Институт фавориток

— Я не… — ошалеваю от подобного напора.

— Никаких «не»! — непререкаемо заявляет принц, поднимаясь и указывая на свой стул. — Тебе нельзя оставаться голодной. Прием будет не самый короткий и утомительный. Так что давай не стесняйся, — торопит, видя, что я замешкалась.

Вот дилемма! И пересаживаться не хочется, и отказываться нельзя. Он ведь обо мне заботится, значит, обидится.

Скрепя сердце все же поднимаюсь и огибаю стол. Он овальный, и расположен так, что сидим мы друг против друга довольно близко, при этом слева и справа остается место для блюд. А еще наши пространства разделены бортиком, в который убирается крышка.

Оказавшись на противоположной стороне, протягиваю руку, чтобы забрать шигузути к себе.

— Не нужно! — останавливает меня Атиус. — Он прекрасно позавтракает и на твоей половине, раз уж заявил на нее права. А ты будешь есть на моей. Кстати, как фаворитке, тебе уже давно положено сидеть рядом, а не напротив.

Каких сил мне стоит не вспылить и сохранить невозмутимость, словами не передать. В душе поднимается волна негодования, дыхание перехватывает, мышцы на лице сводит от усилий удержать улыбку. А с учетом того, что зубы я стиснула, чтобы не сказать в ответ что-нибудь оскорбительное, наверняка на моем лице отнюдь не милое выражение, а пугающая гримаса получается.

Хорошо, что принц в этот момент на меня не смотрит — он стульями занят. Сначала пододвигает тот, на который я опускаюсь, затем отходит к стене, приносит другой и сам садится.

Теперь между нами нет преграды, и, несмотря на то, что меня альбинос не касается, желание у меня только одно — оказаться от него как можно дальше.

Чтобы скрыть истинное к нему отношение, пододвигаю ближе одно из нетронутых блюд и начинаю отправлять в рот темно-синюю пузыристую массу, посыпанную белым порошком. Вкуса почти не чувствую, настолько сильно нервирует тесное соседство с цессянином. И это замечательно! Ведь чем больше негатива я к нему испытываю, тем меньше вероятность, что мой организм захочет близкого контакта.

— Мы много времени потеряли, Дейлина. — Атиус разворачивается ко мне вполоборота, облокачивается локтем на столешницу и подпирает рукой голову. — Я ведь хотел, чтобы ты за время полета узнала меня получше. Планировал показать тебе корабль. Рассказать о себе и наших традициях. Узнать о том, что нравится тебе. Думал, что к моменту, когда к нам присоединятся гости, мы с тобой станем ближе. Но кое-кто не позволил нам этого сделать.

Цессянин сокрушенно вздыхает и морщится, бросая взгляд на насторожившегося малыша, который никак не может решить: есть ли необходимость срочно бежать ко мне или можно пировать дальше? В итоге, успокоенный тем, что меня видит, он продолжает завтракать. Альбинос говорит:

— Твой питомец и сейчас делает все, чтобы усложнить формирование нормальных семейных отношений. Как же ты почувствуешь ко мне влечение, если мы лишены возможности касаться друг друга?

Вопрос риторический, отвечать на него я не собираюсь, просто меняю блюдо. А в голосе Атиуса появляется все больше волнения:

— Разумеется, я готов ждать, пока ты привыкнешь ко мне, пока он соизволит принять меня как равного, но… Дейлина! Я ведь мужчина! И у меня есть физиологические потребности, которые мне необычайно сложно сдерживать. Особенно в твоем присутствии. Я хочу, чтобы ты была ко мне ближе. Хочу тебя оберегать, обнимать, ласкать… Ты моя фаворитка, и я имею на это право, а вынужден держаться на расстоянии! Это же ненормально!

Как во время этой пафосной речи я не подавилась — уму непостижимо. У меня в голове не укладывается, как мужчина может пойти на физическую близость с девушкой, в которую влюблен, если они ни разу не танцевали?! Да он в первую очередь должен танца от избранницы требовать, чтобы обрести уверенность, что она будет ему верна и больше никому не ответит взаимностью! А уже потом ее соблазнять и тащить в постель.

Видимо, я все же недостаточно хорошо себя контролирую, потому что цессянин понял, что именно меня удивляет. И теперь вкрадчиво объясняет:

— Отношения фаворитки и ее любовника немного иные, нежели жены и мужа. Я пытался тебе это сказать в прошлый раз и не успел, Дейлина. У супругов связь в большей степени психологическая и основывается на сознательном желании быть вместе. У фаворитки и любовника связь физиологическая, и ее устойчивость и крепость зависит в первую очередь от постоянных сексуальных контактов. Именно они позволяют девушке не терять возникшего у нее влечения, а вовсе не танец, который в этом случае всего лишь формальность. Твой дядя совершенно напрасно требует этого обряда как подтверждения. Он ничего нам с тобой не даст. А вот близкие отношения… — Атиус многозначительно замолкает.

— Но вы же понимаете, что для меня сейчас они невозможны? — выдавливаю с трудом. — Я не чувствую к вам достаточно сильного влечения…

— Понимаю, — уверенно кивает альбинос. — А еще я понимаю, что, пока я вынужден держаться от тебя на расстоянии, оно у тебя и не разовьется в должной степени. И причина тебе тоже известна. Может, ты на какое-то время расстанешься со своим питомцем? Обещаю, у него будет самый замечательный уход и все, что только возможно для комфорта. А когда мы наладим отношения, он к тебе вернется. Днем будет с тобой, а на время нашей близости вы будете расставаться. Если, конечно, он меня не примет.

— Значит, искать с ним общий язык и завоевывать его доверие вы не хотите, — мрачнею, демонстрируя разочарование.

— Дейлина! — страдальчески восклицает Атиус. — Ну какой язык? Какое доверие? О чем ты? Мы с ним конкуренты! Он видит во мне соперника! А я не рооотонец, чтобы знать, с какой стороны к нему подступиться. Разве что отправить регенту-императору запрос с просьбой проинструктировать меня на этот счет.

Замираю, чувствуя, как холодеют пальцы. Если Атиус это сделает, то узнает, что шигузути — дикие животные и никто не общается с ними так, как это делаю я. Значит, церемониться и задавать вопросов больше не будет. Просто заберет малыша.

К счастью, гордость у Атиуса сильнее желания затащить меня в постель.

— Но это же смешно, решать столь личные вопросы на столь высоком уровне, — восклицает он, доказывая, что не желает признаваться посторонним в своей несостоятельности.

Я тут же этим пользуюсь, меняя направление разговора и перехватывая инициативу.

— Когда вы делали мне предложение стать фавориткой, то обещали, что между нами возникнут чувства, — обиженно заявляю, откладывая приборы и отодвигая еду. — А теперь говорите только о физиологии. Вы всех обманули? — всхлипываю, убирая кончиками пальцев из уголков глаз несуществующие слезинки.

— Нет, Дейлина, нет! — Атиус начинает нервничать. Прекрасно знает, что при отрицательных эмоциях привязка не появится ни при каких прикосновениях. — Твое воспитание и мировоззрение мешают тебе видеть элементарные вещи! Тебе всю жизнь внушали, что любовь между мужчиной и женщиной не может возникнуть, если до танца они были близки. Это действительно так, но только в том случае, если связь разовая. А если отношения длятся долго и устраивают обоих партнеров, страсть тоже перерастает в любовь. На этом и основываются тройственные семейные союзы. Фаворитки, как и жены, любят и любимы по-настоящему.

— Я вас поняла, — решаю с ним не спорить, а пойти по пути классического женского упрямства. — Но и вы поймите, мне сложно отказаться от привитых с детства правил и вот так сразу принять ваши. Мне было бы спокойнее, если бы мы перешли к близким отношениям после танца. Даже если, как вы говорите, он всего лишь формальность.

Атиус задумывается, непроизвольным движением поправляя манжеты светло-зеленой рубашки. Пробегает пальцами по застежкам более темного по цвету жилета, касается подбородка к наконец соглашается:

— Хорошо. Пусть так. Но ведь ты приняла цветок. Значит, дала мне разрешение на активные действия. То есть согласилась на наличие между нами тактильных контактов, если не в плане полноценной близости, то хотя бы ради формирования у тебя влечения ко мне. А как оно появится, если у меня нет возможности к тебе прикасаться? Мы вернулись к тому, с чего начали. — Он спокойно улыбается, показывая, что не сердится. Просто ситуация ему неприятна. — Так как нам быть, Дейлина?

Дихол! Если отбросить эмоции и рассуждать беспристрастно, он прав. Другой вопрос, что у меня цель иная. И она никоим образом не вписывается в нарисованную цессянином картину.

— Я не знаю, — грустно вздыхаю, выводя пальцем невидимые узоры на краю стола. — Мне сложно потому, наверное, что я первая фаворитка, воспитанная в иных традициях.

— Да, наверняка, если бы у тебя перед глазами был пример, тебе было бы проще, — соглашается Атиус, не рискуя больше давить, чтобы не переборщить. И про шигузути больше ничего не говорит, только отыскивает его взглядом.

Наблюдая за тем, как малыш ловко взбирается на преграду, а потом столь же легко сползает вниз и гордо шествует к моей руке, цессянин терпеливо ждет окончания его путешествия. Когда же черное тельце оказывается на мне, принц поднимается со стула и помогает отодвинуть тот, на котором я сижу.

Вот только прежде чем он это делает, в сиреневых глазах я успеваю заметить лукавый огонек. Что-то альбинос задумал! Но что?

Вопрос этот не дает мне покоя все время, оставшееся до начала приема. Хотя думать-то особенно и некогда. Сначала мы перемещаемся из столовой в комнату Атиуса, где он надевает белый со светло-зеленой отделкой пиджак, а я вновь чувствую себя крайне неуютно среди сверкающего белизной великолепия. Затем оказываемся в коридоре, где нас ждут Керас и еще два неизвестных мне цессянина. Еще через десять минут после путешествия на скользящей машине по недрам цессянского крейсера попадаем в невероятный по своему оформлению зал. Я даже вообразить ничего подобного не могла!


Плавные изгибы стен, меняющих окраску в зависимости от угла обзора. Черный потолок — то ли экран, имитирующий звездное небо, то ли прозрачная обшивка, позволяющая видеть окружающий нас космос. Парящие над нами и освещающие помещение шары — легкие, напоминающие плазменные сгустки. Сложный многоуровневый глянцевый бежевый пол. Изогнутые дугообразные конструкции разной высоты, похожие на сиденья. А между ними неторопливо прохаживаются империане в цветных одеждах. Белых, синих, красных, фиолетовых, зеленых… Цессяне и гости с других планет. Все те, для кого устроен этот прием.

Под руку с Атиусом я поднимаюсь на одно из возвышений, где мы и останавливаемся. Гул голосов смолкает, остается лишь тихая, едва слышная мелодия. Иперианская. Только обитатели планеты, вращающейся вокруг желтой звезды Эфус, способны создавать столь необычные, завораживающие композиции, на которые каждый откликается по-своему и воспринимает их по-разному, в зависимости от настроения и ситуации.

Для меня сейчас в этой музыке смешивается так много! С тихими стонами, напоминающими вой ветра, пробуждается тоска по Рооотону. Отрывистые стихающие и нарастающие модуляции, столь похожие на интонации голоса Луриты, порождают тревогу за подругу. Низкие частоты, почему-то ассоциирующиеся у меня с Атиусом, держат в напряжении и не дают расслабиться. А вместе с яркими звучными аккордами растет желание скрыться от множества глаз, которые меня рассматривают.

— Благодарю всех за оказанную честь, — неожиданно громко звучит рядом четкий, хорошо поставленный голос. — Мне необычайно приятно принимать на этом корабле тех, кого еще совсем недавно я даже не надеялся здесь увидеть. Надеюсь, вы не будете против недолгого неформального общения, после которого мы перейдем к официальной, а затем торжественной части.

Музыка становится громче. Атиус тянет меня за локоть в сторону и вниз, усаживая на изгиб странной мебели, которая оказывается неожиданно удобной. Склоняется к моему уху, шепчет «я ненадолго» и тут же отстраняется. Он спускается с возвышения, чтобы поговорить с присутствующими, я же так и сижу в растерянности.

Какое событие собрался праздновать альбинос? Невесты у него нет. Значит, не свадьбу затеял. Может, меня как фаворитку будет чествовать? Даром что статус пока фиктивный.

Я вспоминаю о нашем разговоре и о том, что к обоюдному согласию мы так и не пришли. Еще и взгляд этот подозрительный… Атиус однозначно не пустит ситуацию на самотек и будет действовать. А что делать, чтобы не попасть в его ловушку? Правильно. Внимательно следить за принцем и гостями. Анализировать происходящее. Не расслабляться и постараться не зевать!



С тринадцатью из присутствующих в зале я знакома. С кем-то лично, с кем-то заочно. Кто-то из них успел породить в моей душе неприязнь, а кто-то вызвал исключительно положительные эмоции.

Слева, у причудливо изогнутого возвышения, бывшая королева Виона удерживает за плечо вертлявую красноволосую лансианочку в облегающем бордовом наряде, которая то и дело порывается к кому-то подойти. Первой я доверяю, вторую пока опасаюсь. И вряд ли откроюсь, если возникнет сложная ситуация.

Справа в скромном дымчатом платье в пол замерла Тона, талию которой обнимает рука высокого серокожего мужчины. Сомнений у меня никаких — это ее муж, посол видийян. Она о нем говорила. Красивая пара. Спокойная. Думаю, на них тоже можно будет положиться.

Чуть дальше, на более ровном и свободном пространстве, покачивает руками и корпусом в такт музыке Файола. У нее невероятно сложного покроя костюм с юбкой из светлой, едва тронутой сиреневым, непрозрачной, но необычайно воздушной ткани. Волосы как облако окутывают голову, и от этого девушка смотрится еще более невесомой. Уверенная в себе, открытая, прямолинейная и в то же время необычайно милая. Было бы замечательно с ней по-настоящему сдружиться.

Рядом с рогранкой, опираясь рукой на возвышение, стоит и весьма откровенно меня разглядывает тот самый бесцеремонный мужчина, с которым я пересеклась в коридоре. Вроде Фай говорила, что прилетела с братом? Вероятно, это он и есть. У них даже одежда подобрана в тон. И ведь однозначно этот тип запомнил меня вчера, а сегодня узнал, потому как улыбочка на его лице специфическая. Не наглая, а как бы это правильно сказать… намекающая. Игривая. Мол, знаю я одну тайну, но пока говорить не буду, авось на будущее пригодится. Мутный субъект. Чувствую, будут у меня проблемы из-за столь экстремального знакомства с ним.

За его спиной, в полутени, замечаю и своего второго ночного знакомца, в каюту которого столь неосторожно попала. И вновь поражаюсь тому, как же близок он по типажу к Атиусу. У него даже костюм тоже белый, разве что отделка светло-синяя и почему-то кажется объемной, словно она пушистая, а не гладкая. На меня Атис не смотрит, его глаза бегают по залу, изучая гостей, словно отыскивают кого-то. А когда он замечает что-то одному ему ведомое, на мгновение замирает в напряжении. Впрочем, на лице быстро появляется разочарование. Не то. А может, не та? Не свою ли ночную гостью он ищет? Меня? Или же ту, вторую, которая пришла после?

При мысли о том, что цессяночка могла ему понравиться, в душе появляется беспокойство. Такой хороший империанин! Будет жаль, если он тоже попадет в сети, расставленные альбиносом.

Заставляю себя больше на него не смотреть и продолжаю изучать гостей.

Атиус далеко не ушел, разговаривает с капитаном, который командовал транспортником, забравшим меня с Рооотона. За их спинами внимательно следит за присутствующими Керас. И, между прочим, он не один. Слева от него та самая девушка-цессянка, которая была моей сопровождающей, а справа… Ой! И справа она же! Близнецы!

Мое любопытство теперь зашкаливает. Кем же они ему приходятся? Жена и фаворитка? Или жена и ее сестра. Или фаворитка и ее сестра? О! Как же хочется это выяснить!

Впрочем, намного больше мне хочется узнать, куда делась моя подруга. Дядю Джаграса я вижу — стоит спиной к возвышению, отведя локти назад и опираясь ими на горизонтальную плоскость. Костюм у родственника темно-зеленый с желтой отделкой, из плотной тяжелой ткани. Его любимый. Смотрит дядя не на меня, а на Атиуса. Причем с весьма непонятным выражением. Кривая усмешка на губах, а глаза серьезные, внимательные. Но он один.

Хмурюсь, вновь пробегая взглядом по залу. Среди тех, с кем я знакома, замечаю и других, неизвестных мне личностей. Двое красноволосых мужчин в возрасте, один совсем молоденький парнишка, такой же синеволосый, как королева, несколько альбиносов-мужчин и три беловолосые девушки…

Так где же Лурита?

— Дей! — тихий всхлип за спиной, и я быстро оборачиваюсь.

С нехорошим предчувствием, между прочим. Потому что опасаюсь худшего. Того, что дядя ее запер, голодом морил, со мной переписываться не разрешил и на праздник не пустил. И ей пришлось сбегать невесть как, а потом пробираться тайком в зал. Соответственно я увижу ее растрепанную, жалкую, тощую, оборванную…

Хм! Смотрю на подругу и успокаиваюсь. Платье красивое, из ярко-зеленой блестящей тафты, по-моему, даже излишне нарядное. Прическа аккуратная и опять-таки праздничная. На руках синяков нет, а вот браслет, наоборот, имеется. Лицо… да, лицо расстроенное, но отнюдь не истощенное.

И в чем же проблема?

Тяну ее за руку, чтобы села рядом и не привлекала к нам лишнего внимания.

— Ты как? — на всякий случай спрашиваю. Вдруг я чего не заметила?

— Плохо, — судорожно втягивает воздух и снова всхлипывает Лурита. Находит глазами дядюшку, впивается в него влюбленным страдальческим взглядом и шепчет: — Он меня измучил совсем! Обнимает так, что дыхание перехватывает и сердце останавливается. Кормит из своих рук. И одевает сам, и причесывает, и спит рядом на кровати… Но при этом ничего мне не позволяет! А еще ругается, когда я пытаюсь спровоцировать его на физическую близость… Дей, — она стонет, прикусывая ладонь, — это так сложно выносить! Поговори с ним, пожалуйста!

Каких сил ей стоило оторвать взгляд от вожделенного объекта, уму непостижимо. Но все же подруга нашла в себе силы сделать это и теперь с надеждой смотрит на меня. А я…

А что я? Я и сочувствую ей и в то же время понимаю, что ничем не могу помочь. Организм Луриты привязался к дядиному на своем физиологическом уровне, и теперь мало того что эта привязка главенствует над ее разумом, так и избавиться от нее крайне сложно. Но самое гадкое, что дядя не просто дал влечению развиться, а еще и стимулировал его постоянно! То есть все эти дни, вместо того чтобы позволить организму девушки получить желаемое и успокоиться, он разжигал в ней страсть все сильнее. Зачем? Я его планов не понимаю. Хотя…

А ведь много может быть объяснений.

Первое. На ее примере дядя решил наглядно показать, что меня ждет, если буду вести себя необдуманно и неосторожно, вместо того чтобы влюбить в себя Атиуса. Типа смотри, Дей, и запоминай: дашь слабину, и с тобой смогут сделать все что пожелают. В этом случае он помучает еще чуток Луриту, переспит с ней и отпустит с миром.

Второе. Дядюшка решил использовать девушку как объект шантажа. То есть будет давить на меня, вынуждая сделать что-то нужное ему, в обмен на свободу моей подружки. Малоприятный вариант.

Третье. Дядюшка специально не дает ей желаемое, чтобы, когда потребуется, управлять девушкой в своих интересах. Она, ослепленная страстью, для него сейчас отличная марионетка. Получается, что с Луритой мне теперь тоже надо вести себя осмотрительно, чтобы она меня ненароком не подставила.

— Может, он хочет, чтобы ты стала его женой? — все же для подруги называю последнюю, самую приятную в ее состоянии версию.

А что? Ведь в этом тоже нет ничего невозможного. Мужчина, зная, что у девушки влечение, отказывается от секса с ней, но от себя не отпускает и все делает, чтобы привязка стала сильнее. Значит, сам влюбился. Логично же!

Лурита замирает на полувсхлипе и перестает реагировать на происходящее. Оно и понятно — в ее состоянии адекватно воспринимать информацию сложно.

— Думаешь? — наконец выдыхает и расслабляется.