Источник

– Вы отправитесь со мной в двухмесячное путешествие на яхте. Отплываем через десять дней. Когда мы вернемся, вы будете вольны возвратиться к мужу – с контрактом на Стоунридж.

– Слушаюсь.

– Я хотел бы встретиться с вашим мужем. Не пообедаете ли вы оба со мной в понедельник?

– Да, если хотите.

Когда она поднялась, чтобы уйти, он спросил:

– Могу ли я сообщить вам разницу между вами и вашей статуей?

– Нет.

– Но я хочу. Есть что-то пугающее в одних и тех же элементах, использованных в двух композициях на противоположные темы. Все в этой статуе – тема восторга. Но ваша собственная тема – страдание.

– Страдание? Я не отдавала себе отчета в том, что выказала страдание.

– Вы – нет. Именно это я и имел в виду. Ни один счастливый человек не бывает настолько нечувствителен к боли.



Винанд позвонил своему галерейщику и попросил его устроить закрытую выставку работ Стивена Мэллори. Встречаться с Мэллори лично он отказался, так как никогда не встречался с людьми, творчество которых ему нравилось. Торговец весьма спешно выполнил заказ. Винанд купил пять вещей из того, что ему показали, и заплатил больше того, на что мог рассчитывать торговец.

– Мистеру Мэллори будет любопытно узнать, – сказал тот, – что привлекло ваше внимание.

– Я видел одну из его работ.

– Какую?

– Не имеет значения.

Тухи рассчитывал, что Винанд позвонит ему после встречи с Доминик. Винанд не позвонил. Несколько дней спустя, случайно увидев Тухи в отделе местных новостей, Винанд громко спросил его:

– Мистер Тухи, так ли много людей пытались вас убить, что вы не помните их имен?

Тухи улыбнулся и ответил:

– Я уверен, что это хотели бы сделать многие.

– Вы льстите окружающим, – сказал Винанд и вышел.



Питер Китинг разглядывал шикарный зал ресторана. Это было место для самой избранной публики и самое дорогое в городе. Китинга распирало от радости, когда он возвращался к мысли о том, что он гость Гейла Винанда.

Он пытался не смотреть на изысканно элегантного Винанда, сидевшего напротив него за столом. Он благословлял Винанда за то, что тот выбрал для встречи общественное место. Народ глазел на Винанда – осторожно, но глазел, – и внимание распространялось на гостей за его столом. Доминик сидела между двумя мужчинами. На ней было белое шелковое платье с длинными рукавами и воротником-капюшоном; монашеское одеяние создавало потрясающий эффект вечернего платья только потому, что так явно не соответствовало этому назначению. На ней не было драгоценностей. Ее золотистые волосы были уложены шапочкой. Тяжелый белый шелк при движении с холодной невинностью подчеркивал очертания тела, – тела, публично приносимого в жертву и не нуждавшегося в том, чтобы его скрывали или желали. Китинг находил платье непривлекательным. Он заметил, что Винанд, кажется, им восхищался.

Какой-то массивный человек из-за стола в отдалении напряженно смотрел в их сторону. Затем эта тяжелая фигура поднялась на ноги, и Китинг узнал Ралстона Холкомба, который поспешил к ним.

– Питер, мой мальчик, так рад тебя видеть, – жужжал он, тряся его руку, кланяясь Доминик и намеренно не замечая Винанда. – Где ты скрывался? Почему тебя совсем не видно? – Три дня назад они вместе завтракали.

Винанд поднялся и стоял, вежливо склонившись вперед. Китинг колебался, затем с явным нежеланием произнес:

– Мистер Винанд – мистер Холкомб.

– Неужели тот самый мистер Гейл Винанд? – воскликнул Холкомб с великолепно разыгранной невинностью.

– Мистер Холкомб, если вы встретите одного из братьев Смит с этикетки капель против кашля, вы его узнаете? – спросил Винанд.

– Господи… полагаю, что да, – заморгал глазами Холкомб.

– Мое лицо, мистер Холкомб, для народа так же банально.

Холкомб пробормотал несколько благожелательных общих фраз и испарился.

Винанд тепло улыбнулся:

– Не стоило бояться представлять мне мистера Холкомба, мистер Китинг, даже если он архитектор.

– Бояться, мистер Винанд?

– Не нужно, потому что все уже договорено. Разве миссис Китинг не сказала вам, что Стоунридж ваш?

– Я… нет, она не сказала… Я не знал… – Винанд улыбался, улыбка оставалась на месте, как приклеенная, и Китинг чувствовал, что его вынуждают продолжать. – Я не очень надеялся… Не так скоро… конечно, я полагал, что этот обед может быть знаком… поможет вам решить… – и непроизвольно у него вырвалось: – Вы всегда разбрасываетесь такими сюрпризами, вот так, раз и все?


– При первой же возможности, – серьезно согласился Винанд.

– Я приложу все силы, чтобы заслужить эту честь и оправдать ваше доверие, мистер Винанд.

– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Винанд.

Этим вечером он почти не обращался к Доминик. Казалось, все его внимание сосредоточилось на Китинге.

– Общество благожелательно отнеслось к моим прежним попыткам, – говорил Китинг, – но я сделаю Стоунридж своим лучшим творением.

– Это весьма серьезное обещание, учитывая замечательный список ваших работ.

– Я не надеялся, что мои работы достаточно интересны, чтобы привлечь ваше внимание, мистер Винанд.

– Но я их хорошо помню. Здание «Космо-Злотник» – это чистый Микеланджело. – Лицо Китинга расплылось в улыбке от невероятной радости, он знал, что Винанд разбирается в искусстве и не позволил бы себе такое сравнение без веской на то причины. – Здание банка «Пруденшал» – подлинный Палладио[73]. А универмаг Слоттерна позаимствован у Кристофера Рена… – Лицо Китинга сменило выражение. – Подумайте, какую компанию знаменитостей я получил, заплатив только одному. Разве это плохая сделка?

Китинг улыбнулся одеревеневшим лицом и произнес:

– Мне доводилось слышать о вашем бесподобном чувстве юмора, мистер Винанд.

– А не доводилось ли вам слышать о моем описательном стиле?

– Что вы имеете в виду?

Винанд полуобернулся на своем стуле и посмотрел на Доминик, будто разглядывал неодушевленный предмет.

– У вашей жены прекрасное тело, мистер Китинг. Ее плечи чересчур узки, но это великолепно сочетается со всем остальным. Ее ноги чересчур длинны, но это придает ей элегантность линий, которую можно увидеть в хорошей яхте. Ее груди великолепны, вы не находите?

– Архитектура – занятие грубое, мистер Винанд, – попытался рассмеяться Китинг. – Она не позволяет человеку заниматься высшими видами философствования.

– Вы меня не поняли, мистер Китинг?

– Если бы я не знал, что вы джентльмен, я мог бы вас неправильно понять, но вам меня не обмануть.

– Я как раз и не хочу вас обманывать.

– Я ценю комплименты, мистер Винанд, но мне трудно вообразить, что мы должны говорить о моей жене.

– Отчего же, мистер Китинг? Считается хорошим тоном говорить о том, что у нас есть – или будет – общего.

– Мистер Винанд, я… я не понимаю.

– Должен ли я объяснять?

– Нет, я…

– Нет? Тогда мы оставляем тему Стоунриджа?

– О, давайте поговорим о Стоунридже! Я…

– Но мы об этом и говорим, мистер Китинг.

Китинг обвел глазами зал. Он подумал, что такие вещи не делаются в подобных местах; праздничное великолепие зала превращало все в чудовищную нелепость; он предпочел бы очутиться в мрачном подвале. Он подумал: «Кровь на камнях мостовой – да, но не кровь на ковре в гостиной…»

– Теперь я понимаю, что это шутка, мистер Винанд, – сказал он.

– Моя очередь восхищаться вашим чувством юмора, мистер Китинг.

– Такие вещи… не делаются…

– Ну, вы совсем не это имеете в виду, мистер Китинг. Вы считаете, что они делаются постоянно, но о них просто не говорят вслух.

– Я не думал…

– Вы думали об этом до того, как прийти сюда. Но не возражали. Согласен, я веду себя отвратительно. Я нарушаю все законы милосердия. Быть честным – чрезвычайно жестокое дело.

– Пожалуйста, мистер Винанд, давайте… оставим это. Я не знаю, как себя вести.

– Ну это просто. Вам следует дать мне пощечину. – Китинг хихикнул. – Вам надо было сделать это несколько минут назад.

Китинг заметил, что его ладони стали влажными, он пытался перенести вес своего тела на руки, которые вцепились в салфетку на коленях. Винанд и Доминик продолжали медленно и красиво есть, как будто они сидели за другим столом. Китинг подумал, что перед ним два совсем не человеческих тела; свечение хрустальных подвесок в зале казалось радиоактивным излучением, и лучи проникали сквозь тела; за столом остались только души, облаченные в вечерние костюмы. Человеческой же плоти не было. Они были ужасны в своем новом облике, ужасны, потому что он ожидал увидеть в них своих мучителей, а обнаружил полнейшую невинность. Он с удивлением подумал – что же они видят в нем, что скрывает его одежда, если не стало его телесной формы?

– Нет? – спрашивал Винанд. – Вам не хочется делать этого, мистер Китинг? Но конечно, вы и не обязаны. Просто скажите, что вы ничего не хотите. Я не возражаю. Тут, за столом напротив, сидит Ралстон Холкомб. Он может с таким же успехом, как и вы, построить Стоунридж.