Институт фавориток

Облегчение и надежда в ее глазах настолько явные, что мне становится не по себе. Ох, зря я ей это сказала! Если у дяди иные планы, то после моих слов для подруги это станет страшным разочарованием. И на ее отношении ко мне отразится в первую очередь. Причем крайне негативно.

Ласково поглаживаю ее переплетенные в замок пальцы, но больше ничего не говорю. Время покажет. Лишь бы ожидание не затянулось.

— Ну что? Насплетничались? — раздается насмешливый голос за нашими спинами. На плечи ложатся тяжелые мужские руки. Левая на мое, правая на плечо Луриты. А потом между нами появляется зеленоволосая голова наклонившегося дяди. И предупреждающе хмыкает: — Вас обеих сегодня сюрприз ждет. Лурита, идем.

Он отстраняется, а подружка с готовностью вскакивает и огибает сиденье, чтобы оказаться в его объятиях. Дядя ее не разочаровывает. Обнимает за талию, притягивая ближе. Аккуратно, вовсе не грубо. Может, и вправду влюбился?

И все бы хорошо, но на меня темные зеленые глаза смотрят с презрительной усмешкой. Словно дядя намекает на то, что выводы относительно мотивов его поступков я делаю неверные.

— Я вас просил держаться от моей фаворитки на расстоянии. — У меня над головой раздается негромкое предупреждение, произнесенное со сдержанной злостью.

Уверена, никто из присутствующих, кроме нас троих, его не услышал, настолько оно было тихое. Впрочем, нет, двоих. Лурита, кажется, вообще не обратила внимания на нового собеседника. С восторженным выражением на лице приникла к объекту своей страсти и ничего вокруг больше видеть не хочет.

— Так я бы с удовольствием! — патетично восклицает дядя, округляя глаза и впечатывая себе в грудь кулак той руки, что не занята обниманием девушки. — Но вот тут, видите ли… — Наигранно-деликатно мнется, прищелкивает языком и гладит обнаженное девичье плечико, а потом обреченно вздыхает, объясняя: — Подруги.

Атиус поджимает губы и молча кивает, принимая его оправдание. А потом недвусмысленно смотрит в сторону других гостей, заинтересовавшихся происходящим. Этого оказывается достаточно, чтобы дядя тут же спохватился и повел Луриту вниз.

Принц же, ободрительно мне улыбнувшись, разворачивается к присутствующим, а музыка снова стихает. Получается, что мне вставать с ним рядом необязательно? С одной стороны, это удобно — на меня меньше глазеют, а с другой… С другой, у меня статус выше, чем у цессянина, который все еще не император! Однако, с третьей, он хозяин на корабле.

В общем, решаю поспешных выводов не делать. Этикет — штука коварная. С ним надо быть осторожной.

— Думаю, мы можем перейти к главному, — начинает свою речь Атиус. — Я искренне благодарен всем вам. Вам, кто не остался бесстрастным наблюдателем и принял мое приглашение присоединиться к эскадре и совершить путешествие на Цесс. Наши планеты в составе империи дадут ей новую жизнь. Новые надежды. Новые традиции. Мы не имеем права оставаться в стороне, игнорируя возможности, которые дает территориальное объединение наших миров! Мне бесконечно приятно видеть всех вас здесь, на этом корабле, сейчас. Ваше присутствие — реальное подтверждение того, что мы готовы к тесному, продуктивному, дружескому общению.

Едва слышная, звучащая фоном музыка незаметно меняется, в ней появляется еще больше плавных, тягучих звуков. Не знаю, как другим, а мне становится необычайно комфортно и спокойно. И даже весь скепсис, который породили сказанные альбиносом слова, куда-то улетучивается, оставляя вместо себя лишь некоторую снисходительность. Ну амбициозен. Ну уверен, что императорство у него в кармане. Ну льстит себе, принимая уважительное отношение за восхищение его личностью. Что с того? Империане разные. Цессяне, видимо, такие.

— И я вдвойне благодарен тому, кто без промедления и не требуя никакой платы предложил помощь, когда случилось несчастье, — трагически понижая голос, продолжает Атиус. Протягивает руку к зрителям, словно приглашая кого-то к себе, и триумфально провозглашает: — Атис Алиин ат’Шон, король Ле, мой спаситель!

Атис? Король? Спаситель Атиуса? Я замираю, забывая, как дышать. Вот тебе, Дей, и начинают аукаться ночные прогулки. Я же с ним так фривольно общалась! Какое счастье, что леянин не видел моего лица!

— Прошу, не преувеличивайте моих заслуг, Атиус Рэль ли’Тон, — спокойно реагирует король, даже не делая попыток подойти ближе. Подниматься к нам он явно не желает. — Нет никакой чести в том, чтобы предложить то, в чем не испытываешь недостатка, и тем самым кому-то помочь. Намного более ценно, если ради другого отдаешь что-то дорогое и единственное, зная, что обратно его уже не получишь. Последнее, как вы прекрасно понимаете, к нашему случаю отношения не имеет.

— Не скромничайте! — ничуть не стушевался цессянин. — Технология стазисных капсул — это уникальное изобретение ученых вашей планеты. И если бы не предоставленное вами оборудование, которое остановило распространение яда, вряд ли я стоял бы сейчас перед вами.

Ой… Все было так плохо? Или альбинос столь трепетно к собственной шкурке относится, что ему в укусе почудилась смертельная опасность?

Ох, шигузути! Я непроизвольным жестом прижимаю руку к груди, защищая малыша, и слышу спокойный голос Атиса:

— Не стоит драматизировать, принц ли’Тон. Вы пугаете свою спутницу.

Спутницу? Это он обо мне так деликатно выразился?

Встречаюсь взглядом с серыми глазами и теряюсь. Смотрит король куда менее равнодушно, чем говорит. Вот только разобрать не могу, что именно лежит в основе его отношения. Презрение? Разочарование? Сожаление? Впрочем, что угодно, только не восхищение.

— Вы, верно, забыли, король ат’Шон, что Дейлина Мео Мун не просто спутница. Смею напомнить — она наследница империи и моя фаворитка!

В голосе Атиуса нескрываемая гордость, смешанная с почтением, а затем еще и заботливые интонации слышатся, когда он подходит ближе и обращается ко мне:

— Скажи, я напугал тебя?

Сейчас он стоит к гостям вполоборота, и поэтому его лицо вижу только я. Вижу снисходительный взгляд, направленный на мою грудь, то есть место обитания шигузути. Всепрощающую полуулыбку, которой цессянин дает мне понять, что никто из гостей не знает, как попал яд в его организм. Да и то, как именно он строит диалог, однозначно свидетельствует о том, что раскрывать присутствующим всю правду и обвинять меня или шигузути он не намерен. Разумеется, если я буду вести себя умно и сама не выдам этого тем или иным образом.

А я выдам? Ну нет! Мне меньше всего нужно, чтобы дядя Джаграс начал интересоваться тем, кто прячется в моей одежде, а потом намекнул Атиусу на истинное положение дел. Так что настоящую причину волнения придется скрыть. Жаль только, что мой ответ Атиус расценит как аванс, да и гости однозначно сочтут, что альбинос мне небезразличен.

— Да, я испугалась, — отвечаю, понимая, что молчание затягивается. — Ведь ваше отсутствие в последние дни оказалось обосновано столь серьезными причинами.

— Как видишь, твои страхи совершенно напрасны. — Атиус останавливается совсем рядом и улыбается, разводя руки в стороны. — Мне вовремя оказали помощь, даже большую, чем я мог рассчитывать. Все удачно сложилось, и знаешь почему? — Вопрос явно риторический, потому как цессянин от меня отворачивается и вновь сосредотачивает внимание на публике. — Потому что сейчас в нашем секторе Галактики многое меняется! Карты, отношения, традиции! Наши цивилизации открываются друг для друга и готовы сотрудничать с теми, кого раньше считали врагами. И это замечательно! Ведь мы не стоим на месте. Мы расширили границы нашей толерантности. Мы в пути!



— До четырнадцати планет в ближайшие несколько лет увеличится состав нашей империи, я уверен. Да, пока нас меньше, но нашему примеру обязательно последуют другие! — Атиус продолжает свою речь, которая, на мой взгляд, в большей степени подошла бы действующему императору, а не эфемерному, который, чтобы получить право стать таковым, даже не желает ничем жертвовать.

Теперь мне еще сильнее хочется оставить альбиноса ни с чем. Жаль только, вопрос как это сделать остается открытым. Слишком мало у меня информации о том, какие нюансы есть у статуса фаворитки.

В этот момент, основательно меня удивляя, Атиус затрагивает именно эту тему:

— Кстати, о традициях. Все жители Цесса горды тем фактом, что общественное явление социального института фавориток, издревле процветающее на нашей планете, теперь может помочь и жителям других звездных систем в удовлетворении столь важных потребностей империан и выстраивании продуктивных личных отношений. Признаюсь, я был немало удивлен тем, что тройственные семейные союзы встречаются лишь на Цессе. Ведь и для многих других планет, на которых перевес женского населения высок, это было бы оптимальным выходом. Фьеруз Дор ит’Генон, разве для вашей расы это не актуально? — неожиданно обращается он к одному из гостей.

В темных глазах серокожего империанина, мужа Тоны, появляется изумление. От неожиданности он даже выпускает из объятий жену, и та отступает, чтобы ему не мешать. А альбинос продолжает гнуть свою линию:

— Разве не на Видийх тридцать процентов женщин так и остаются в одиночестве, без мужей?

— Но у них есть возможность родить ребенка, — объясняет видийянин. — Ни один мужчина не откажет в этой просьбе женщине, если у нее есть к нему физиологическое влечение.


— Но ведь это все равно не полноценная семья, — не сдается Атиус. — Разве отец ребенка потом заботится о нем? О ней?

— Нет, разумеется. — Фьеруз хмурится. — Если любовница просит ребенка, значит, уверена, что сможет его воспитать и содержать одна. Мужчина и без того многим жертвует, выполняя ее просьбу. В особенности если уже женат.

— Но ведь он в состоянии обеспечить двух партнерш. Сделать счастливыми и их самих, и детей от них. При этом общество окажется в выигрыше, потому что чем меньше станет свободных женщин, тем ниже будет социальное напряжение.

— Может, на Видийх это и приживется, — вдруг подает голос брат Файолы. Тоже выдвигается вперед, чтобы оказаться в первых рядах, для удобства диалога. — А у нас ситуация стабильная. Один мужчина — одна женщина. Боюсь, что с вашим институтом, — он скептически хмыкает, — мы, наоборот, спровоцируем конфликты между мужчинами.

— Так я же и не утверждаю, что на всех планетах все мужчины поголовно обязаны иметь в составе семьи и жен и фавориток, — уверенно парирует Атиус. — Имперский совет издал не закон, а всего лишь разрешение. Даже на Цессе немало исключений. И вообще, я сомневаюсь, что, например, на Зогге хоть кто-то воспользуется подобной возможностью — там женщин до сих пор немного. Но ведь и на эту ситуацию можно посмотреть с иного ракурса…

Он оглядывается, словно кого-то отыскивая, и протягивает руку, приглашая выйти к нему. Мы все с нескрываемым любопытством наблюдаем, как нерешительно выходит на всеобщее обозрение молоденькая цессяночка. Красивая, изящная, беловолосая, большеглазая, такая хрупкая, что кажется — тронь ее, и она рассыплется.

— Виария, — представляет незнакомку Атиус и ласково к ней обращается: — Ты просила разрешения говорить. Прошу.

— Я хотела выразить благодарность нашему гостю за подаренную мне ночь. Она была замечательной, — скромно, но уверенно говорит девушка.

Голос у нее оказывается столь же приятным, как и внешность. Располагающим, я бы сказала. Вот только в моей душе он пробуждает волнение и тревогу. Ночь с кем? О ком она?

— И еще… — Альбиносочка запинается, с подкупающей трепетностью поднимая глаза на брата Файолы, и я облегченно вздыхаю. Не у Атиса она ночевала. Впрочем, тут же об этом забываю, потому что слышу шокирующее:

— Я была бы счастлива, если бы могла стать вашей фавориткой.

Она замолкает, и в зале воцаряется молчание. Звучит лишь музыка, совсем тихая, на грани восприятия. А затем раздается голос цессянина:

— Что вы ответите, Эстон Азир гив’Ор? — Атиус торжествующе смотрит на изумленного рогранина. — Она просит позволения стать вашей фавориткой. Вы не видите в этом качестве девушку своей расы. А другой? Разве Виария не достойна вашей заботы? Она с искренней благодарностью займет место рядом с вами, не требуя многого. У вас нет жены, значит, вы вольны в выборе и возможностях. К тому же, напоминаю, до танца у вас будет возможность отказаться от принятых на себя обязательств по отношению к ней, если вас все же что-то не устроит.

— А дети? — Эстон в сомнении приподнимает фиолетовую бровь. — Они же родятся без способностей…

Он еще договорить не успевает, а Атиус уже вопросительно смотрит на девушку.

— Виария?

— Я прекрасно могу обойтись и без ребенка, если рядом будет тот, кому я нужна, — с милой улыбкой отвечает та.

— Ну вот, — удовлетворенно констатирует принц и вновь возвращается к рогранину: — Идеальный вариант. Вы не находите?

Эстон задумывается, впрочем, долго размышлять ему не позволяет… Файола. Девушка вцепляется в руку брата и тянет ее вниз, чтобы он нагнулся. А затем принимается яростно что-то шептать ему на ухо. Мужчина сначала прислушивается, потом хмурится, явно начиная выходить из себя, в итоге свирепеет и решительно, впрочем, не слишком агрессивно, стряхивает со своей руки повисшую на ней сестричку.

— Твое мнение меня не интересует! — тихо шипит. — И не лезь в мужские дела! Совсем распустилась!..

Фай тоже вспыхивает, оправдывая свое имя, которое на вайли созвучно со словом «огненная».

— Идиот! — несдержанно восклицает, упирая руки в боки. — Разнообразия захотелось? Рогранки приелись?

В гневе она прекрасна. Кожа бледная, лишь щеки яркие, разомкнутые губы влажные, глаза сверкают… И все это в великолепном обрамлении светлых волос и воздушных одеяний.

Эффектное зрелище, как и суть скандала, привлекает не только меня. Все гости наблюдают за ссорой. Цессяне со спокойной невозмутимостью. Дядя Джаграс с веселой улыбкой. Лансиане с нескрываемым любопытством. Экс-королева Виона с явным неодобрением. Видийяне с немым изумлением. Атис с тревогой. Атиус…

Ого! А с чего это глазки-то горят у альбиноса? Радуется, что провокация удалась?

— Язык придержи! Я сам в состоянии понять, что и почему мне хочется! А если будешь лезть не в свое дело, тогда я за тебя решу, что нужно тебе, — осаживает сестричку Эстон и разворачивается к принцу: — Обряд сложный?

— Совершенно простой и необременительный, — тут же откликается тот. — У нас, кстати, как раз была запланирована на сегодня торжественная часть, потому что поступило две просьбы о проведении церемонии. Вы можете к ней присоединиться, если желаете…

— Желаю! — предупреждающе зыркнув на тяжело дышащую Файолу, подтверждает Эстон.

— Хорошо. — Цессянин понимающе улыбается, переводит взгляд на Виарию, которая тут же исчезает за выступом стены, и вновь смотрит на гостей. Вернее, на одного конкретного гостя, который сложил руки на груди белого пиджака и плотно сжал губы. Однозначно Атиус намекает Атису, что ждет и от него подобного шага. Причем еще и словами к этому подталкивает: — Возможно, кто-нибудь еще принял решение? Нет? Ну что ж…

Он хлопает в ладоши, и музыка вновь набирает силу. Кружит плавными переливами, ласкает мелодичными тонами, подбадривает оптимистичным перестуком. И органично в нее вплетается голос альбиноса:

— Нам следует поблагодарить нашего иперианского гостя, который подарил предстоящему торжеству столь приятное атмосферное сопровождение.

Вот как? Дядюшкин подарок? А с чего это он так расщедрился? Что за праздник у него? Зато теперь мне понятно, почему дядя тоже в числе приглашенных, несмотря на натянутые отношения с цессянином, — как же дарителю можно отказать? А никак. Особенно если… если он — один из тех, кто эту церемонию, по сути, и заказал.

Понимаю это сразу, едва вижу, как уверенно дядя выходит вперед вместе с Керасом. Эстон медлит, но подчиняясь приглашающему жесту Атиуса, присоединяется к ним. Еще один цессянин, в руках которого большая коробка, немедленно оказывается рядом и ждет, когда мужчины достанут из нее цветы. Точно такие же, как те, что я приняла от принца.

— Керас! — Атиус покровительственно смотрит на своего телохранителя-безопасника. — Я рад, что ты наконец определился.

— Да, я долго сомневался, — звучит уверенный ответ. — Это было сложно, но все же… — Керас подходит к близняшкам-цессяночкам и протягивает одной из них цветок: — Марида, я прошу тебя стать моей фавориткой. А тебе, Лирида, — теперь обращается ко второй, — придется немного подождать. Свадебной церемонии. Согласны?

Видимо, так. Потому что Марида, кивнув, радостно принимает его подарок и с какой-то триумфальной гордостью переводит взгляд на сестру. Та тоже кивает, хотя и смотрит на цветок… Дихол! С завистью смотрит! Либо они дорады,[1] либо я ничего не понимаю!

— Эстон Азир гив’Ор, — вновь подает голос Атиус.

Несомненно, он решил, что одной демонстрации достаточно, а тянуть время не стоит. Ведь рогранин и передумать может.