Изменить одиночеству

— Тут у вас все свои. Меня даже никто не знает, кроме этого хмыря, который притащил меня сюда. Я боюсь, что мы больше не сможем увидеться. Умоляю: дайте ваш телефон. Да, чуть не забыл. Я никогда не встречал такой женщины, как вы.

— Какой? — требовательно уточнила Эмма.

— Не знаю. Потрясающей. Мы должны встретиться.

И он поцеловал Эмму таким поцелуем, что тело Эммы напряглось и вспыхнуло. А подумала она почему-то о Вите. Остро его пожалела. Да, это другой уровень. Совсем.

Бабушка задумчиво покачала головой в ответ на вопрос о подготовленном спектакле:

— Нет. Он случайно к нам попал. Федоров привел ко мне оценить поставщика. Так что не спектакль. И это единственное, что меня настораживает. Не люблю самодеятельности.

Они встретились сразу в его отличной и явно холостяцкой квартире в центре. Эмме легко было с ним общаться. Арсений был полностью в темах их достаточно узкого круга. И знал многое вне его. Тип человека, который чувствует необходимость быть всегда в курсе и в тонусе. Он не смущал Эмму ни навязчивыми взглядами, ни страстными признаниями. Относился к ней сначала совсем по-дружески. Ей было понятно, конечно, что эта квартира, набор вин и закусок в ней всегда готовы к неожиданному свиданию. Но это вообще пока не было ее проблемой.

После первого настойчивого и требующего продолжения поцелуя Арсений привел ее в красивую спальню — строгий стиль со смелыми вкраплениями восточных элементов. И никаких резких движений. Наоборот, подвел ее к большому зеркалу и смотрел сзади в глаза ее отражению, не касаясь.

— Большая маленькая девочка, — сказал он. — Бабушкина внучка. Повернись ко мне, Эмма, расслабься. Никакого давления. Я четко представляю себе, о чем речь. Династическая история, закрытое воспитание, фобии, предрассудки, страх перед оглаской. И вот что я скажу: я готов жениться до того. В порядке большого исключения. Мне не нужно проверять ни себя, ни тебя. Я все знаю об этом. Я не просто тебя хочу. Я хочу тебя получить на оставшуюся жизнь. Если ты сейчас скажешь, что бабушке были бы угодны наши встречи с гулянием за ручку на протяжении полугода, — я согласен. Если ты не чувствуешь ко мне влечения даже на уровне любопытства — я подожду. Если…

— Достаточно, — спокойно прервала Эмма. — Мне ясны условия твоей задачи. Я выберу самое простое решение. Мы попробуем. Я остаюсь. Думаю, ты понимаешь, что у меня мало опыта. Но в том-то и дело. Ты мне приятен.

Эмме было за что благодарить Арсения. Он властно и умело растопил ее собственное недоброжелательное отношение к своему телу. Когда она, обнаженная, лежала рядом с ним, собственное тело больше не казалось ей громоздким, неуклюжим и грубым. Этого всего просто не могло быть, раз такой привлекательный мужчина находит его желанным. А в этом не было сомнений. Стоило так долго ждать, чтобы узнать, как упоительно то, что так долго пугало и отталкивало.

Арсений оказался великолепным любовником. Есть опыт, нет его, но безусловные вещи чувствуешь сразу.

— Я скажу тебе, в чем твой секрет, — говорил Арсений. — Мужчину поражает твое нежное, прелестное, совсем кукольное личико. Потом он открывает для себя тело взрослой, созревшей, целомудренной и в то же время чувственной женщины. А затем он пьет кофе и курит с потрясающе умным и серьезным человеком. Ты — клад, уникальная жена, наверняка будешь чудесной матерью.

Майские праздники в том году совпали с яркой, теплой погодой. Арсений предложил провести неделю вместе в тихом и красивом месте Подмосковья.

— Это частный отель на несколько пар, — сказал он. — Совершенно домашняя обстановка, полная обслуга, отличная еда. С остальными постояльцами даже не будем видеться.

— И как бы ты все это определила? — спросила бабушка, когда Эмма складывала вещи в дорожную сумку. — Это серьезные отношения?

— Более чем, бабушка. Он сделал мне предложение, если ты об этом. Но я не ответила. Я в процессе.

— Ты его любишь?

— Он мне очень нравится. Я с ним стала другой. А любовь — это открытие, может, вообще не для меня. Не по зубам.

— Если честно, дорогая, я так и не поняла, что такое любовь между мужчиной и женщиной. Не исключаю, что это удобная форма для выражения полного согласия. Или хотя бы относительно полного. А речь идет о сути, а не о форме. Если она есть, не стоит терять время.

— Вот уж чего я не делаю, — рассмеялась Эмма. — О потере времени нет и речи, как сама видишь. Да, согласие есть. Хотелось бы присмотреться к каким-то барьерам.

— Что-то серьезное?

— Нет, все на уровне ощущений.

— Это не связано с другими женщинами?

— О нет. Сейчас он свободен, хочет быть со мной, все остальное меня не интересует.

Эмма проснулась рано утром. Не задернутые с вечера шторы пропускали активное, слепящее солнце. Она наконец спокойно рассмотрела их комнату — большую, яркую, нарядную, как для новобрачных. Глаза Эммы, согретые сном и любовью, рассматривали обнаженные тела мужчины и женщины. Она смотрела на них, на себя отстраненно. Ей казалось, что ничего более красивого и выразительного она не видела. И только через довольно продолжительное время она сообразила, что, проснувшись, не поспешила натянуть на себя одеяло, как делала даже тогда, когда спала одна.

Вдруг в дверь негромко постучали. Эмма вздрогнула. Арсений проснулся сразу и сказал:

— Не беспокойся. Это горничная. Я с вечера попросил, чтобы нам в это время принесли вина и каких-нибудь фруктов-ягод. Люблю так просыпаться, встречать утро, чтобы потом опять лечь спать. Только так можно насладиться отсутствием обязанностей.

Он встал, натянул трусы и босиком пошел открывать. За дверью действительно стояла юная горничная в темном коротком платье с белым передничком а-ля гимназистка. В руках она держала поднос. Арсений не спешил его принимать. Он внимательно разглядывал то, что на нем стояло. Бутылку потрогал ладонью, вазочки с десертом понюхал, густые сливки в прозрачном кувшине рассмотрел на просвет. Затем по пунктам перечислил горничной, что она сделала не так. Не те бокалы, не так охлаждено вино, неправильно приносить бутылку без подставки… И так далее. Девушка стояла с этим подносом, стараясь не отводить от него взгляда, чтобы не смотреть на обнаженное тело Арсения.

— Ты поняла? — требовательно спросил он.

— Конечно, — послушно кивнула она.

— Хорошо. Не возвращаю. Завтра проверим, как ты поняла.

Эмма, уже укрытая до подбородка одеялом, наблюдала за этой сценой с отстраненным любопытством. Это выглядело как начало банальной порнушки. Арсений говорил девушке «ты», это звучало надменно и фамильярно в одно и то же время. Неприятно звучало. Да и выглядело так себе.

Потом началось их маленькое утреннее пиршество. Это действительно оказалось здорово. Они пили холодное вкусное вино, ели ароматную клубнику, утонувшую в сливках. Потом стояли вместе под душем. Допили вино уже в постели, Арсений задвинул шторы, и они отправились в страну отвоеванного у дня сна с остановками на станциях желания. Изнеженная, ранимая, ничем не защищенная натура Эммы только сейчас узнавала, что не все соприкосновения с жизнью рождают дискомфорт. Ей открывалась наука блаженства и беспечности.

Поздний сытный завтрак им подали в огромной пустой столовой. Было уже два часа дня. Они говорили обо всем. Параллельно читали новости в своих айпадах, проверяли почты, соцсети. Им было спокойно, как будто это давно уже привычный совместный завтрак семейной пары. А тот факт, что они этой парой вовсе не являлись, придавал всему особую прелесть.

Эмма прокомментировала какую-то новость. Арсений посмотрел на нее с любопытством:

— Ты интересуешься политикой?

— Не то что интересуюсь, просто стараюсь понимать, что происходит.


— Зачем?

— Затем, что ни людям, ни власти со мной нельзя играть втемную. Я не верю ни диктату, ни призыву, ни пропаганде. Только своим выводам, анализу.

— И зачем все же?

— Не зачем, а почему. Потому что я уважаю свою и чужую личность. И жду такого же ответа. Если нет — выношу приговор. Свой пассивный приговор, который важен только мне. Так понятно?

— Приблизительно. Но почему тебя так взволновала эта новость? К тебе не имеет никакого отношения. Твои ожидания никто не обманывал. Чужой человек сидит в тюрьме. Я так полагаю, есть за что. Не очень простое это дело — взять и посадить.

— А я никак не полагаю, — сказала Эмма. — Я ни на кого не полагаюсь. Вот именно этого ты и не понял в том, что я сказала. Я сама решаю, что правильно, а что нет. Я способна разобраться в любой ситуации: теперь нет проблем с информацией. И сама делаю выводы. В данном случае известного ученого, обладателя уникального архива о сталинских репрессиях, посадили по цинично и подло придуманному поводу. Я изучила обвинения: они не выдерживают критики. Думала, искала и поняла: его не просто хотят остановить и заставить замолчать. У него собираются конфисковать и уничтожить этот архив, с концами, со всеми фамилиями и должностями.

— Зачем? Это же было так давно.

— Хороший вопрос. Значит, важно именно сейчас. Мало кто из палачей был бездетным. Карьеру все потомки делали проверенным способом. Кровавым. Вот в этом дело. Они и сейчас где-то у власти.

— Надеюсь, ты не стоишь с плакатом «Свободу узникам совести»?

— Нет, я вообще не люблю стоять. И толпу не люблю. Но я подписываю петиции, письма, привлекаю знакомых с более весомыми именами, чем у меня. Мы — наука, что бы ни делали. Мы безоружны и можем спрятать все, кроме мысли, открытия, поиска. Кроме главного. Это нужно как-то защищать. И поддерживать друг друга.

— Красиво ты говоришь. Хороший ты, забавный, интересный человек. Но я очень надеюсь, что твои поиски справедливости будут вытеснены более важными вещами: заботой о семье.

— То, о чем я говорила, и есть забота о семье. Но давай на сегодня закроем тему. Давай опять спрячемся в наш сон наяву.

— Отличная мысль. Только один вопрос. А я для тебя свой или уже не ученый, а так, торгаш рядом?

— Мне кажется, ученый не может перестать быть собой. О торгашах не имею представления. — Эмма улыбнулась и погладила руку Арсения.

Свой последний день отдыха они решили провести точно так же, как и первый. Безмятежно, как будто это продолжение, а не завершение праздника. Проснуться рано утром, выпить вина с чем-то вкусным, досыпать и бездельничать целый день. И ни одного слова о дороге обратно и работе.

Утром их, как обычно, разбудил стук в дверь. Арсений в плавках привычно проверил содержимое подноса, сказал что-то назидательно-одобрительное горничной. Затем протянул руку к столику, взял с него какую-то купюру и привычным, властно-ласковым жестом сунул бумажку девушке в декольте. Эмма спокойно подумала о том, что у горничной на передничке есть большой карман.

Дальше утро продолжалось в изученном до секунд развитии только приятных событий, ощущений и чувств. И спрятанная далеко мысль о близкой разлуке придавала привкус легкой печали.

Они выехали из отеля вечером и медленно поехали в ночь — каждый в свою. Эмма радовалась тому, что увидит бабушку, будет спать на своей кровати. Одна.

Арсений остановил машину у подъезда.

— Ничего, если я не зайду поздороваться с Елизаветой? Поздно уже, да и побриться не мешало бы. И вставать очень рано.

— Конечно, — облегченно сказала Эмма. — Бабушка, вероятно, уже спит.

Он вышел из машины, достал из багажника сумку Эммы, помог ей выйти. В это время из их подъезда выбежал мальчик-сосед с собакой.

— Смотри, Эмма, кого мне подарили. Мы ее назвали Эммой, как тебя. Тебе нравится?

— Еще бы, — рассмеялась Эмма. — Теперь мы обе будем бежать на твой зов.

Рыжий, явно бракованный кокер-спаниель ткнулся носом сначала в ее колени, потом понюхал ногу Арсения. Тот брезгливо дернулся: «Пошла вон». Рыжая Эмма, ничуть не обидевшись, закружилась под кустом.

— Слушай, пацан, — с холодной яростью произнес Арсений. — Если твоя сука наложит у меня под носом, я заставлю тебя это съесть.

Глаза мальчика стали совсем круглыми за стеклами сильных очков для близоруких.

— Паша, не обращай внимания, — торопливо произнесла Эмма. — Арсений шутит.

— Нисколько, — сухо сказал Арсений. — Пусть запомнит.

Собака Эмма выскочила из-под куста, не совершив никаких противоправных действий, ее хозяин помахал на прощанье только Эмме, и они ушли.

— Извини, — сказал Арсений. — В этой чертовой жизни меня, кажется, раздражает все, кроме тебя. И отпускать тебя, если честно, страшно не хочется.

— Это всего лишь ночь. Завтра созвонимся по обстановке. Пока не знаю, что у меня.

Бабушка старалась держаться спокойно, но Эмма видела, что она соскучилась так, как будто Эмма вернулась из долгого кругосветного путешествия.

— Наконец-то, Ба. Ты замечательно выглядишь. Есть не буду, рассказывать тоже. Только мыться и спать.

— И вопросов нельзя задавать?

— Задавай.

— Тебе было с ним хорошо?