Я спас СССР. Том I

От границы мы Землю вертели назад —

Было дело сначала.

Но обратно ее закрутил наш комбат,

Оттолкнувшись ногой от Урала…





– Но как! – Лева просто стонет. – Почему раньше не говорил, что пишешь такие стихи!

– Стеснялся, – я пожимаю плечами. – Надо мной в армии старослужащие смеялись. Надолго отбили желание читать свои стихи.

Народ объяснением удовлетворен. Но тут же вспыхивает спор. Его провоцирует… да, я даже не сомневался… Юля.

– Далеко пойдешь. Есть в тебе какой-то бунтарский дух. Но сейчас многие стали бунтарями. Посмотрела бы я на вас в 37-м…

– Поэт в России больше чем поэт, – я дипломатично пожимаю плечами, не желая поддаваться на эту примитивную провокацию.

– Отец рассказывал про XX съезд партии. – Лева тоже понимает момент и уводит разговор в сторону. – Когда Хрущев дочитал свой доклад о культе личности Сталина и о репрессиях, из зала крикнули: «А вы почему молчали?»

– Кто спрашивает?

Тишина.

– Еще раз, – Хрущев покраснел: – Кто спрашивает? Встаньте!

Никто не встает.

– Молчите? Боитесь? Вот и мы молчали.

Лева смотрит на нас с толикой сокровенного знания в глазах.

Нет, надо срочно менять тему! Вика тонко улавливает момент, встает и ставит в проигрыватель какой-то медляк.

– Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!

Умничка! Не хватало нам тут еще политических споров.

Я обнимаю девушку, мы начинаем покачиваться в легком танце. Другие пары тоже разбились ожидаемо – Юля с Димой и Лева с Леной.

– Я практически ничего о тебе не знаю, – шепчет мне на ухо Вика. От нее приятно пахнет духами, я млею.

– У тебя до меня ведь кто-то был?

Перед глазами вспыхнуло большое табло. На нем было написано огромными буквами «Тревога».

– Это важно?

– Важно!

Черт! Я не то что под огнем, я под артиллерийским обстрелом!

– Ты единственный человек, который меня интересует. К которому у меня… серьезные чувства!

Вика испытующе на меня посмотрела.

– Это не ответ, Леша.

Тут, к моему счастью, медляк закончился. Девчонки пошли на кухню готовить второе блюдо – запеченную курицу с картошкой. Димон же сразу ткнул меня кулаком в бок:

– Колись, что случилось? На тебе лица нет.

– Вика во время танца про моих бывших спросила, – я упал на стул, махнул рюмку коньяка.

– Это она еще про нынешних не знает! – хмыкнул Лева.

Я покрутил пальцем у виска. Дверь в коридор была закрыта – но кто знает… Так и сыплются агенты. Да что там, даже судьбы страны могут зависеть от того, услышали тебя под дверью или нет. Что далеко ходить – заговор против Хрущева, который прямо сейчас зреет, чуть не провалился из-за того, что охранник и доверенное лицо Игнатьева курил под открытым окном дачи шефа.

Мало кто знает, но секретарь ЦК КПСС Игнатьев – одна из ключевых фигур во всей интриге. В 57-м году, когда Маленков, Каганович, Ворошилов и Молотов и «примкнувший к ним» Шепилов решили вывести Хрущева из первых секретарей Президиума ЦК (к чему имели все шансы – у них было большинство), именно Игнатьев первым придумал обзванивать членов ЦК. Ведь не Президиум, а ЦК назначало Хрущева первым секретарем на Пленуме.


Дальше все было делом техники. Жуков военными самолетами привез членов ЦК в Москву (большая их часть была в Ленинграде на праздновании 250-летия города). В столице цэковцев встречали Игнатьев и Фурцева. Показывали им компромат на Молотова с Маленковым. Дескать, они во времена Сталина подписывали расстрельные списки. Вот, посмотрите документы. А кто не подписывал? Хрущев на Украине? Замазаны были все. «Если главой страны станет сталинист Молотов, – запугивали они первых секретарей обкомов, – вы все опять под нож пойдете, как в 37-м». Пленум проголосовал за Хрущева, а Маленкова, Кагановича и Молотова исключили из партии. Шепилова – одного из наиболее образованных людей во власти – вообще сослали в Киргизскую ССР работать в архивах.

Что же сделал Хрущев после победы над антипартийной группой? Через четыре месяца снял с должности министра обороны Жукова. Он по сей день фактически сидит под домашним арестом. Убрал Фурцеву из Президиума. Она даже вены себе резала. Игнатьев тоже прозябает на второстепенной должности (хотя ожидал минимум назначения в Президиум). Что же удивляться, что соратники предали Никиту? И первым, кто побежал в заговор, был Игнатьев. Чей охранник, куря под открытым окном, услышал опасный разговор. Игнатьев, Брежнев и Семичастный обсуждали, как половчее снять Хрущева.

Что сделал охранник? Он понимал: раз в заговоре Семичастный – сообщать в КГБ нет смысла. Комитет и сам в деле. Ответственный товарищ сделал ход конем – пошел к зятю Хрущева Аджубею. Но тот испугался информации, подумал, что это какая-то провокация Семичастного. Тогда упорный охранник разыскал сына Хрущева – Сергея. Тот рассказал отцу. Хрущев сомневался – правда или нет? Брежнев слишком осторожен, «комсомольцы» – Семичастный и Шелепин – слишком молоды, да и многим обязаны ему. Игнатьев? Это вообще не фигура. Но в августе Никита все-таки засомневался. А вдруг? Пошли слухи, что Брежнев и Ко обрабатывают первых секретарей обкомов. И Никита поручил разобраться в ситуации старейшему члену ЦК, своему другу Анастасу Микояну. Тот опросил Сергея, охранника, составил многостраничный документ. Долго тянул, переписывал. Дотянул до октября, когда Хрущева просто сняли на Президиуме ЦК. Фактически именно Микоян, который, разумеется, поверил в заговор, забил последний гвоздь в гроб Никиты.

А если бы он выбрал сторону Хрущева? Подслушанный под окном разговор стал бы уликой, которой первый секретарь мог бы воспользоваться в борьбе за власть.

– Нет никаких нынешних! Лева, прекрати, – я кинул в Когана смятой салфеткой. – Я всего лишь один раз, прописью – один раз – прогулялся с Олей.

– От таких прогулок дети случаются, – салфетка полетела мне обратно. – Мы же тебя не осуждаем!

– Завидуем! – первым начинает смеяться Димон. Потом Лева. Наконец и я присоединяюсь к друзьям.

– Что за смех? – девушки зашли в комнату, впереди всех шла Юля с запеченной курицей, которая была обложена румяной картошкой.

– Анекдот ребятам рассказал. – Лева моментально переключился. – Еврейский. Как раз про 37-й год.

– Ой, а нам можно? – Вика уселась на стул, схватила меня за руку.

– Рабинович, скажите, а вам помогало то, что вы «Рабинович»?

– Конечно, в 1937 году. В шесть утра звонок в дверь. На пороге двое в штатском. – Шнеерсон?! Мы за вами! Собирайтесь… – А я не Шнеерсон!

Девушки смеются, мы тоже присоединяемся.

Конец вечера проходит очень мило, по-домашнему. Мы еще едим, еще танцуем, болтаем. Потом ребята начинают собираться. Уже поздно, до закрытия метро остается час.

– Идите без меня. – Вика спокойно смотрит на ребят. – Я помогу Леше убраться.

В глазах парней понимание, у девушек – легкая зависть на лице.

Вика начинает мыть посуду, я встаю сзади. Меня всего колотит от запаха ее духов, от мягких окружностей под легким голубым платьем. Расстегиваю молнию на спине, целую девушку в шею. Она глубоко вздыхает, руки с бокалами опускаются. Я чувствую, как она сама подвигается ко мне, и стягиваю платье вниз. Туда же отправляются и белые хлопчатобумажные трусики. Одна моя рука начинает ласкать под бюстгальтером грудь девушки, другая пытается расстегнуть ремень на брюках. Наконец это удается, и тут раздается грохот. Вика уронила бокал, и тот раскололся.

– Ой! – девушка пытается вырваться, но я ей шепчу:

– К счастью!

Наклоняю ее и резким движением вхожу. Двигаюсь быстро, слушая громкие Викины вскрики. Долго оргазма ждать не пришлось – мы были слишком возбуждены.



25 мая 1964 года, понедельник

Москва, Таганка

Встали мы по привычке рано. В шесть утра. Пока я делал зарядку и отжимался, Вика сообразила завтрак. Из остатков вчерашнего пиршества.

Мы сели за стол, начали, обжигаясь, пить чай и есть.

– Леша, мне поговорить с тобой надо.

Началось! Неужели опять про моих бывших?

– У меня скоро «опасные» дни… И вот я подумала…

Фуу. Я перевел дух, прожевывая бутерброд. Контрацепцию и правда надо обсудить.

– Я могу выписать у знакомой таблетки. – Вика покраснела, отставила чашку в сторону. – Они не позволят забеременеть.

– Не надо. Это лишнее.

Противозачаточные таблетки в 60-х годах еще очень несовершенные. Много побочек, включая быстрое образование тромбов. Нам это нужно? Однозначно нет!

– Я куплю презервативы. Ты согласна?

Дождавшись кивка, продолжаю:

– Переехать сюда не приглашаю – сам на «птичьих правах», поэтому…

– А я и не прошу, – заторопилась Вика. – Меня все устраивает, ты, главное, пиши!

– А ты, главное, к экзаменам готовься!

На этой позитивной ноте мы закончили завтрак, быстро, в четыре руки вымыли посуду и поехали на учебу. Вика будет готовиться к экзаменам в главном здании МГУ. Я отправился на Моховую.