Или я сейчас умру от счастья

Михаил тут же снизил цену на бензин.

От платы за свои услуги отказалась и Неля. Она расплакалась и призналась, что действительно работала переводчиком – в институте училась. Помимо турецкого знает английский, немного немецкий. Естественно, грузинский, русский. Сейчас учит французский. Для себя. А откуда взялась легенда, что она проститутка? Так это ее сестра Дениза выдумала – та еще змея подколодная. Лоретта должна была замуж Нелю выдать, ей жениха найти, Дениза в очереди стояла. Но она пустила слух, что Нелю видели с мужчиной. И в гостинице. Неля оправдывалась, что была с мужчиной и в гостинице, и это правда, но она переводила! После этого Дениза сообщала всем родственникам, что Неля все вечера проводит в гостинице с разными мужчинами. Родственники приехали, чтобы увидеть все своими глазами, и убедились – Неля сидела с мужчиной в баре, потом поднялась в номер. Спустилась через час. Брат Нели забрал ее сумочку и проверил – из сумки выпали деньги. Неля пыталась объяснить, что деньги получила за перевод договора и зарабатывает переводами, но ей уже никто не верил. Так что Денизу передвинули в очереди, а про Нелю старались вообще не вспоминать, и она была очень благодарна Лоретте, единственной женщине, которая усомнилась в том, во что все верили. Именно Лоретта все предшествующие отъезду дни ходила по знакомым, соседям и убеждала их, что Неля никакая не проститутка. Ну посмотрите на нее! Так что Неля все это время плакала от счастья – хоть кто-то ей поверил, кто-то готов встать на защиту ее чести. Более того, Лоретта клятвенно пообещала, что, когда они вернутся из поездки, найдет Неле мужа. Да такого, что Дениза от зависти виноградом подавится. Или не виноградом, а тем, что она будет есть в тот момент, когда узнает такую новость.

Тина, услышав эту историю, расплакалась. Наверное, сыграли свою роль гормоны – в последнее время она стала плаксивой. Тина объявила Неле, что если та не выйдет замуж, то работой ее она точно обеспечит. В их компании нужны переводчики, особенно с таким уникальным набором языков.



Какой момент своей беременности Тина запомнила лучше всего?

Как она стоит на проселочной дороге между двумя городками, практически в чистом поле, и ожидает кортеж мэра. Как водитель Михаил перегораживает дорогу своим старым «Мерседесом» (кто посмел бы вслух сказать, что его пятнадцатилетний «Мерседес» старый, того Михаил переехал бы два раза, туда и обратно). Тине в тот момент нестерпимо хотелось есть, пить, в туалет и оказаться дома, в собственной постели. Она хотела мучиться токсикозом, ходить по магазинам, выбирать коляску, колыбельку, подгузники, а не стоять уставшей, грязной, голодной на проселочной дороге, не пойми куда ведущей. И не думать о том, что она должна остановить кортеж какого-никакого, но мэра, пусть совсем маленького городка, но все-таки важного человека, и рассказать ему о том, что у него есть дядя. Помощи от Отари ждать не приходилось – он отравился шаурмой, купленной в уличном кафе, и страдал, лежа на заднем сиденье «Мерседеса». Иза завладела телефоном Отари и увлеклась фотоотчетом – снимала кусты, бродячих кошек и собак, цветы, горы и отправляла фотографии Илоне. Та перезванивала и требовала устных подробностей путешествия. Иза удивительным образом умудрялась снять Отари так, что казалось, будто он просто отдыхает на заднем сиденье машины. А Тину фотографировала со спины на фоне красивого куста, цветущего необычными цветами, да так, что Илона не могла догадаться о беременности невестки. Тина же не без ужаса рассматривала собственный живот, который вдруг начал увеличиваться на глазах, и никакие юбки и кофты, заботливо собранные Софико и Лореттой, интересного положения не скрывали, а даже подчеркивали.

– Мальчик будет, – уверенно подтверждала Иза, – девочки они мягкие, их и не видно. Расплываются, как зерна граната. А у тебя вон, кабачком живот! Нет, баклажан, как рулетом. Или как у вас говорят?

– Огурцом, – автоматически переводила Неля.

Тине было все равно – мальчик, девочка, хоть двойня, лишь бы уже вернуться домой. Она сто раз пожалела, что пустилась в рискованную поездку, да еще и в положении, – все кусты в округе стали ей родными. Ее то тошнило, то случались экстренные позывы в туалет. То вдруг подступала слабость, и она просила Михаила остановиться, уходила в поле, ложилась на траву и лежала.

– У меня поздний токсикоз? Это ведь опасно? – спрашивала она у Изы.

– Слушай, дочка, от такой еды и у меня токсикоз – хочешь ранний, хочешь средний. Вон, твой муж тоже с токсикозом валяется, – отвечала Иза. – Что я токсикоз от «что-то не то покушала» не отличу? Не обижай меня. Твой муж покушал, а тебе гулять надо, ноги наверх надо, стресс не надо, подушку под спину надо, сидеть в машине три часа не надо.

В какой-то момент Иза начала нервничать из-за Илоны. Та спрашивала, почему на фотографиях Изы Отари всегда лежит, а Тина всегда спиной, а не лицом? Илона звонила, но Иза кричала в трубку, что ничего не слышит, они в горах, и отключалась.

– Илона меня убьет! – сказала Иза Тине. – Если ты приедешь и сунешь ей под нос свой живот, боюсь, она точно с давлением сляжет. А я останусь во всем виновата. За что мне такое? Мало мне двойни-девочек вместо мальчика, так теперь все будут говорить, что я твой живот перед своими глазами не увидела!

– Не будут. Я всем скажу, что вы первая заметили, – ответила Тина.

Водитель Михаил всю дорогу не умолкал, буквально рот не закрывал – строил планы на собственную империю такси. В мечтах он уже был чуть ли не личным водителем мэра. Неля же тоже страдала. Она очень хотела помочь Тине, Изе, Отари, но ее никто не понимал. Ее литературный турецкий, язык писателей и поэтов, язык султанов и валиде, не понимали даже в аптеке! Тина хотела купить для Отари лекарства, Неля, чуть не плача, переводила, объясняла. Но все кончилось тем, что Тина сама прыгала, изображала рвоту, хваталась за живот. В итоге ей выдали все возможные средства для беременных – от изжоги до вздутия. Иза авторитетно заявила, что лекарства для беременных точно не повредят Отари, так что хуже не будет. Она собиралась провести промывание желудка в полевых условиях, но Отари наотрез отказался, предпочтя стонать и мучиться на заднем сиденье.

– Неля, что случилось? – спросила Тина.

– Мне плохо. Я зря училась. У меня проблемы с аудированием. Я все понимаю, что читаю, но не могу тебе помочь – диалекты не понимаю, не слышу. Я ведь в первый раз в Турции, – расплакалась Неля.

– Неля, дорогая, я тебя сейчас убью! – закричала Тина. – Это мне плохо. Посмотри на мой живот! Да я на обратной дороге в машине не помещусь. Я даже не слон, а динозавр! Так что прекрати рыдать и быстро договорись со своим аудированием!

– Почему динозавр? – Неля перестала плакать.

– Потому что у меня руки короткие, и я с трудом завязываю кроссовки! А Отари, он бы первым вымер, если бы был динозавром!

– Я хочу такой живот, – призналась Неля и снова начала плакать. – Я ведь могла выйти замуж, если бы не Дениза. У меня и жених был, только он от меня отказался.

– Господи, Неля, приедешь в Москву и завтра выйдешь замуж! – горячо заверила ее Тина. – Нет, ты вчера еще выйдешь замуж! Обещаю! Только помоги мне сейчас! Иначе я сама на всех языках заговорю, причем неприлично!

Тина потом со смехом вспоминала, как Неля выскочила на дорогу и начала размахивать руками, чтобы остановить кортеж мэра, который и так бы остановился – Михаил стоял рядом со своим «Мерседесом» и гордо курил. О том, что это кортеж мэра, никто, естественно, не знал и даже не догадывался. Можно сказать, рука, или нога, или колесо судьбы привели мэра на эту самую дорогу именно в это самое время. Неля останавливала все машины подряд, потому что Иза велела найти здесь «Скорую». У Тины сел телефон. У Михаила закончился бензин, хотя он собственной матерью клялся, что не понимает, как такое произошло – то ли его «Мерседес» выпил, как вино, то ли кто-то тайно слил.

– Я тебя потом убью, – пообещала Тина Михаилу. – Вот рожу, выкормлю сына грудью и вернусь тебя убивать. Жди меня.

Михаил испугался, поскольку слышал подобную угрозу в каком-то фильме, но не помнил, в каком именно. И там все так и случилось – женщина вернулась и убила главного героя.

Опять же дорога – проселочная. Михаил решил объехать, чтобы сократить путь. И они заблудились. Старенький навигатор перешел отчего-то на китайский язык, который не знали ни Тина, ни Неля. Хотя, возможно, навигатор говорил и по-японски. Но дорогу он явно показывал не местную, а китайскую или японскую. Найденная в бардачке карта – старая, бумажная, была оторвана ровно в том месте, где они застряли. И ценный кусок попросту пропал.

Опять же, кортеж мэра тоже не должен был оказаться в тот день на считавшейся заброшенной и не указанной ни на одной карте дороге. Но опытный водитель свернул, решив проехать «дворами», так сказать. Ведь мэр затеял строительство новых дорог и ремонт старых, из-за чего все жители вспомнили про тропы и проселочные дороги, о которых разве что деды слышали. Местные жители подлатали старый мост и активно им пользовались – поездка по мосту считалась опасной, но позволяла сократить дорогу на тридцать минут минимум. Водитель провез мэра по шаткому мосту. Один раз застрял колесом в доске. Машину вытащили – мэр тоже принимал участие в толкании нового «Мерседеса» с подогревом сидений и встроенным в изголовье кресла телевизором. Мэр позвонил секретарше и велел занести в график неотложных дел ремонт моста.

Но потом они столкнулись со старым «Мерседесом» Михаила, который перегородил дорогу. Михаил, как уже было сказано, курил и надеялся на высшие силы, которые помогут ему добыть бензин, на котором он, естественно, сэкономил. Иза тоже молилась, призывая на помощь Авиценну и прочих целителей древности, чтобы те помогли ей довезти Отари до больницы и не вызвали у Тины преждевременных родов от нервов.

Отари в это время громко стонал. Иза сооружала капельницу на ветке дерева. У Тины, видимо от страха и волнения, случился сильнейший приступ токсикоза, который можно было бы списать на съеденную здоровенную упаковку чипсов со вкусом бекона – ее рвало так, что она прощалась с жизнью и даже была возмущена: Иза заботилась об Отари, а не о ней. Почему она спасала мужчину, а не мать с нерожденным младенцем, возможно, мужского пола? Тину стошнило на очередной цветочный куст, название которого не знала, и тут краем глаза она увидела, как на дороге появился кортеж из трех автомобилей, как Неля, а вслед за ней и Михаил бросились на грудь к охраннику. На втором бодигарде в этот момент висела Иза. Мэру пришлось выйти из машины, поскольку ситуация складывалась нестандартная – дорога перегорожена старым «Мерседесом», личный охранник обнимается с незнакомой женщиной, неподалеку женщине совсем плохо, а еще одна трясет какой-то палкой, которая могла бы напоминать капельницу, если бы случилась война или стихийное бедствие.

Поскольку дорога оказалась перекрыта так, как ни одной ремонтной бригаде или стихийному бедствию не удавалось, мэру пришлось вникать в ситуацию. Он отдал распоряжение вызвать сразу две машины «Скорой помощи» – одну для человека с подозрением на отравление, а возможно, и на перитонит. Другую – перинатальную. Тина выглядела так, что может родить в любой момент. Мэр подумал и решил вызвать еще и вертолет. Не дай бог в прессе появится сообщение о смерти туристов по причине сложной дорожной ситуации, сложившейся в результате затеянных реноваций.

Тина потом вспоминала, как услышала странный звук и решила попрощаться с жизнью. Что-то гудело над головой, поднялся сильный ветер, никто не кричал, из-за чего Тина решила, что попала в царство мертвых. Живые бы точно подняли крик. Ее кто-то отлепил от куста, который стал ей родным, на котором она помнила каждый листик, и понес не пойми куда. Она слышала голос Изы, которая выкрикивала имя ее мужа, но Тине в тот момент было все равно.

Оказавшись в странном месте, под звук, заглушающий мысли и ощущения, Тина совершила невозможное – попросила сумку и достала фотографию. Она протянула ее человеку, который находился поблизости и лицо которого казалось ей очень знакомым, можно сказать, родным.

После чего отключилась.



Потом Иза рассказывала, что мэр долго рассматривал фотографию. Неля, которая все время плакала, объясняла на всех языках, что они приехали ради того, чтобы сообщить мэру о внезапно найденных родственниках. Мэр кивал, но как-то равнодушно. И тогда Неля перешла на грузинский. Старый, деревенский. И мэр вдруг затих. Он смотрел на фотографию, на Тину, Отари, который лежал рядом, и снова на фотографию. Неля рассказывала историю семьи дяди Роберта по-грузински, с теми интонациями, которые использовали в речи ее бабушка и дедушка. Мэр молчал. Неля потом утверждала, что слезы текли по его лицу всю дорогу, пока они летели до клиники.

В больнице Отари поставили капельницу, а на ту, что соорудила из ветки и целлофанового пакета Иза, приходили смотреть все доктора и приводили, как на экскурсию, интернов. Иза же, увидев в руках интерна кардиограммы, прочитала целую лекцию и устроила цирковое представление – беременной медсестре, двум пациенткам в положении и одному доктору-терапевту, которая изо всех сил скрывала беременность, предсказала пол будущих младенцев. И этот пол полностью совпал с данными УЗИ. После этого пришлось вмешаться главному врачу клиники, поскольку Иза парализовала работу кардиологического, гинекологического и терапевтического отделений, причем одновременно. Если бы не звонок оставленного на подзарядку телефона, еще не известно, что бы произошло. Звонила Илона. Ее крик в трубке был слышен даже без громкой связи.

– Иза, мое сердце сейчас выскочит и разобьется! Где мой сын? Где моя невестка? Почему я ничего не знаю? А я знаю, что-то случилось, хоть и не кардиолог. Или успокой мое сердце, или пусть мой инфаркт будет на твоей биографии! Что там за шум? Почему я слышу шум больницы? Иза! Нет, ничего мне не говори! Я лучше своими ногами пойду к Рустему, и пусть он меня вскрывает! А перед этим я попрошу его написать, что причина моей смерти – ты! Пусть в заключении так и напишет!

– Илона, успокойся, – ответила Иза.


– Как я могу успокоиться? И не говори так со мной, как я уже двое суток говорю с бедным Робертом, который так переживает, что Рустем уже здесь поселился. Слушай, Роберт стал проигрывать Рустему в нарды! Что мне делать? Он каждый раз держится за сердце, что я тебе звоню, а ты не отвечаешь! Расскажи мне все!

– Мы встретились с мэром… – начала рассказывать Иза, соображая, как аккуратно сообщить про больницу.

– Подожди, – перебила ее Илона, – ты же не знаешь главного! Софико родила! Девочку! Можешь себе представить? Я уже с ума схожу! Лиана тоже у меня в доме поселилась! Она вывешивает пеленки на моем дворе, потому что он, видите ли, больше! Она захватила мою кухню окончательно! Говорит, что ребенку вредно дышать маслом. Лиана совсем с ума сошла от счастья! Ходит по соседям и кричит, что ее невестка родила самую красивую девочку в мире, каких еще свет ни видывал. Она уже триста человек пригласила на крестины.

– Как назвали девочку? – уточнила Иза, чтобы потянуть время. Она так и не могла сообразить, как сообщить Илоне про сына с перитонитом и невестку с угрозой преждевременных родов. Иза боялась, что, получив сразу столько информации, Илона вполне может умереть от инфаркта.

– О, это был такой скандал, что даже я села играть с Рустемом в нарды, чтобы успокоиться. Бедная Софико обещала остаться в роддоме навсегда, если Лиана не передумает с именем. Она хотела ее назвать Кекела! Ты можешь себе представить? Даже я хохотала так, что у меня чуть детский энурез не случился. Софико тоже сначала смеялась, а потом плакать начала. А Лиана заявила, что так звали ее бабушку! Да, ее бабушку все звали кекелка! Потому что так одевалась, что ее мать делала вид, что не знакома с собственной дочерью! Ну ты представляешь? Девочку все бы звали кекелка! Бедная девочка! Хорошо, что ей досталась в матери Софико! Вот Софико и объявила, что из роддома не выпишется, пока Лиана не передумает!

– И как назвали?

– Ника, Никуля! Такая девочка! Тьфу на нее! На Софико похожа, только Лиане этого не говори. Она же всем рассказала, что девочка – копия ее бабки.

– Хорошее имя. Победа означает.

– Почему ты по-другому говорить стала? Быстро сейчас мне скажи! Иза, это ты или я ошиблась номером? Ты даже дышишь в трубку по-другому! Нет, я все-таки умру от инфаркта и всем расскажу на том свете, что моя лучшая подруга-кардиолог не смогла меня спасти.

– Илона, все хорошо. Мы встретились с мэром…

– Да, я не глухая и не в маразме. Ты уже это говорила. Где мой сын и моя невестка? Мэр признал своего брата?

– Мы сейчас в больнице. Все хорошо. Отари съел шаурму в уличной забегаловке, и ему стало плохо.

– Я так и знала! Чувствовала! А где были твои глаза, когда ты ими смотрела, как мой сын ест шаурму? Или там другой еды не было? Почему Тина не присмотрела за Отари? Где были ее глаза? Разве моему сыну можно питаться уличной едой? Разве он не привык с детства есть домашнее?

– Другой еды не было. Нам пришлось много ездить.

– И что? Нельзя было с собой наготовить? Хачапури сложно сделать? Мясо запечь? Теперь я должна страдать из-за Отари! Мой бедный мальчик! У него нежный желудок с детства! А Тина там, с ним?

– Да, конечно. Мы все здесь. – Иза так и не могла заставить себя признаться в том, что Тина лежит в соседнем отделении на сохранении.

– А что мэр? Почему из тебя все приходится клещами вытаскивать? – возмутилась Илона.

– Мы показали ему фотографию, Неля все рассказала. Мэр говорит по-грузински, оказывается. Он плакал, когда смотрел на фотографию.

– Он плакал от счастья или от горя? – уточнила серьезно Илона.

– Что ты говоришь? – не поняла Иза.

– Как что я говорю? Он был рад узнать про родственников или нет? – закричала Илона.

– Я не знаю, – честно ответила Иза.

– С этими мужчинами ничего не поймешь. Надо встретиться с женой мэра – она точно вам скажет. Вот мой Роберт тоже не знает, счастлив он или страдает. Зато я про него все знаю. Ты же помнишь, как мой Отари сомневался, жениться ему на Тине или нет, пока она ему не объяснила, что он должен прыгать от счастья. И что мы имеем? Он прыгает от счастья! Скажи Неле, чтобы она рассказала историю семьи жене мэра.

– Хорошо, скажу.

– О, боже, Лиана опять развешивает белье на моей веревке! А я на себе должна одежду сушить?

Илона побежала во двор делить веревки. Иза выдохнула с облегчением. Тяжелый разговор был отложен по не зависящим от нее причинам. Просто вмешалось провидение в лице Лианы, ее невестки и новорожденной внучки.



Иза сидела в комнате отдыха больницы. Она чувствовала, что смертельно устала. И хотела лишь одного – оказаться дома. Все-таки эта поездка оказалась ей не по силам. Такие испытания легко переносить в юности, но не на пенсии. Возраст давал о себе знать. К тому же она не представляла, где проведет предстоящую ночь. Водитель Михаил вместе с Нелей исчезли почти сразу. Отари и Тина спали в палатах. Про Изу, кажется, все забыли.

– Вот вы где! – услышала она голос Нели. – Мы вас везде ищем.

– Вы уехали…

– Да, мы были в доме мэра. Я разговаривала с его женой. – Неля подошла к автомату с напитками, шоколадками, и автомат загудел и стал выплевывать содержимое. – Я рассказала ей все, что знала. Историю семьи. Представляете, у мэра оказалась точно такая же фотография! Оказывается, они сделали два экземпляра, и его отец увез ее с собой. Мэр даже жене ее не показывал никогда. И про семью не рассказывал. Говорил лишь, что его отец потерял связь с родными. Оказывается, мэра зовут Мераб, как отца Серго и Роберта, его назвали в честь дедушки. Серго же скончался несколько лет назад.

– И что?

– Она спросила, чего мы хотим.

– И что ты ей ответила?

– Ответила, что ничего. Она на меня как на сумасшедшую смотрела. Ну и я ей пересказала то, что уже рассказывала мэру.

– Неля, скажи уже конец, чтобы я не мучилась, – попросила Иза.

– А нечего рассказывать. Жена ничего не ответила. Я уехала. Все.