Я спас СССР. Том I

Глаз радует лишь Вика. Не знаю зачем, но девушка пришла на это мероприятие. Сама вызвалась. Одета она сегодня неброско – серая юбка, белая блузка с комсомольским значком. Сидит в первом ряду, ласково мне улыбается. А я стою потею в костюме, галстук сжимает шею – слишком сильно затянул узел.

Наконец все закончено. Представитель горкома вручает Солодкову какой-то переходящий вымпел, все аплодируют.

Мы с Викой выходим из ДК, прогуливаемся по территории МГУ. Вечером похолодало, и я накидываю девушке пиджак на плечи. Снимаю удавку-галстук, кладу в карман. Потом не выдерживаю, увлекаю девушку в кустики. Она не сопротивляется, и мы исступленно целуемся. Я даю волю рукам, но быстро одергиваю сам себя. Не дай бог застанут.

Выбираемся обратно на асфальтированную дорожку, тяжело дыша и переглядываясь со смехом, продолжаем прогулку.

– Может, сегодня переночуешь у меня на Таганке? – осторожно интересуюсь я. Мысленно скрещиваю пальцы.

– Хорошо, – Вика краснеет. – Только я предупрежу девчонок в общаге, что меня не будет.

Проходя мимо спортивного городка, натыкаемся на компанию гогочущих парней во главе… нет, ну откуда такое везение?!. во главе с Петровым. Парень одет в футбольную форму, на ногах – бутсы. Их и на профессиональных футболистах не всегда найдешь – дефицит. Понятно, ребята идут с вечерней игры.

– Нет, вы посмотрите! – Петров смотрит на меня, потом на припухшие от поцелуев губы Вики и заводится с пол-оборота. – Рус вообще оборзел в край, чужих девчонок кадрит!

– Я не твоя девчонка! – Подруга тоже злится. – Вообще сомневаюсь, что теперь хоть кто-нибудь пойдет с тобой гулять, трепло.

– Заткнись, шлюха! – У парня сносит крышу, и он, сжав кулаки, орет на Вику. Прощать такое нельзя, и я коротко, без замаха бью Петрову в нос с правой. Хруст, кровь во все стороны. Петров со стоном падает, но тут же вскакивает на ноги. Ребята, что шли с бывшим комсоргом, рассыпаются в круг. Слышны крики: «Один на один!» Понятия честной драки еще присутствуют в головах парней.

Петров встает в боксерскую стойку. Делает несколько пробных джебов. Из его носа хлещет кровь и заливает белую футболку с цифрой «3». Я легко уклоняюсь, кружу вокруг парня. Мои руки тоже подняты и защищают голову. Внезапно я спотыкаюсь и падаю на колени. Успеваю заметить чью-то ногу.

– Леша, осторожно! – кричит Вика. – Подножка.

Поздно, дорогая, я уже на земле. И мне тут же по ребрам прилетает бутса Петрова. Староста бьет с «пыра». Успеваю подставить руку, но боку все равно достается. Чувствую сильную резкую боль, сжимаю зубы, чтобы не застонать. Перекатом ухожу в сторону. Тем временем футболисты хватают и оттаскивают парня, который подставил мне подножку, попутно награждая подзатыльником. Поделом.

Петров пытается развить успех, еще раз бьет с замаха ногой. Слишком долго! Я успеваю сгруппироваться и подбить его ногу рукой. Петров падает рядом, и мы тут же вцепляемся друг в друга, как два бультерьера. Драка переходит в партер и становится менее зрелищной. Катаемся по земле, пытаясь занять положение «сверху». Я просто умираю от боли в ребрах, но держусь. Петров заливает меня кровью из разбитого носа. Силен, гад! Спортсмен хренов.

Наконец мне удается прижать его к траве, засунуть одну руку под шею, локтем другой руки надавить сверху. Классический удушающий прием. Петров хрипит, краснеет, но не сдается. Да и как ему сдаться? Говорить-то он не может. Краснота переходит в синеву, и Петров отключается. Я убираю руки – не дай бог задушил… Но нет, дышит. Парни вокруг включаются в ситуацию, сразу много рук хватают меня и ставят на ноги. Я кривлюсь от боли, но терплю.

– Задушил! – кричат одни. – Зовите милицию.

– Да нет, жив! – Кто-то склонился к Петрову и проверил пульс.

Вика пытается пробиться через толпу, но ее не пускают. Я же, шатаясь, стягиваю заляпанную и порванную рубашку, отряхиваю брюки.

– А ну расступитесь, бандерлоги! – слышу громкий рык. Узнаю бас Кузнецова. Его массивная фигура таранит толпу, Вика бежит сзади. Сразу обнимает меня со слезами.

– Что случилось?! – Товарищ наклоняется к Петрову. Тот уже порозовел и моргает глазами.

– Кузнец, это был махач. – Один из парней помогает нашему богатырю поставить Петрова на ноги. Тот тоже качается, глаза мутные.

– Рус первый врезал комсоргу.

– Бывшему комсоргу! – Кузнецов держит моего врага за шкирку, не давая упасть.

– Да тот Селезневу обругал грязно, – футболисты начинают галдеть. – Правильно врезал.

– Махач был честный, один на один.

– Почти честный!

– Милицию вызываем?

– Да дружинники сейчас сами придут.

– Так! Харэ галдеть! – Кузнецов встряхивает Петрова. Тот все еще в ауте, хотя ему уже явно лучше. – Вот на минуту нельзя вас оставить. Представляешь, Рус, – друг поворачивается ко мне, – пошел отнести мячи в спортзал, возвращаюсь… а тут такое…

– Дорогой, как ты? – единственный, кто мной интересуется, это Вика. Она начинает меня ощупывать, я морщусь от боли в ребрах. Но больше, кажется, повреждений нет.

– Так! – принимает решение Кузнецов. – Расходимся. Забирайте этого дебила. – Покачивающийся Петров отправляется в руки футболистов. – Не будет милиции.

Осмотр продолжается и на Таганке. Отказавшись от помощи друга и напялив пиджак на голое тело, я в сопровождении Вики доезжаю до «конспиративной» квартиры. Знал бы генерал, чем мы тут занимаемся! Девушка копается в ящиках и находит вполне приличную аптечку.

– Тебя в травмпункт надо, – резюмирует она, щупая ребра. Справа уже появился огромный лиловый синяк.

– Ну а там что сделают? – Я осторожно сажусь на стул, дышу еле-еле. Так боль не столь заметна.

– Рентген, конечно.

– Нет, потом.

– Обмотают торс тугой повязкой.


– Ну вот и обмотай.

На свет из аптечки появляется бинт, лейкопластырь на катушке. Меня начинают пеленать.

– Леш, я хотела тебе сказать, – осторожно произносит Вика, фиксируя повязку. – Перед дракой у меня в голове какой-то звон раздался. Тревожный.

– А как ты поняла, что это был тревожный звон?

– Ну, он был странный, – задумалась девушка. – Как набат во время пожара.

Ого! Вот это новость. Неужели я со своим СЛОВОМ так влияю на Вику, что она тоже начала что-то слышать?

– Обязательно говори мне, если подобное еще раз случится, – я кладу руку на бедро Вики. – Хорошо?

Девушка неуверенно кивает.

Моя рука сползает вниз, а потом начинает свое путешествие вверх, задирая подол платья.

– Русин, я глазам не верю! Опять синдром раненого??

Вика смеется, пытаясь оттолкнуть мою руку.

– Да, любовь моя. Я ранен прямо в сердце.

К правой руке присоединяется левая.

– Нет, Русин! Пойми! Тебе нельзя. Если это перелом ребер или даже трещина…

Мои ладони все-таки проникают под платье и оказываются на упругой попке девушки.

– Солнышко, а ты слышала о такой позе «наездница»? Она еще называется «амазонка».





* * *


Утром в субботу я, позевывая, прогуливаюсь по вестибюлю станции «Динамо». Разглядываю дискоболов, бегунов и прочих атлетов на барельефах. Попутно тайком ощупываю бок. Болит, но умеренно.

Ночью Вика, освоив новую позу, совсем меня «заездила». В некоторые моменты наивысшего наслаждения моя «амазонка» просто отключалась, забывала о травме и наваливалась руками на грудь. Я внутренне охал, но терпел. Ведь передо мной колыхалась прекрасная Викина грудь.

– Привет, старичок! – Из прибывшего поезда выходит Герман и приветливо хлопает меня по плечу. Ну хорошо хоть не по ребрам…

– Чего такой бледный? Не выспался?

В одной руке Герман мял папиросу – явно курить хочет, в другой держал портфель. На плече висел черный диктофон «Филипс». Заметив мой взгляд, Седов подмигнул:

– Последний писк моды. Прямо «из Парижу». Сорок пять минут записи на пленочную кассету, а не на обычную бобину.

– Да… Хорошо вас Аджубей снабжает.

– Нас, старичок! Нас. Теперь ты играешь в команде «Известий». Привыкай. Ну что, пошли? Надо сегодня быстро отстреляться и сдать материал. В понедельник едем делать интервью с главным архитектором гостиницы «Россия».

Мы поднялись по эскалатору и вышли в город.

– Да, большая стройка намечается, – я вдохнул свежий московский воздух. Как же хорошо! «И жить хорошо, и жизнь хороша!» – А какова моя роль в этих поездках?

– Будешь вникать, как работать «в поле». – Герман передал мне портфель, закурил папиросу. Вот и закончился свежий московский воздух. – Поиграешь «запасным». Я опрашиваю директора школы – ты завуча. Я архитектора – ты прораба. Уловил? Потом сравниваем материалы в редакции, смотрим. Может, чего буду у тебя брать из текста.

– Годится, – я вернул портфель, ускорил шаг. – А как оно вообще работать «в поле»?

– Да зашибись! На руках носят. Помню, в прошлом году история была. Поехали с фоторепортером в один колхоз делать репортаж про урожай. Я записал интервью, идем в поле, где должны были снимать, как первый секретарь райкома отрывает колосок, мнет его в руках и что-то показывает нашему герою и председателю колхоза – женщине, тоже Герою Соцтруда. Приехали к полю, а пшеница у них слабенькая, сантиметров сорок всего. Нашему фоторепортеру это не понравилось, и он как заорет: «Все на колени!»

Они и бухнулись коленками в грязь. Представляешь себе – трое взрослых заслуженных людей. Комбайнер-то ладно, он и так грязный, а секретарь и председательница в светлых костюмах стоят на коленках и друг другу колоски показывают. И смех и грех. Зато репортаж получился отличный, пшеница всем по пояс, красота. Аджубей хвалил. А какую поляну нам там накрыли… – Герман мечтательно улыбается. – Водочка, сало, домашние колбасы, шашлычок пожарили…

М-да… И эти авгиевы конюшни мне придется зачищать? А ведь Седов не так уж и плох. По-журналистски нагл, развязен, зато деловит и явно пробивной. Но откуда такое скотское отношение к людям труда? Откуда такой разрыв между элитой и народом? Или это вечная проблема России?

До школы мы дошли быстро. Так же скоро включились в работу. Линейка с нарядными учениками и родителями уже была построена на школьном дворе, спустя полчаса начались выступления педагогов. Седов принялся записывать комментарии, брать интервью – мне же предложил прогуляться по школе.

– После линейки будет что-то вроде капустника в актовом зале. – Журналист достал из портфеля фотоаппарат «Смену».

– Говорят, даже делегация дипломатов из ГДР будет. Там доснимем, и по домам. Эх, не выделили нам фотокорреспондента на сегодня, все самим делать… Ладно, старичок, дуй в школу и посмотри доску почета первым делом – может, какие известные выпускники тут есть. Вставим в статью.