Иван Грозный. Сожженная Москва
Часть 70 из 93 Информация о книге
– А вот и нет. До весны буду на Москве. – Правда? – обрадовалась она. – Что могло случиться такого, что государь не послал вас с Василем к татарам или полякам? – Здесь дел хватает, но пойдем в дом, холодно, тебе мерзнуть не можно. Они прошли в дом. У крыльца стояли Герасим с Марфой. – С возвращением, Михайло Алексееич, – поклонились оба. – Благодарствую. Как тут без меня? – Все добре. – Ну и ладно. Треба баню растопить… – Не беспокойся, боярин, я растоплю баню, Марфа приготовит праздничную трапезу, все сделаем, как надо, – ответил Герасим. Обняв Алену за талию, Бордак прошел в горницу. Снял верхнюю одежду, оставив сапоги в сенях, саблю повесил на стену, присел на лавку, вытянул ноги: – Хорошо! Рядом устроилась Алена, прижалась к нему. – Как здоровье, Аленушка? – спросил он. – Хорошо, Михайло. Вчера была у повитухи, та смотрела, все идет, как должно. – А Петька как? – С ребятней местной начал играть. Они-то, соседские мальчишки, ране не подпускали его, а после свадьбы, когда увидели в гостях самого царя, стали в товарищи к Петьке набиваться. – Нос не задрал сын наш? – Нет. Равный среди равных. – Ну и ладно. Я соскучился по тебе, Аленушка! – А уж как я соскучилась! – засмеялась грудным смехом жена, и Михайло, не удержавшись, снова крепко обнял ее. Следующие три дня сыпал снег и мела метель, на четвертый все затихло, но окрепли морозы. На Москве стали находить замерзших. Их хоронили в «Убогом доме», кладбище особом для замерзших, упившихся, бродяг. После трапезы приехал Парфенов. Вошел в горницу, поклонился: – Ну и мороз, давненько такого на Москве не было! – Вон лавка у стены печи, садись, грейся. А может, вина выпьешь? – Выпил бы, Михайло, да след нам к боярину Воротынскому ехать. – Был гонец от него? – Да. Воротынский зовет, дабы объяснить, что делать будем. – И когда след быть у боярина? – Немедля. – Ну, так уж и немедля? А коли я поехал бы на торговые ряды? – Мороз и торговцев разогнал. Торгуют только в лавках, на рядах долго не выстоишь. – Василь? Доброго здравия, – заглянула в горницу Алена. – И тебе того же, Алена, вот приехал забрать у тебя мужа. Тревога легла на лик жены Бордака, и княжич поспешил успокоить ее: – Да не беспокойся, не в дальний путь, а к боярину. На Москве будем. Вечером воротится твой суженый. – Ну, коли так, – облегченно выдохнула Алена, – то ладно. Через малое время княжич с боярином въехали на подворье знаменитого воеводы. Он встретил прибывших в большой горнице о трех окнах. Обстановка верхней комнаты, похожей на дворцовую палату, была богатой и подобрана по вкусу. Но, как и повсюду, главенствовал традиционный уклад православного быта. В красном углу – в дорогих окладах иконы, освещенные огнем лампады. Бордак и Парфенов перекрестились, войдя. Воротынский предложил присесть на лавки, покрытые коврами, и заговорил: – Я пригласил вас для того, чтобы сообщить, что сразу же после празднования Рождества Христова специальная комиссия начнет работу. Для этого вызваны на Москву станичные головы со всех южных земель, а также опытные сторожа, другой люд, имеющий отношение к границе. К работе комиссии будет привлечен Разрядный приказ, на границу отправили малую комиссию. Ну, и по велению государя к сей работе привлекаетесь и вы. – Но мы, боярин, непосредственного отношения к границе не имеем! – воскликнул Парфенов. – Это так, – согласился воевода, – но у вас большой опыт стычек с татарами на засечных линиях, на юге. Боярину Бордаку, пробывшему в Крыму немало времени, лучше многих посольских известно, как обустроена рать крымского хана, тактика ее действий ордой и малыми отрядами. Если быть кратким, я прошу вас поделиться своим мнением по вопросу, как нам в условиях острой нехватки времени и людей, чего уж там таить, станиц и сторожей прикрыть границу к весне следующего года. Все прикрыть, и в том прав Иван Васильевич, у нас не получится, но и требование царя закрыть основные направления подхода татар к русским землям обоснованно и справедливо. – То сделаем, боярин, – кивнул Михайло. – Что еще? – В дальнейшем потребуется ваша помощь в составлении предварительной и окончательной росписи совместно с дьяком Андреем Колбуковым, ведающим всем Разрядом. Как только будет принято решение, вы займетесь теми делами, что поручит государь. – Ясно, Михайло Иванович. Когда треба представить документ? – К началу января. То устроит? Бордак посмотрел на Парфенова, княжич кивнул, и он ответил: – Добре, будет наше мнение по данному вопросу. – Вот и хорошо. Буду ждать. Только прошу изложить все подробно. – Конечно, боярин. – Отведаете медовухи? – Благодарствуем, – сменив тон, ответил Бордак, – но дела по хозяйству ждут. Парфенов удивленно взглянул на товарища – что еще у него за дела по хозяйству? Бордак встал, поднялся и Парфенов. Воротынский проводил вельмож до крыльца. Выехав с подворья, княжич спросил: – А что у тебя за дела, Михайло? – Медовуху и кое-что еще покрепче мы можем выпить у тебя или у меня. Боярин Воротынский – достойный человек, но славится тем, что любит поговорить, вспомнить баталии прошлые, а то время. Согласись остаться, до темноты не уедешь. – Понял, тогда ко мне? – Но ненадолго. – Как получится. Друзья заехали на подворье Парфенова. Варвара принесла кувшин медовухи, пироги, чаши. Выпили, закусили. – Пошел прочь, не видишь, кто явился?! – раздался вдруг окрик в коридоре. – Извиняйте, боярин, – ответил новый ключник, – но без докладу не можно. – А вот отправлю тебя в пыточную избу, сразу о докладах забудешь! – Это еще что за наглец? – взглянул на княжича Михайло. – Голос знакомый, сейчас увидим и научим, как вести себя в гостях. Дверь распахнулась, и в горницу ввалился не кто иной, как Малюта Скуратов. – О! Кроме княжича вижу и боярина! Винцом балуемся? – Григорий Лукьянович, откуда? – Вестимо откуда, из Александровской слободы, отправил царь на Москву, но дела и до завтра подождать могут. – А ныне что? Малюта не ответил, молча сел за стол.