Институт фавориток

Лурита, Файола, Атис, экс-королева… Не так много, но и не мало. Правда, и соперники у меня сильные. Дядюшка Джаграс, Атиус, наверняка его отец на пару с дядей Ютом, — сомнительно, что без последнего тут обошлось. И если я выиграю, это будет для меня не просто удачей — настоящей победой. Если же проиграю… Нет, Дей! Не смей даже думать об этом. Ты не проиграешь! Поймешь, что выхода не осталось, воспользуешься оставленным на крайний случай способом спастись — убежать!



— А в семнадцать я первый раз влюбилась. Магиррас был помощником моего отца, советником по экономическим вопросам, взрослым мужчиной, к которому я не осталась равнодушной, едва он появился во дворце. О, Дей! Это было изумительное чувство. Я не ходила, я летала, как детеныши макуни! Старалась делать все, чтобы как можно дольше оставаться с ним наедине, надеялась, что он тоже влюбится, мечтала, что он предложит стать его женой…

Замолкнув, Фай некоторое время, прикрыв глаза, выводит пальцем невидимые узоры на белом сиденье дивана. Вздыхает, улыбается и продолжает:

— Не предложил. Когда мне исполнилось двадцать, он женился на дочери своего друга, а в двадцать пять, после наступления совершеннолетия, мне пришлось с ним переспать, чтобы избавиться от влечения.

— Хорошо, что Магиррас не отказался, — поддерживаю я свою подругу. — Женатые мужчины неохотно на это идут.

— А у него выбора не оставалось, — усмехается Фай. — Отец пригрозил, что лишит его всех привилегий, если он этого не сделает. Я не возражала. Мне не хотелось пару десятков лет жить с мыслями о том, кто никогда не станет мне парой. И знаешь, после ночи с ним мне действительно стало легче. То есть первую неделю я все еще рвалась к нему, организм требовал повторения, а потом поняла, что хочу этого все меньше и меньше, пока наконец, увидев Магирраса, не поняла, что мне на него даже смотреть противно. До сих пор помню свое недоумение, как вообще могла его любить.

Услышав шум, она приподнимается и, опираясь на мягкую боковину дивана, заглядывает за стоящее рядом с ней узколистное растение. Я тоже меняю положение тела, потому что в ожидании приглашения на высадку мы уже второй час сидим в одном из расширений коридора гостевого сектора. Убедившись, что это всего лишь цессяне, занятые уборкой освободившихся кают, мы ждем, когда они исчезнут за поворотом, и продолжаем развлекаться единственным доступным нам сейчас способом — разговором.

— Ты сказала — в первый раз, — любопытствую я. — Был и второй?

— Был, — с готовностью кивает Фай. — Я после первого долго от мужчин держалась на расстоянии. Как-то ни к кому душа не тянулась, а телу я больше вольностей не позволяла. Шесть лет назад, мне как раз тридцать исполнилось, папа отправил Анрона, это мой второй старший брат, возглавить поддинастию, управляющую Огом. Это один из континентов на Рогрансе, а всего их двенадцать, и во главе каждого вице-король, подчиняющийся моему отцу. Мы с Эстоном напросились ехать с братом. Жить во дворце, конечно, приятно, но от однообразия быстро устаешь, а на нашей планете так много прекрасных мест!

Она мечтательно возводит глаза к белому потолку, вспоминает, где находится, и вновь возвращается к рассказу:

— Ог в этом смысле самый красивый. Изумительные пейзажи, мягкий климат, разнообразная растительность. Даже Из — это континент, где находится главный королевский дворец, — не обладает такими преимуществами.

— Почему же вы не смените местоположение дворца? — заинтересовалась я. — Это же несложно.

— Сложно! — отрезает Файола и многозначительно, с гордостью и торжественностью объясняет: — Дворец построен на том самом месте, где приземлились первопоселенцы. Сохранившиеся останки корабля замурованы в саркофаге под дворцом. Как можно менять такое место? Оно само — символ верховной власти!

— Вот это да-а-а… И ты их видела?

Мое удивление вовсе не наигранное. На Рооотоне не осталось ничего, что позволило бы с полной достоверностью доказать, что его жители тоже прилетели из другой звездной системы, а не возникли на самой планете в процессе естественной эволюции.

— Да, я спускалась в саркофаг с Эстоном. Обычно женщин туда не пускают, но мы же с братом двойняшки: куда он, туда и я… Ой, Дейлина! Это потрясающее чувство! Прикасаться к тому, чему почти пять тысяч лет! Знать, что именно в нем были все те, чья кровь сейчас течет во мне!

Подруга на некоторое время замирает, приопустив веки и наслаждаясь воспоминаниями, прежде чем продолжить:

— Риолаз был вторым сыном бывшего вице-короля, которого заменил Анрон. Старший сын погиб, насколько я знаю, а младшему не позволили занять место умершего отца, потому что способности у него оказались очень слабые.

— А какие у вас способности? — Я снова ее перебиваю, не в силах сдержаться. Ведь до сих пор так ничего и не знаю о тех расовых особенностях, которыми рогран одарила природа.

Вместо ответа Файола откидывается на спинку дивана и протягивает к растению руку, разворачивая ладонью от себя.

— Не уверена, что на цессянских сработает, но можно попробовать, — бормочет про себя.

Я завороженно жду, что же произойдет. Проходит пара минут, и никаких изменений. Фай уже разочарованно кривится, но тут… Прямо на глазах одна из почек на веточке начинает набухать. Растет так быстро, что я даже невольно вздрагиваю, когда она лопается, а из нее с той же стремительностью выбрасывается стреловидный листик, вытягивается и дрожит, стараясь коснуться девичьей ладони.

— Ну вот так как-то, — убирает и потирает руки Файола. — На Рогрансе растения отзывчивее, честное слово, они к нам сами так и тянутся. А тут приходится больше усилий прикладывать, чтобы найти контакт.

— Но у тебя получилось! Здорово!

Наверняка я радуюсь успехам рогранки куда сильнее, чем она сама, потому что девушка лишь отмахивается и садится удобнее.

— Ерунда. Так вот. Риолазу я сочувствовала. Это ведь очень тяжело, когда ты заведомо слабее других. А этот рогранин, несмотря на минимальные способности к стимуляции роста, тем не менее пытался доказать Анрону, что достоин управлять континентом. Проиграл, конечно. Но в тот момент меня восхитили его сила духа и умение держать себя в руках. И мы начали встречаться. Поначалу я даже не думала о личных отношениях с ним, видела в нем друга, которого нужно поддержать и которому я могу помочь найти свое место в жизни. Братьям ничего не говорила, они оба были против подобных встреч. А Риолаз находил моменты для свиданий наедине, убеждал меня в том, что способности у него низкие, потому что он никогда ранее активно ими не пользовался, с радостью выслушивал мои советы… Я его учила усиливать стимулирующий поток, сама не заметила, как позволила стать ближе, и в итоге влюбилась.

Теперь в голосе Файолы не слышится восторженной эйфории, и мне становится ясно, что и второй возлюбленный не принес девушке счастья.

— Он мной воспользовался, — подтверждает она мою догадку. — Когда понял, что я от него уже никуда не денусь, заявил моему отцу, что не собирается освобождать меня от влечения, а женится, только если получит в качестве компенсации трон Ога и титул вице-короля.

— Что сделал твой отец?

— Он его убил, — бесцветным голосом отвечает Фай.

— А как же ты?.. — Я невольно ахаю, настолько жестоким кажется мне наказание. Видимо, только мне, потому что в фиолетовых глазах вижу лишь холодное безразличие.

— Как избавилась от влечения? — правильно понимает мою мысль девушка и пожимает плечами. — Никак. За эти годы оно стало меньше, но полностью еще не угасло. Отец так разозлился, что даже не попытался Риолаза переубедить или уговорить со мной переспать. Сказал, что мне это будет уроком и страховкой от необдуманных привязок. Что хоть десяток-другой лет он не будет переживать за непутевую дочь.

— Ты так спокойно об этом говоришь…

— Сейчас — да, — грустно улыбается Файола. — А тогда мне казалось, что весь мир вокруг меня рушится. Эстон ни на минуту от меня не отходил, успокаивал, уговаривал потерпеть, объяснял, как подло поступил Риолаз… Да я и сама понимала, что он прав. И отец прав. А все равно хотелось мне только одного — быть вместе с тем, в кого я влюбилась. И то, что он уже мертв, не очень помогало. Постепенно чувства притупились, и даже воспоминания уже не приносят сильных переживаний, однако неприятие других мужчин осталось.

— Как же тебе сложно, — сочувствую я.

— Зато отец отпустил меня в этот полет с Эстоном, — тут же находит положительные стороны рогранка. — Если бы не гарантия моей незаинтересованности в мужчинах, сидела бы я на Рогрансе. А так и с тобой познакомилась, и на Цессе побываю, и за братом присмотрю. То есть за его новым развлечением. — В голосе Файолы появляется раздражение.

— А как твой отец отнесется к тому, что у твоего брата теперь есть фаворитка? — На всякий случай я приглушаю голос и придвигаюсь еще ближе, хотя, кроме нас, здесь по-прежнему никого нет.


— Понятия не имею, — разводит руками девушка. — Может, примет, а может, разнос устроит. Скорее, все же первое. В отношении нас родители никогда не строили грандиозных планов, которые брат мог бы нарушить своим поступком. Мы ведь с Эстоном очень поздние дети, моему отцу уже двести сорок лет. У нас есть два старших брата, один из которых давным-давно правит вместе с отцом и сменит его на троне, а про второго я тебе уже рассказала. И еще две сестры, но они первыми родились, когда родителям еще и сотни лет не было. Так что мы почти не общаемся, у них свои семьи.

— Получается, на вашей планете такой же срок жизни, как на Рооотоне? — удивляюсь я. — В пределах трехсот лет?

— Неужели и у вас так? — радуется совпадению Фай. — Надо же, насколько мы похожи!

— Не только мы, — отмечаю я. — Ипериане столько же живут. А вот зоггиане на треть меньше… Ты не в курсе, как на Цессе? Вионе? Лансе? Ле?

Спрашиваю, но моя собеседница лишь отрицательно качает головой, а потом еще и поясняет:

— Мы с ними всеми здесь впервые пересеклись. Хорошо мы знакомы разве что с исгреанами — система Ичос от нас совсем близко. Знаешь, — она тоже переходит на шепот, — мне кажется, отец послал запрос на вступление в империю именно для того, чтобы получить от них защиту. Слишком уж подозрительным стало их поведение. Исгреане с такой интенсивностью наращивали вооружение, что довели свою планету до полного истощения биоресурсов. По данным разведчиков, у них там даже растений практически не осталось, лишь машины, оружие, техника, дома, дороги, корабельные верфи, заводы… И наши способности стали для них желанным трофеем, за счет которого можно восстановить утраченное. Если они на нас нападут, мы защититься не сможем. Наш флот не в состоянии отразить атаку столь мощного противника. Исгреане превосходят нас и в вооружении, и в скорости реакции, они прирожденные воины и убийцы. Так что последний десяток лет мы живем в тревожном ожидании неизбежного порабощения.

— А порталы, связывающие планеты, на Рогрансе сейчас тоже закрыты? Они вообще работали? Вы тоже воевали? С кем?

Я снова не удерживаюсь от лавины вопросов, потому что знаю, что из известных мне планет лишь на Зогге военные действия велись исключительно из космоса, а на остальных как средство перемещения использовались в первую очередь порталы.

— Воевали, — подтверждает Файола. — Только мы до сих пор не знаем, с кем. Это же около трех тысяч лет назад началось и закончилось довольно быстро, а исторические хроники того времени скупы на описания нападавших. Мне учителя рассказывали, что наши предки, защищаясь от врага, вырастили вокруг порталов непроходимые леса из хищных растений. Сейчас в этих местах не то что жить невозможно, даже просто приближаться к ним опасно. Так что мы не имеем сведений о том, находятся ли порталы в рабочем состоянии или сквозь них уже давно никто к нам не перемещается. А у вас как было?

— На Рооотоне военные действия тоже быстро закончились. Захватчикам было сложно атаковать в полной темноте, и у рооотонцев с их ночным зрением имелось куда больше преимуществ. И, кстати, мы также не в курсе цивилизационной принадлежности тех, кто на нас нападал. С другой стороны, в нашем звездном скоплении и ближайшем его окружении сто тридцать звездных систем. Наверняка никто еще не исследовал и не изучил их все. И проявлять агрессию мог кто угодно…

— Агрессию? — За нашими спинами раздается жизнерадостный женский голос, а спустя секунду его обладательница падает на мягкое сиденье рядом со мной и интересуется: — Кто посмел обидеть мою Дей?

— Никто не обижал, не волнуйся, это мы о другом… Лурита, Файола, — представляю девушек друг другу и заинтересованно присматриваюсь к зеленоволосой красавице.

А ведь реально похорошела подружка! Глаза искрятся, на щеках здоровый румянец, на губах улыбка, платье одно из ее любимых, настроение лучше некуда…

— Где дядя Джаграс? — интересуюсь.

— Сбежал от меня и помчался выяснять, отчего такая задержка с высадкой.

— Сбежал? — удивляюсь я. — А как он вообще?..

— Потрепан, но жить будет, — привычно иронизирует иперианка и наигранно возмущенно восклицает, хотя я лишь молча улыбаюсь: — Не надо на меня так смотреть, Дей! Ему физические упражнения полезны. Ты его фигуру без одежды видела? Вот то-то же! Чтобы получить полноценное удовольствие от столетнего любовника, надо, я тебе скажу, очень постараться. Животик, мышцы не самые крепкие, и вообще его лишь на пару раз в день хватает… Ой! Простите! — Посмотрев на рогранку, она округляет глаза и торопливо прижимает ладонь ко рту, хотя, я уверена, никакого реального раскаяния и смущения не испытывает.

— Ты его любишь? — Фай заинтересованно приподнимает бровь.

— Разумеется, люблю! — не задумываясь, восклицает Лурита. — Я же с ним сплю!

— Это не любовь, а влюбленность. Привязка, — парирует рогранка.

— А какая разница? — фыркает иперианка. — Это только у мужчин разделение четкое: психологическое влечение — любовь, физиологическая потребность — сброс сексуального напряжения. А у женщин вообще сложно отделить одно от другого.

— Ты не права! — Файола энергично отрицательно качает головой, рискуя испортить прическу. — У женщин тоже есть разделение, только оно обратное: физиологическое влечение — привязка, психологическая потребность — любовь.

— Второе обычно только после танца развивается, — моя сведущая лишь в теории персона вмешивается в разговор двух опытных в практике подружек.

— Именно, — кивает рогранка.

— А я все равно разницы не чувствую. — Лурита пожимает плечами. — Наверное, потому, что мне не с чем сравнивать. Да и меня все устраивает.

— Все? — удивляюсь я. — Даже жуткий неопределенный статус фаворитки?

— Ну ты скажешь тоже… — Иперианка морщится. — Хотя не уверена, что замужество с Джаграсом было бы лучшим вариантом.

— Вот видишь, — многозначительно произносит Файола. — Значит, ты его не любишь, раз сомневаешься.

Если Лурита и желает что-то возразить, то не успевает. Рогранка ее уже не слушает, потому как поднимается навстречу своему брату, который именно в этот момент появился из-за поворота и, вежливо нам поклонившись, поманил сестру к себе.

— Ты что-нибудь узнала? — шепчу я на ухо подруге, пользуясь тем, что мы остались наедине.

— Не так много, как хотелось бы. Один раз он во время… ну понятно, да?.. В общем, в порыве страсти и от этого в легком неадеквате Джаграс назвал меня именем…

— Твоей мамы, — легко догадываюсь я.

— Нет. Твоей.

От такого заявления я теряю дар речи. Как это? Почему? Или его привязанность к сестре была настолько сильна, что перекрыла любовь к ее подруге?

— Он сам-то это заметил? Как-то объяснил? — Мысль о том, что времени на обсуждение у нас немного, быстро возвращает мне способность говорить.

— Он-то, может, и не заметил, да только я потом спросила. Знаешь, как Джаграс рассвирепел… Меня загнал в столовую, и пока я завтракала, в каюте что-то так страшно грохнуло! Когда я решилась выглянуть, служащие уже осколки убирали, а твоего дяди не было. Вернулся только через два часа и сделал вид, что ничего не произошло.

— Что он разбил?