе в январе 2003 года. Джозеф просил согласия Фоли на следующее утверждение в речи Буша: «Нам также известно, что [Саддам Хусейн] пытался закупить уран в Африке». Однако Фоли попросил Джозефа отнести это утверждение к недавно обнародованному официальному британскому докладу, и в результате в речи Буша прозвучало следующее: «Правительству Великобритании стало известно, что Саддам Хусейн недавно предпринял попытку закупить в Африке значительное количество урана». Эти шестнадцать слов вскоре заставят Белый дом сожалеть о сказанном.[100]

Когда сторожевой пес ООН по ядерным технологиям, МАГАТЭ, получил доступ к документам, на которых основывали свои заявления вначале итальянцы, а затем Великобритания и президент Буш, очень скоро выяснилось, что эти документы были грубой фальшивкой. Вслед за тем США вторглись в Ирак — и обнаружили, что никакого оружия массового поражения там нет. Джозеф Уилсон имел все основания полагать, что Белый дом намеренно преувеличивал достоверность разведданных.

Валери Уилсон, раскрывая некоторые подробности своих обязанностей в то время, пишет, что для ее группы значительный интерес представляли международные «сети поставки оружия», которыми мог воспользоваться Ирак. Валери описала одну из непростых зарубежных операций, которой ей довелось руководить:

Мне предстояло организовать ее [молодой женщины из… семьи среднего класса, занятой в области высоких технологий… в одной из европейских стран] встречу с [нашим сотрудником] таким образом, чтобы она ни на минуту не заподозрила, что ею занимается ЦРУ… Мы сошлись на следующей легенде: он представится… человеком, который прочитал ее статью в малоизвестном научном журнале… Возможно, она, чувствуя себя одиноко в чужой стране, поддастся на лесть… а возможно, также и на его способность обсуждать с ней ту загадочную область, которой она занимается, с изрядной мерой уверенности и компетентности… Замысел состоял в том, что ее «задания» станут со временем исключительно конфиденциальными и мы сможем прощупать, что ей известно о работе ее… руководителя…



Покуда группа Валери намечала для разработки объекты из числа студентов и зарубежных бизнесменов, предположительно имевших полезную информацию или как-то связанных с гипотетическими ядерными проектами Ирака, другая команда в ЦРУ, Отдел национальных ресурсов, тот самый, что курировал командировку ее мужа в 1999 году, искал выход на американских родственников иракских ученых и чиновников, чтобы с их помощью получить информацию из Ирака.[101] Джеймс Ризен в своей книге «Состояние войны» подробно описывает одну такую операцию ЦРУ по вербовке женщины-врача иракского происхождения, Савсан Альхаддад, которая работала в то время в клинике Кливленда и у которой в Ираке оставался брат-инженер.

Доктор Савсан Альхаддад была очень занята, когда к ней обратились со странным разговором по телефону… Немолодая, миниатюрная, смуглая, тихая женщина, Савсан недоумевала, что понадобилось от нее, скромного анестезиолога, сотруднику ЦРУ, который сказал, что звонит из Питсбурга… Крис [сотрудник ЦРУ] буквально ошеломил Савсан, объяснив ей, с чем он к ней обращается: она могла бы помочь президенту Бушу в войне против терроризма. А помочь она могла бы, отправившись в Багдад с секретным поручением. Крис пояснил, что ЦРУ хочет, чтобы Савсан… поехала в Ирак в качестве шпионки. ЦРУ стало известно, что Саад Тофик, брат Савсан, в свое время получивший диплом инженера-электрика в Англии… является одной из ключевых фигур в засекреченной программе Саддама Хусейна по созданию ядерного оружия.[102]



Прилетев в Багдад и тайно переговорив с братом во время ночных прогулок или при включенном телевизоре и выдернутом из розетки телефоне во избежание прослушивания, Савсан была потрясена: брат заверил ее, что никакой ядерной программы в Ираке уже не существует. Как пишет Ризен, «Савсан продолжала задавать предписанные вопросы, но Саад счел, что это не иначе как плод чьей-то воспаленной фантазии».[103] «У нас просто нет возможности что-либо делать, — говорил ей брат. — Нам не хватает оборудования и ресурсов даже для обычных вооружений. Мы самолет-то сбить не в состоянии. У нас совсем ничего не осталось». Однако, пишет далее Ризен, когда Савсан, вернувшись из Ирака, передала сведения, полученные от брата, сотрудникам ЦРУ в одной из гостиниц Вирджинии, они не поверили ни одному его слову. Церэушник Крис сказал ее мужу: «Мы полагаем, что Саад лжет. Мы полагаем, что он знает гораздо больше того, что пожелал ей рассказать». Крис улыбнулся и откланялся. Отчет Савсан Альхаддад был приобщен к делу вместе с другими отчетами бывших иракцев, которые согласились встретиться в Багдаде со своими родственниками — специалистами по вооружениям. Все они, общим числом около тридцати человек, показали одно и то же. Все доложили ЦРУ, что иракские специалисты утверждают: программы по разработке химического, биологического и ядерного оружия в Ираке давно прекращены. Сотрудники ЦРУ, заключает Ризен, «проигнорировали эти свидетельства и не стали даже посылать доклад по „семейным“ отчетам в аппарат президента».[104]

Аналогичная ситуация имела место в отношениях между Белым домом и разведывательным сообществом почти по всем вопросам, касавшимся разведданных по Ираку и мнимому оружию массового уничтожения, — а это как раз то, чем тогда занималась Валери. Как показывают многочисленные свидетельства, администрация Буша была склонна прислушиваться к ЦРУ только в тех случаях, когда Управление приводило данные, подкреплявшие намерение Белого дома оккупировать Ирак. И руководство ЦРУ, оценив крайне политизированную обстановку, из кожи вон лезло, выпячивая именно те далеко не всегда достоверные данные — вроде урановой сделки Ирака с Нигером, — в которых остро нуждался Белый дом, стремившийся внушить народу идею настоятельной необходимости войны с Ираком.[105]

Как утверждает один из бывших высокопоставленных чинов ЦРУ в отставке, «когда речь шла об информации, поддерживавшей необходимость вторжения в Ирак, планка была очень низкой. Когда дело доходило до информации, не подтверждавшей наличие в Ираке оружия массового уничтожения, планка поднималась невероятно высоко… С самого начала вся информация отбиралась и интерпретировалась таким образом, чтобы подтвердить нужные Белому дому выводы. Никакая информация ЦРУ не могла заставить правительство признать, что у Ирака нет ОМУ».

Журналисты Майкл Исикофф и Дэвид Корн так описывают предвоенную разведку в своей книге «Спесь»:

Объединенная оперативная группа по Ираку (ООГИ) в своих отчетах подробно освещала многочисленные отрицательные свидетельства, полученные от иракских специалистов, и направляла эти отчеты в аппарат ЦРУ. Но… руководители оперативно-разведывательной службы сомневались, можно ли доверять всем этим заверениям, всем этим «у нас ничего нет».



Как утверждает один из участников ООГИ, «рабочая гипотеза была такова: мы имеем дело с менталитетом, схожим с тем, что наблюдался у советских специалистов. Люди жили в обществе, где ложь стала образом жизни, способом выжить. Мы не удовлетворялись их первым ответом, когда слышали, что ничего такого нет в помине или что они-де сами никакого отношения к ОМУ не имеют». Ни Уилсон, ни другие сотрудники ООГИ не знали, получают ли они достоверные ответы или просто недостаточно хорошо поработали, чтобы найти свидетельства наличия ОМУ в Ираке Саддама Хусейна. Как вспоминает сотрудник группы, «тот факт, что мы не получили информацию, подтверждавшую наличие ОМУ, еще не означал, что такого оружия нет».[106] Но, как установили Исикофф и Корн, группа Валери Уилсон занималась сбором информации, а не ее анализом. Именно аналитики из ЦКВ — Центра по контролю над вооружениями и нераспространению ОМУ — снова и снова интерпретировали информацию из Ирака превратно.

…Валери Уилсон и многие другие были всего лишь оперативниками. Их работа состояла в том, чтобы грамотно проводить операции, выяснять, говорят ли источники правду или лгут, и добывать информацию всеми доступными способами. Аналитики из Разведывательного директората, в том числе из ЦКВ, должны были делать из добытой информации выводы. Однако в случаях с нигерской урановой сделкой, агентом по кличке Крученый Мяч и алюминиевыми трубами аналитики ЦКВ делали один неверный вывод за другим — и неизменно отвергали доводы всех прочих экспертов, в том числе и собственных коллег из ЦРУ. Зато их выводы полностью удовлетворяли Белый дом и были безотлагательно использованы в двух финальных (и катастрофических) акциях милитаристской агитационной кампании — в докладе президента «О положении в стране» и в историческом выступлении госсекретаря США в ООН.[107]



Журналисты Питер Эйснер и Кнут Ройс в своей книге о нигеро-урановой фальшивке «Итальянское письмо» пришли к аналогичному выводу: ЦКВ играл неприглядную роль тайной «группы поддержки» в структуре ЦРУ, поставляя угодные правительству данные по Ираку как раз тогда, когда оно особенно в них нуждалось. Журналисты заключают, что пока одни подразделения ЦРУ собирали информацию о далеко не ясном положении дел с вооружениями в Ираке, ЦКВ преследовал свои цели.

Однажды в декабре 2002 года Фоли [директор ЦКВ] вызвал к себе в кабинет своих ответственных сотрудников. Он высказался весьма доходчиво, и его прекрасно поняли все, кто отвечал за рассылку аналитических отчетов: «Если президенту нужна война, наше дело — добыть ему такие разведданные, которые позволят ее начать». Распоряжение Фоли, строго говоря, не содержало призыва к откровенным подделкам, но зато содержало недвусмысленный намек на то, что тенденциозный отбор и подбор данных не только не возбраняются, но будут, скорее всего, поощряться…

С благословения Фоли верноподданный персонал Центра лил воду на мельницу военных планов администрации Буша…[108]



Несомненная ирония заключается в том, что впоследствии именно Белый дом подставил Валери Уилсон в ходе подковерной борьбы вокруг предвоенных разведданных. Из воспоминаний Валери очевидно, что она не входила в число вольнодумцев в разведке, которые открыто высказывались против того, что режим Саддама Хусейна будто бы представляет угрозу для США, и особое мнение которых свелось к подстрочным примечаниям (сноскам) в «Национальной разведывательной оценке» по Ираку в октябре 2002 года. Оперативная группа Валери по Ираку (ООГИ) в составе ОБР исходила из убеждения в том, что Ирак продолжает поиск материальных ресурсов для развертывания программ по разработке оружия массового поражения. Вот как говорит об этом сама Валери: «Теперь, когда я пишу эти строки в 2007 году, четыре года спустя после вторжения в Ирак, когда имеются подтверждения манипуляций с разведданными и провалов разведки накануне войны, легко поддаться ревизионистской идее, что все данные о наличии ОМУ в Ираке были сфабрикованы. И хотя нельзя отрицать, что войну спровоцировали влиятельные идеологи, которым она была нужна для подтверждения их геополитических теорий, и что разведывательному сообществу не хватило здравомыслия в суждениях весной и летом 2002 года, тем не менее Ирак… безусловно, являлся опасным государством-изгоем, попиравшим международные договоры и соглашения ради собственного превосходства в регионе». Однако, сколько бы ее группа ни разделяла установки Белого дома, она не могла игнорировать реальные факты и разведданные, противоречащие этим установкам, и вся деятельность группы отнюдь не строилась на желании кому-то в угоду подтасовывать такие данные. Установки установками, но это не помешало Валери критически отнестись к словам политика, занимавшего, по общему мнению, осторожную позицию относительно последствий вторжения в Ирак. Валери пишет о докладе госсекретаря США Колина Пауэлла в ООН в 2003 году: «Выступление было эффектным, но я знала, что ключевые положения в нем не выдерживают критики».

Деятельность Валери проходила в обстановке, когда правительство поощряло разведданные, оправдывавшие вторжение, и пресекало все, что могло вызвать сомнения в его необходимости. Однако ЦРУ допускало и собственные промахи, главным образом в том, что некритически отнеслось к исходным установкам: непрозрачность Ирака и его очевидные уловки могли свидетельствовать отнюдь не о том, что Ирак скрывает запасы запрещенных вооружений или программы их разработки, но о том, что тиранический режим отчаянно пытается скрыть свою уязвимость, потому что такого оружия у него нет. Как выразился один крупный американский эксперт по вооружениям в интервью Бобу Дрогину из «Лос-Анджелес таймс», «мы стали заложниками собственных убеждений. Мы говорили, что Саддам Хусейн только и знает, что увиливать да обманывать. И когда мы ничего не обнаружили, мы, вместо того чтобы усомниться в собственных установках, заявили, что это только подтверждает наши догадки». Валери вторит этим словам: «По мере того как проходило лето, наши страхи, что американские войска будут внезапно атакованы с применением ОМУ… сменились недоумением: почему нам по-прежнему не удается найти ни одного тайного хранилища ОМУ в Ираке? У меня душа уходила в пятки при мысли, что Саддам осуществил величайшую разведывательную дезинформацию всех времен: он заставил весь мир поверить, будто располагает значительными запасами ОМУ… тогда как на самом деле он не располагал ничем».[109]

Такова была атмосфера в феврале 2002 года, когда ЦРУ предложило Джозефу Уилсону совершить поездку в Нигер с целью проверки одного такого свидетельства: что Ирак намеревается закупить огромную партию — свыше пятисот тонн — желтого кека, или уранового концентрата, у Нигера. Джо Уилсон проверил и счел, что свидетельство не заслуживает доверия, о чем и доложил ЦРУ. Время докажет, что Джо Уилсон был прав. И последствия этой поездки обнажат дефекты в правительственном обосновании войны, а также склонность разведывательного сообщества США выпячивать те разведданные, которые оправдывают развязывание военных действий, и затушевывать те, которые представляют такое решение более чем сомнительным.

Ярость Белого дома, которому бросили открытый вызов, обнародовав сведения, полученные послом Уилсоном, толкнет его на мстительное по своей сути разглашение секретного статуса оперативника ЦРУ Валери Уилсон — что фактически поставит крест на ее разведывательной карьере. Белый дом и послушные ему ведомства развернут организованную кампанию по дискредитации Джо Уилсона, неустанно нашептывая журналистам: мол, «не слишком усердствуйте» с Уилсоном, ведь его отправили в Нигер только потому, что его жена — агент ЦРУ по ОМУ, так что его разведывательная (неоплачиваемая!) командировка в Нигер не более чем турпоездка за казенный счет, которую она ему по-родственному устроила.[110]

Даже самому оголтелому политикану трудновато подать недельную неоплачиваемую командировку в одну из самых нищих стран мира, чтобы выудить информацию у отставных чиновников, в качестве увеселительной прогулки, а потому все разглагольствования о семейственности не могли скрыть очевидный факт, на котором настаивал Джо Уилсон: Белый дом, обращаясь к американскому народу, преувеличил необходимость войны. И факт этот не смогли опровергнуть все возглавляемые ЦРУ охотники за иракским ОМУ, когда в недалеком будущем они представили в Конгрессе результаты своих изысканий, подтвердившие, что оружия массового поражения в Ираке нет.





6. Рассекреченная (2003–2007)





Когда летом 2003 года был раскрыт секретный статус Валери Уилсон, она раздумывала над предложением перейти с оперативной на руководящую должность в Отделе по борьбе с распространением ОМУ (ОБР) Оперативного директората. Поначалу она отвергла это предложение (должность начальника Аттестационной службы в составе ОБР), но согласилась на него осенью 2003 года, как раз когда Министерство юстиции уже начало следствие по факту обнародования ее агентурного статуса. «Не успела я принять дела… как ко мне пришли из ФБР», — пишет она.

Комитет по разведке Сената США занялся расследованием предвоенных разведывательных данных. Возглавлявший Комитет Пат Робертс, сенатор-республиканец из Канзаса, тесно связанный с Белым домом, в частности с Чейни, потребовал, чтобы расследование прежде всего сосредоточилось на ошибках разведывательного сообщества. Он настаивал на том, что только после президентских выборов 2004 года Комитет может обратиться к расследованию других факторов, включая роль одного из управлений военной разведки — Отдела специального планирования, иракского лидера в изгнании Ахмада Чалаби и движения «Иракский национальный конгресс», повлиявших на ошибочные суждения и заявления ведущих политиков США о том, что ожидается обнаружить в Ираке. В дальнейшем Робертс более двух лет тормозил эту вторую фазу расследования, упорно доказывая, что огласка должна проводиться поэтапно, и ослабляя тем самым вероятный общественный резонанс.[111]

Валери Уилсон и ее коллеги из ЦРУ, давая свидетельские показания перед Комитетом, вскоре обнаружили, что республиканцы из числа его членов полагали, что в отношении четы Уилсон вполне допустима игра без правил, включая клеветнические нападки, подрыв профессиональной репутации и даже сведение счетов. Как впоследствии выяснится, Робертс постоянно позволял аппарату вице-президента вмешиваться в ход расследования, чтобы оградить Белый дом и аппарат вице-президента от необходимости проходить через процедуру расследования в Конгрессе.[112] В публикации Джонатана Ланди (январь 2007 года) приводятся слова нынешнего председателя Комитета (представителя Демократической партии) о том, что Чейни «оказывал постоянное давление на бывшего председателя Комитета по разведке, дабы притормозить расследование всех обстоятельств того, как администрация Буша использовала недостоверные данные по Ираку». В интервью новый председатель-демократ «[Джей] Рокфеллер заявил, что Чейни „не только по слухам“… подталкивал сенатора-республиканца от штата Канзас Пата Робертса затягивать это расследование… Рокфеллер назвал вмешательство Чейни „постоянным“. Он также добавил, что знает о том, что вице-президент регулярно проводил партийные совещания, на которых передавал республиканцам — членам Комитета прямые директивы Белого дома».



Когда 14 июля 2003 года Роберт Новак в своей газетной колонке раскрыл имя и статус Валери, ее давние коллеги, некоторые еще по стажерской практике, знавшие ее только под именем Вал П., пришли в ужас — и негодование. Они принялись звонить друг другу, совещаясь, как обеспечить поддержку. «Мы узнали, что раскрыли кого-то с нашего курса, — говорит Джим Марчинковский. — Но мы не знали фамилий друг друга, да к тому же она с тех пор успела сменить фамилию». Марчинковского вряд ли можно причислить к противникам администрации Буша. Будучи первым председателем отделения Республиканской партии в Университете штата Мичиган, он получил премию от Джека Абрамоффа (позднее дискредитировавшего себя лоббиста республиканцев, тесно связанного с Белым домом при Буше) как глава самого быстрорастущего студенческого партийного отделения в стране. Он активно участвовал в вовлечении студентов Мичиганского университета в президентскую кампанию Рейгана в 1980 году. За свою карьеру Марчинковский успел побывать агентом ЦРУ, служащим ФБР, военным моряком, государственным обвинителем и к 2003 году занимал должность заместителя прокурора города Ройял-Оук, штат Мичиган.[113] В 1992 году он в качестве кандидата от Республиканской партии безуспешно участвовал в выборах в Законодательное собрание штата. Впоследствии он спонсировал выборную кампанию Буша — Чейни в 1999 году, вложив средства в фонд, возглавляемый Лорой Буш.

Марчинковский вспоминает, как получил электронное сообщение от Ларри Джонсона, бывшего однокурсника: «Это ведь наша Вал! Мы должны что-нибудь предпринять». Группа ее однокурсников и коллег подписались под письмом в редакцию «Лос-Анджелес таймс», и оно было опубликовано в октябре 2003 года. В письме, автором которого был Марчинковский, говорится: «Публичное раскрытие личности, „выдача“, если угодно, засекреченного разведчика на моей памяти никогда не практиковалась правительством США как намеренная политическая акция… Раскрытие Валери Плейм, которая, как я не без оснований полагаю, работала в качестве секретного агента, представителем аппарата одного из высших руководящих лиц страны — деяние в высшей степени возмутительное, и за него кто-то должен держать ответ. Этот случай особенно огорчает меня, поскольку она была моим другом и коллегой по Управлению».[114]

Вскоре после этого группа бывших однокурсников выступила в вечерней программе «Найтлайн» телекомпании Эй-би-си; среди них была коллега Валери по ЦРУ, тоже в прошлом тайный агент, которая появилась в кадре с затененным лицом и измененным голосом.

Хотя за плечами у Марчинковского имелся опыт работы агентом ФБР и ЦРУ, адвокатом и прокурором, он не был готов к тому, с чем столкнулся, когда предстал перед Комитетом Пата Робертса для дачи показаний по утечке информации о Валери Плейм. «Мы направили письмо в Комитет Сената по разведке, заявив, что хотим кое-что рассказать им», — вспоминает Марчинковский. Письмо подписали шесть бывших сотрудников ЦРУ, включая однокурсников Валери по набору 1985 года: сам Марчинковский, Брент Каван, Ларри Джонсон и Майкл Гримальди. «Они долго тянули с ответом. Потом наконец Том Дэшл (тогдашний лидер демократического меньшинства в Сенате) связался с нами, сообщил: „Я собираюсь провести слушания в политическом комитете Демократической партии“ — и попросил нас прийти. Заседание политического комитета должно было состояться в пятницу 24 октября 2003 года. Едва стала известна дата заседания, — вспоминает Марчинковский, — мой начальник здесь, в Детройте, получил письмо по факсу от кого-то из сенатского Комитета по разведке. Вкратце там говорилось следующее, причем в высокомерно-пренебрежительном тоне: „Кто-то из ваших подчиненных уверяет, что располагает информацией“. Для меня это звучало примерно так: „Что это у вас за придурок там ошивается? Если хочет высказаться, пускай явится в четверг к часу дня“». Марчинковский пояснил, что это означало ровно за день до заседания Комитета по политике Демократической партии.

Марчинковский показал мне электронное письмо, посланное 20 октября 2003 года Биллом Дунке, тогдашним руководителем персонала при Комитете по разведке, почему-то на имя начальника Марчинковского. «Комитет по разведке Сената США получил письмо по факсу из вашей канцелярии за подписью Джеймса Марчинковского, — писал Дунке, помощник Робертса по персоналу, обращаясь к начальнику Марчинковского.[115] — Господин Марчинковский, по его словам, располагает „важной информацией“, которую хочет донести до Комитета… В письме говорится, что „время дорого“. В связи с этим я настоятельно прошу, чтобы господин Марчинковский как можно скорее связался со мной, чтобы обсудить его выступление на заседании Комитета». Совершенно очевидно, что под видом небрежного приглашения выступить перед Комитетом Дунке намеревался поссорить Марчинковского с начальником. Однако он в этом не преуспел, поясняет Марчинковский, поскольку начальник, его старинный друг, с которым они много лет работали вместе, вполне одобрительно отнесся к желанию Марчинковского искать справедливости для бывшей коллеги, Валери. И когда он сказал боссу: «Они ославили мою однокурсницу», тот ответил: «Все ясно. Задай им жару».

«На следующий день я уже летел в Вашингтон», — продолжает Марчинковский. Как выяснилось, остальных коллег в это время в городе не было, и кончилось тем, что в четверг 23 октября 2003 года Марчинковский в гордом одиночестве предстал на закрытом слушании перед Комитетом по разведке. Марчинковский заявил сенаторам, что разглашение статуса Плейм собственным правительством является «беспрецедентным актом. Мы вместе с ней учились. Мы восемнадцать лет хранили тайну. Белый дом предал нас всех». Марчинковский уже приготовился выступить на следующий день на открытом заседании Комитета по политике Демократической партии в Сенате. «Я сказал, что она являлась тайным агентом и я знал об этом. Все отнеслись к этому очень серьезно». После выступления ему начали задавать вопросы. Один из членов Комитета, умеренный республиканец Чак Хагель, ветеран войны во Вьетнаме, спросил его, неужели он думает, что Белый дом организует расследование против себя? Марчинковский отвечал, что, если Генеральный прокурор США попытается устрашить федеральных судей, вряд ли стоит думать, что судьи не готовы устрашить какого-то советника президента, — и в этот момент на заседании появился глава республиканской фракции в Сенате, близкий к Белому дому, Кристофер «Кит» Бонд, сенатор от штата Миссури. «Он начал с места в карьер, — рассказывал Марчинковский, — и заявил: „Я не намерен сидеть здесь и слушать, как этот тип нападает на моего друга Эшкрофта, Генерального прокурора страны“». По словам Марчинковского, все это вылилось в беспорядочную перебранку, и в конце концов член Комитета от демократов Дайана Фейнстейн обвинила Бонда в запугивании свидетеля.

После того как Марчинковский закончил давать показания и ответил на вопросы, он вышел из здания через черный ход и пошел пешком через сквер от Капитолия к железнодорожному вокзалу Юнион-стейшен. Он присел на скамейку, чтобы осмыслить все, что произошло, и тут зазвонил его мобильный телефон. Звонила секретарь Тома Дэшла, которая готовила на завтра заседание Комитета по политике. «Она сказала мне: „Джим, Пат Робертс только что заявил, что твои показания разглашению не подлежат. Я не знаю, что ты собираешься сообщать завтра, но он объявил это секретной информацией“».

Марчинковский, сам юрист и заместитель прокурора города, был потрясен. «Я сидел на парковой скамье в состоянии шока. Я не знал, что делать. И тут до меня дошло, почему Комитет по разведке назначил закрытое заседание как раз за день до открытого заседания Комитета [по политике] Демократической партии. Пока об этих открытых слушаниях не было известно, Комитет по разведке и знать о нас не хотел. А теперь они быстренько налепили на нас ярлык секретности — в этом и состояло их намерение»: не дать коллегам Валери из ЦРУ публично свидетельствовать о том, что с ней произошло и почему это следует расценивать как предательство по отношению к любому сотруднику ЦРУ.

Марчинковский позвонил близкому другу, адвокату из Детройта, и попросил у него совета, как у юриста, что делать в такой ситуации, поскольку он рассказал Комитету по разведке как раз то, что собирался рассказать завтра в Комитете по политике, а Робертс со всей очевидностью пытается заблокировать его показания, без всяких на то оснований объявив их секретной информацией. «Знаешь, что я скажу тебе, Джим, — ответил ему друг. — Я уже знаю, что ты собираешься сделать, а потому сразу начну обзванивать всех твоих друзей, чтобы они собирали деньги на освобождение тебя под залог». «Я сказал ему, — вспоминает Марчинковский, — „Смейся, смейся. Я вот сижу здесь в парке один-одинешенек, и мне говорят, что я нарушаю все мыслимые и немыслимые законы“. А он мне и говорит: „Угу. И я точно знаю, что ты сделаешь завтра“». Собравшись с духом, Марчинковский перезвонил помощнице Дэшла. «Позвоните Робертсу и скажите ему, что я сказал, чтобы он убирался ко всем чертям» — так, по его словам, заявил ей Марчинковский.

Не дав себя запугать (один из работников аппарата Конгресса подтвердил, что Робертс не имеет полномочий объявлять что-либо секретной информацией), Марчинковский явился на заседание для дачи свидетельских показаний вместе с бывшим ответственным сотрудником ЦРУ Джонсоном и бывшим главой Антитеррористического центра ЦРУ Винсентом Каннистраро. Они выступили публично перед сенаторами-демократами, и, когда Дэшл уже собрался завершать слушания, Марчинковский заметил, что член Комитета по разведке сенатор-демократ Джей Рокфеллер что-то шепчет ему на ухо.

«Дэшл объявил, — вспоминает Марчинковский, — что у сенатора Рокфеллера есть вопрос. И сенатор Рокфеллер посмотрел прямо на меня. „Я хочу задать господину Марчинковскому, как юристу, один вопрос: как по-вашему, может ли Белый дом вести расследование против себя самого?“» Задав вопрос, который вызвал столь бурную реакцию на состоявшемся накануне закрытом заседании Комитета по разведке, Рокфеллер широко ухмыльнулся.

После заседания, как рассказывал Марчинковский, Рокфеллер стиснул ему руку и спросил, улыбаясь: «Как вам понравилась вчерашняя перебранка?»



В январе 2007 года, после того как демократы получили большинство в обеих палатах Конгресса, Рокфеллер возглавил Комитет по разведке, а Кристофер Бонд стал вместо Робертса главой республиканской фракции.

Весной 2007 года была опубликована «Оценка предвоенной разведки по Ираку» — часть давно ожидаемого расследования по предвоенным данным («Этап-2»), обнародование которой Робертс всеми силами и так успешно оттягивал, — стало понятно, что теперь кампанию против Уилсонов будет продолжать Бонд.[116] Доклад в основном состоит из двух рассекреченных оценок Национального совета по разведке, которые сосредоточены преимущественно на послевоенной обстановке в Ираке. «Перед войной разведывательное сообщество пришло к выводу, что установление стабильного демократического правления в Ираке будет процессом затяжным, сложным и, возможно, бурным, — констатирует Комитет по разведке. — Разведывательное сообщество отмечало, что политическая культура Ирака „не способствовала развитию либерализма или демократии“ и „практически не имела общественного фундамента для развития широкого участия населения в демократических процессах“… Перед войной разведывательное сообщество отмечало также, что, по всей вероятности, „Аль-Каида“ использует возможность развернуть активную деятельность и усилить террористические атаки во время и после войны в Ираке».

Члены Комитета от республиканцев выразили недовольство тем, что доклад страдает «необъективностью», и вице-председатель Бонд, а вместе с ним сенаторы Оррин Хатч и Ричард Берр принялись высказывать «особые мнения», снова нацелившись на чету Уилсон. «Хотя это и не имеет прямого отношения к теме данной публикации, — записали они, — здесь вполне уместно обсудить дополнительную информацию, которая обнаружилась в одном из более ранних отчетов о предвоенной ситуации… и касается разведданных по урановой сделке между Ираком и Нигером… Дополнительная информация… подтверждает сведения, полученные Комитетом, о том, что именно с подачи г-жи Уилсон посол Уилсон был привлечен к изучению вопроса об урановой сделке между Ираком и Нигером…»

Что же касается фактов — а они, согласно докладу, свидетельствуют о том, что администрация явно игнорировала довоенные предупреждения о проблемах, с которыми столкнутся США в попытках установить демократию в Ираке, — то по этому поводу трио несогласных сенаторов не особенно нашлось что сказать.



2 июля 2007 года президент Буш заменил приговор Скутера Либби с тюремного заключения на условное. Как отмечают обозреватели процесса над Либби, полное помилование лишило бы Либби возможности заявить о своем праве не свидетельствовать против себя, чтобы избежать свидетельских показаний в Конгрессе — не только о собственной роли, но и о роли вице-президента и самого президента в санкционировании разглашения тайны личности Валери Плейм в печати. «Если бы Буш помиловал Либби, он и вице-президент Чейни, по существу, отказались бы от собственных доводов, которыми они успешно пользовались четыре года, чтобы избежать упоминания об их роли в этом деле, — писал Джеф Ломонако.[117] — А процесс над Либби со всей очевидностью показал, что президент и вице-президент сыграли значительную, внушающую беспокойство роль по самому существу этого дела… Опубликованные доклады показывают, что Буш распорядился в том роде, чтобы Чейни „дал этому ход“ — подразумевая под „этим“ информацию, которая могла бы дезавуировать выступление Джо Уилсона против действующей администрации. Иными словами, если Буш и Чейни упоминали имя жены Уилсона еще до того, как журналистам было дано соответствующее распоряжение, значит, фактически президент дал указание своему подчиненному раскрыть для прессы принадлежность Плейм к ЦРУ».



Плейм официально уволилась из ЦРУ 9 января 2006 года. Она служила Управлению и своей стране более двадцати лет.

В начале 2007 года, когда суд над Либби наконец начался, Уилсоны с детьми уехали в Нью-Мексико, чтобы попробовать начать жизнь сначала.





* * *





notes


Примечания




1