Я твой монстр. Книга 2

Казалось, сейчас вовсе поползет изморозь по стенам.

И принцесса это почувствовала. Рухнув на колени, она прижалась лбом к полу и торопливо зашептала:

– Прошу простить мне мой проступок, господин. Пожалуйста, прошу простить, господин Адзауро.

Или я чего-то не знала о Ятори, или… я чего-то не знала о Ятори.

А потом началось светопреставление.

Акихиро позвонили и сообщили, что было совершено нападение на дворец императора. Погибло свыше полутора тысячи шиноби и был убит император. Никто не мог понять, как это произошло. Донесение за донесением. Одна версия хуже другой. Паникующих можно было понять, все-таки полторы тысячи трупов шиноби, взлом охранных систем, уничтожение всех записей на камерах, это уже почти война. По расчетам специалистов, для столь массированного нападения потребовалось не менее двух тысяч асинов, но определить, кто они, откуда и каким образом перемещение такого количества человек прошло незамеченным, не сумел никто.

И на всей Ятори всего двое знали правду – я и мой монстр.

Но об этом я не сообщила даже Исинхаю. К тому времени, когда мои уже почти нашли меня, выяснилось, что похищение организовали те, о ком я сразу и подумала, – Астероидное братство. Если конкретнее – клан Летящая комета. И это было их последнее преступление – Удав и, как это не удивительно, Багор подобного им не простили. Зачистка прошла жестко, в духе Зоопарка, негласным руководителем которого был Удав, и с применением последних разработок разведслужб Гаэры.

К ночи неофициально была выдвинута версия об организации покушения на императора младшим наследником империи, но только неофициально – потому как едва ли легко можно было посадить на престол того, кто жестоко расправился с родственником.

Вот так, с легкой руки моего монстра, тот, кого я недавно одарила воображаемым другом, стал императором Ятори, а дело с нападением на дворец замяли. И так как новый император был крайне признателен своему первому министру, который надавил всем своим авторитетом на кабинет министров и заставил их поддержать назначение, то дело с разрывом помолвки император Миюки тоже замял и получил назад свою сестру с формулировкой: «Не оправдала ожиданий».

Но это был тяжелый день.

Тяжелый для меня – судорожно кусающей губы, меряющей пространство спальни Чи нервными шагами, отслеживающей все новости и съемки переговоров. Тяжелый для него – сумевшего договориться со всеми, заставить заткнуться недовольных и сохранить двусмысленность ситуации, поставив императора Миюки в полную зависимость от себя.

И когда Адзауро, уставший и сохраняющий невозмутимое выражение на лице, по-моему, уже исключительно усилием воли, вошел в спальню, я ожидала, что он просто рухнет на постель. Учитывая, что полторы тысячи шиноби уложил именно он, я в целом не представляла, как Чи все еще держится на ногах.

Но своего монстра я явно плохо знала.

– Та-а-ак, – запирая дверь и меняя невозмутимость на полную предвкушения усмешку, от которой мне стало даже немного нехорошо, протянул Адзауро, – с ненужным закончили, переходим к самому главному.

И он плавно шагнул ко мне так, что сразу стало ясно, что для него главное.

– Чи, ты же сейчас свалишься от усталости, – почему-то отступив, и это было какое-то интуитивное отступление, заметила я.

– О, Кей, ты меня сильно недооцениваешь, – скинув пиджак небрежным жестом, он начал медленно расстегивать рубашку, – знаешь, сколько времени у меня секса не было?

Черт, я не хотела этого знать.

– Намекну, – и он перешел к расстегиванию манжет, – с того момента, как сразу после мне пришлось мотаться по всей столице Дженеры, разыскивая не в меру прытких уже не девственниц.

– Ты искал меня всю ночь? – потрясенно спросила, как-то неожиданно обнаружив, что в попытке отступить дошла до стены и отступать больше было некуда.

На губах Адзауро играла все та же пугающе-маникальная ухмылка монстра, дорвавшегося до самого вкусного, но вот он подошел вплотную, полуобнаженный, жилистый, весь словно созданный из стальных жестких мышц, его руки уперлись в стену по обе стороны от меня, и, глядя мне в глаза, Чи едва слышно произнес:

– Я искал тебя всю жизнь.

И если я думала, что этот сложный день подошел к концу, то я ошиблась. Очень-очень-очень сильно ошиблась.

Адзауро начал с поцелуев, и я лишь судорожно вздохнула, когда он сжал меня, продолжая целовать все так же жадно, безумно, бесконечно. Тысячи поцелуев или один бесконечный, то алчный, то сминающий, то пронзительно-нежный – и я потерялась. Потерялась во времени, потерялась в нем, потерялась в себе.

Я думала, что он устал? Он не устал. Ни капли. Ни на йоту. Ни на грамм. Ни на атом.

Он дорвался.

До меня. До возможности быть со мной. До осознания, что я хочу быть с ним. И потому страсть, которая ощущалась почти в воздухе, словно наэлектризовав все вокруг, приобрела неторопливую уверенность в том, что жертва этой самой страсти уже никуда не денется.

Он целовал жадно и вместе с тем неторопливо, словно наслаждался вкусом моих губ, вкусом моей кожи, вкусом меня, вкусом возможности обладать мной. И при этом он словно балансировал на грани, на самом краю бездны, не позволяя себе окончательно сорваться вниз. Зато уверенно и умело ввергая в нее меня.

Я задыхалась, теряя ощущение пространства и не понимая, в какой момент мы переместились от стены до постели. Я выгибалась навстречу его ласкам, захлебываясь стонами и собственным криком, я горела, сгорала, полыхала, как спичка, но на все мои молчаливые просьбы остановиться хотя бы на минуту, секунду, мгновение ответом мне были неумолимые глаза моего монстра, гипнотизирующие, мерцающие нежностью и беспощадностью одновременно, вспыхивающие удовольствием каждый раз, когда я снова срывалась на крик.

Когда-то я ненавидела свое тело – это было до Чи.

Когда-то мне казалось, что сотни операций лишили меня чувственности, – это было до Чи.

Когда-то я считала себя холодной и сдержанной – это тоже было до моего монстра.

На моем теле не осталось ни миллиметра кожи, которую лишили бы ласки, ничего, что не горело бы от поцелуев, и практически ни капли стыда, потому что совести у моего психа не было, запретных зон тоже, а вот желание заставлять меня захлебываться стонами присутствовало в избытке.

Сумасшествие из прикосновений и поцелуев, вихрь космической нежности, неумолимость и непреклонность метеоритного дождя и улыбка, которую я ощущала, когда он целовал мое тело. А когда его пальцы добрались туда, куда он сам все еще, кажется, не собирался вовсе, последней моей мыслью было: «Надеюсь, тут хорошая звукоизоляция».

Я сорвала голос. Я горела, взмокшая, обессиленная настолько, что едва ли смогла бы сейчас встать, я умоляла его остановиться уже в голос, к дьяволу гордость, ее не осталось. Крик переходил в стон, стон в крик, в какой-то момент я уже едва ли могла даже говорить, вновь опадая на смятые простыни. Я почти умирала, взлетала, падала, умирала снова, но останавливать это безумие Адзауро не собирался вовсе – он вошел во вкус.

Это я была уже без сил, а он только вошел во вкус.


Что вы знаете о пытках удовольствием? Чи знал все!

И если у меня в тот момент еще оставались чувства, то они остались только на его губах, его пальцах, его прикосновениях.

И уже где-то на грани потери сознания я ощутила, как он вошел в меня, позволяя самому себе получить то, что уже довело меня до состояния невменяемости. И никакой боли. Ничего, кроме накатывающего ощущения взрывающихся звезд в моих глазах и неумолимости маниакального удовлетворения в его.

Когда мокрый, безумно счастливый и не желающий хоть как-то скрыть это Чи лег рядом и мгновенно собственническим жестом прижал меня к себе, за окном занимался рассвет.

За открытым окном!

Открытым!

– Ты монстр, – хрипло прошептала я, не имея сил даже пошевелиться, хотя очень хотелось выразить все свое возмущение.

– Мм-м, – протянул Чи, медленно скользя пальцами от моей груди и ниже, – я монстр, да. И у тебя проблемы, Кей.

– Это еще почему? – не поняла я.

Адзауро мягко сместился и, накрывая мои губы поцелуем, прошептал:

– Потому что я очень неутомимый монстр. Второй раунд?

– Да ты издеваешься!

В темных глазах мелькнула насмешка, а после голод, голод такой силы, словно у него секса не три минуты не было, а три жизни как минимум.

– Я даже извинюсь, – скользя губами по моей шее, уведомил Чи, – как-нибудь… потом…

Я сдохну. От удовольствия, похоже, но сдохну.





* * *


Мы не спали всю ночь. Мы не спали все утро. В девять раздался звонок из императорского дворца, но Чи ответил где-то через час, когда я уже, кажется, даже дышала с трудом.

На время разговора я просто вырубилась, разбудил меня быстрый поцелуй и сказанное с опять-таки предвкушением:

– Не скучай, я скоро вернусь.

– Проваливай к демонам! – от всей души пожелала ему.

И заснула с улыбкой, чувствуя, как меня с такой же счастливой улыбкой на губах нежно поцеловали на прощание.





* * *


Завтракала я часов в… четыре дня, но сказать, что я поднималась с постели с трудом, – это вообще ничего не сказать. У меня болело все тело. Начиная от губ и заканчивая пальцами на ногах. Болела каждая мышца. Словно я вместо одной тренировки замахнулась сразу на десять, значительно переоценив возможности собственного тела, но при том это была самая приятная боль на свете, и плевать, что губы опухли – счастливая улыбка с них не сходила.

Чи вернулся, когда я допивала чай.

Когда он вошел и увидел меня, его глаза засияли счастьем. Он скинул пиджак у дверей, подошел ко мне, наклонился и прошептал:

– Привет, любимая.

Наверное, планировался быстрый приветственный поцелуй… но что-то явно пошло не так. В какой-то момент что-то разбилось, и только после я осознала, что давно сижу на руках у Адзауро, и мы все так же целуемся, потеряв счет времени.

– А мне никогда не нравился императорский фарфор, – сказал Чи, обозначив, что конкретно разбилось, и вернулся к моим губам.





* * *


Безумное ощущение счастья…