Я твой монстр. Книга 2
Часть 39 из 49 Информация о книге
Безумие в ощущении счастья… Сумасшествие, разделенное на нас двоих… И осознание, что тебе не нужен ни сон, ни еда, ни вообще ничего, кроме него. Мы жили прикосновениями, мы дышали друг другом, мы не могли остановиться и не хотели останавливаться. И не важно, что, где и как, где мы, куда идем, куда летим, что делаем – главное, чувствовать, как его рука сжимает мою, главное, ощущать его присутствие рядом. Мы не досыпали – нам было плевать. Не доедали, часто забывая про еду, потому что одно соприкосновение рукавами, и к дерсенгам обед, ужин или завтрак. Мы потеряли ощущение мира и строили свой, личный, для себя. А потом что-то пошло не так. Сначала я списала это на переутомление от тех постельных упражнений, после которых не оставалось сил даже двигаться. Потом на еду и слишком поздние завтраки. Но в одно утро я, едва заснувшая после очередной изматывающей нежностью ночи, с трудом добежала до ванной. Чи подскочил мгновенно, догнал, поддержал, придержал волосы. А после напряженный, побледневший от тревоги вымыл меня в душе и вызвал врача, наплевав на все мои убеждения, что все в порядке, просто переутомилась… секс вообще штука утомительная, как оказалось. * * * Доктор, сухонький пожилой мужчина, первым делом взял кровь на анализ, который провел тут же, и сообщил нервному, вконец бледному Адзауро, что я беременна. И вот тогда побледнела я. Радость? Какая, к чертям, радость?! Меня сковал ужас. – Срок? – задыхаясь от тревоги, спросила я. Я очень боялась, что доктор скажет именно: – Шесть недель. – Только не это! – на гаэрском выдохнула я. Доктор понял меня неправильно и тут же начал вещать о том, что материнство – это великое благо и дар богов, что я должна быть счастлива, что в рождении дитя заложена сама сущность женского существования… Но это врач. А мой монстр понял меня мгновенно: – Сколько ты выпила в ту ночь? Он спросил на яторийском, тоже от нервов перейдя на свой родной язык, и получил лекцию от доктора о формировании яйцеклетки и прочем, на основании чего выходило, что алкоголь не мог повредить… но я боялась другого. И Чи, выслушав лекцию врача, начал задавать полные тревоги вопросы: – Что конкретно Астероидное братство использует для погружения в анабиоз? Какой яд и в каких количествах использовали во время похищения? Если бы только это, но еще была гадость, которую влил в меня убитый император Изаму. * * * Когда Чи выставил врача и вернулся, я лежала на боку, обнимая живот, и давилась слезами. – Кей, – Чи сел рядом, не сдержался, рывком пересадил меня к себе на колени, обнял, – мы справимся. Я обняла его, прижалась мокрым лицом к его плечу и перечислила: – Яд, анабиоз, возбуждающее средство и аллергия на него. Император решил, что я S-класс и дозу использовал убийственную. Мне страшно… – Я рядом. – Он прижал меня к себе крепче. Он был рядом, но сказать, что он нервничал, – не сказать ничего. Таким бледным, отравленным тревогой я еще никогда его не видела. – Чи, – позвала, вглядываясь в его лицо с отсутствующим взглядом. – И я как маньяк дорвался. – Кажется, он ненавидел себя в этот момент. Боже, он себя винил. – Чи, я же не была против, – прошептала, пытаясь хоть немного переключить его с чувства вины. – Ты была против, – он сжал зубы, на лице отчетливо проступили желваки, – ты умоляла меня остановиться много раз, а я… – А ты монстр, – не знаю почему, но вдруг улыбнулась. – Да уж, – прошипел Адзауро, – ненасытный монстр. – Неутомимый, – поправила я. Он посмотрел мне в глаза – напряженный, злой, причем на себя, виноватый, нервный. – Чи, я сильно сомневаюсь, что занятия любовью могли повредить ребенку. – Я выясню. – Мне казалось, он ненавидел себя в этот момент. – Факторы риска я перечислила. – Вот эта фраза далась с трудом. – Разберемся, – уверенно ответил он. И почти сразу: – Я постараюсь не трогать тебя. Это было забавное заявление, учитывая, что он уже трогал меня, что мы оба, кажется, едва ли могли существовать без этих прикосновений, без тепла наших тел, без возможности переплести пальцы, чтобы еще раз ощутить – мы рядом. Я и мой… монстр. И учитывая, что теперь мы, кажется, семья. Я, он и кто-то совсем крохотный внутри меня… И как же страшно осознавать, что ему уже могли навредить. Момент бессильной ярости, когда я захотела позвонить Удаву и узнать подробности уничтожения остатков Летящей кометы, и в то же время… я вдруг поняла, почему не смогла убить императора Изаму. Потому что внутри меня уже билась жизнь, а когда внутри тебя жизнь, ты вдруг начинаешь ценить все другие жизни… – Что по делу императора? – тихо спросила. Адзауро усмехнулся, прижал мою голову к своей груди и, целуя мои волосы, ответил: – Разве может один двадцативосьмилетний парень, не особо напрягаясь, убить полторы тысячи шиноби из императорской охраны? Я улыбнулась, посмотрела на него и прошептала: – Нет, это немыслимо. Чи ответил самодовольно-загадочной усмешкой и произнес: – Да, ты оказала мне большую услугу, сильно занизив представления обо мне у окружающих. – Я старалась, – вообще без тени серьезности заверила его. Он наклонился к моим губам и нежно поцеловал. Очень нежно. Очень заботливо. Очень бережно. Потому что впереди нас ждала битва уже совершенно другого уровня – битва за нашего ребенка. * * * И простой эта битва не была. Мне не повредил алкоголь, не повредил однократный прием обезболивающих, не особо повредил даже анабиоз, но возбуждающее средство нанесло сокрушительный удар. Когда стало ясно, что кроха внутри меня на грани между жизнью и смертью, я сильно пожалела, что не убила Изаму сама. Вот сейчас бы не колебалась. Убивала бы долго, мучительно, максимально жестоко. Правда, не факт – боюсь, не смогла бы. Просто не смогла бы. И все, что мне оставалось сейчас, – лежать, обнимая живот, и ждать. Принимать лекарства, витамины, гормоны и… ждать, молясь о лучшем. Чи не подпускал ко мне никого, кроме врача. Кормил практически сам, помогал, когда меня рвало, даже купал сам, осторожно, бережно, с любовью в каждом прикосновении. И я бы чувствовала себя счастливой, самой счастливой на свете… но тревога не отпускала. Обоснованная, резонная, удушающая тревога. Было так тяжело ждать, надеяться, стараться не думать о плохом и снова ждать, ждать, ждать… * * *