Я возвращаюсь за тобой

Зора, рыжая Зора,

Твоя постель – из мха,

Ты спишь под открытым небом.



Сегодня – великий день! Через несколько часов они поженятся! Он надел льняные брюки, рубашку и бархатный пиджак. Селин решила позавтракать в одиночестве, а не нежиться в постели рядом с ним. Это, без сомнения, от нервов.

Минуту он смотрел на город, который распростерся у его ног: небоскребы из стали и стекла, сверкающие на солнце, всюду движение, какой-то особый гул Манхэттена. Зрелище было впечатляющим, но он остался к нему равнодушен. Поначалу, когда Селин сообщила ему, что намерена организовать церемонию в Нью-Йорке, он встретил это известие сдержанно. Он сам предпочел бы красивый праздник в тулузской деревне, где у его родителей был дом. Многие из его коллег шеф-поваров, проклиная тиски французской экономики, уезжали, чтобы открыть рестораны в Лондоне, Нью-Йорке или в Японии. Но у него и в мыслях такого не было. Он любил Францию, любил свой образ жизни – рано вставать, пить кофе, листая «Ле Паризьен», ездить на рынок в Рунжи, выбирая там лучшие продукты для своего ресторана, видеть удовлетворение в глазах своих клиентов, болеть за «Пари Сен-Жермен» и «Стад Франсэ» с друзьями, заботиться о потихоньку стареющих родителях…

Но ради того, чтобы доставить удовольствие Селин, он был готов поступиться многим. Себастьен встретил ее три года назад в парке Монсури. Он совершал свою традиционную пробежку трусцой, она привела класс на экскурсию. Он понаблюдал за ней несколько минут и пал жертвой очарования. Все в ней дышало нежностью и доброжелательностью: ее смех, ее оживление, ее обращение с мальчишками. Он сумел ей понравиться, был терпелив, ему удавалось ее успокоить. Единственное мрачное пятно – ребенок, которого у них никак не получалось зачать.

Себастьен вышел из номера и вызвал лифт.

– How are you today?[36] – бросила ему низенькая пухлая дама в ярко-желтом костюме. Она ждала лифта со своими тремя короткошерстными чихуахуа, которых во зила в детской коляске.

– How are you today? – отозвался Себастьен с легким юго-западным акцентом.

Они вошли в кабину, шедшую вниз.

– Don’t be afraid, mamma loves you[37], – постаралась успокоить женщина своих любимцев, когда кабина лифта пришла в движение.

Стоя перед зеркалом, Себастьен вдруг ощутил нечто вроде помутнения сознания. Он почувствовал головокружение, к горлу подкатила легкая тошнота. Вмиг что-то поднялось из глубин его сознания, и возникло неприятное впечатление, что он уже все это переживал. Он не мог найти следов этого в своем прошлом, но сцена была ему странным образом знакома: эта женщина и ее крикливая одежда, ее гнусавый голос, эти три собаки, выряженные, словно дети. Откуда взялось это неприятное ощущение дежавю?

Когда двери открылись, он бросился в туалет, чтобы плеснуть себе воды на лицо.

Недомогание отпустило, ослабло, но не исчезло окончательно.

Открой глаза.

Он был совершенно растерян, как если бы какой-то запор соскочил у него в мозгу.

Посмотри правде в глаза.

Он убедил себя, что его жизнь не так уж сложна, но это было неправдой. Он убедил себя, что у них с Селин все хорошо, но это была ложь. Между ними были недомолвки, затемненные области, вопросы, которые он никогда не осмелился бы задать из страха узнать ответы.

Если ты ничего не сделаешь, ты ее потеряешь.

Теперь он видел это ужасающе отчетливо.

Он попытался взять себя в руки, сказав себе, что, если дошло до брака, их отношения после этого наладятся. Сам он стремился к разумной любви, к равновесию. Его целью было создать семью. Ведь дети – это естественное продолжение объединения двоих. Для Селин же все было по-другому. Ей требовалась безумная любовь, восторженность. Блаженство влюбленности было для нее чем-то вроде наркотика, а он не чувствовал себя способным стать наркодилером.

Все чаще и чаще Селин ускользала от него, скучала при его долгом молчании, не разделяла его мечтаний. В такие моменты ему приходило в голову, что у него есть соперник, некий невидимка, скрывающийся в тени прошлого, о котором он не смел даже спросить.

Возможно, пора это сделать…

Он вытер лицо, посмотрел на себя в зеркало и нашел, что постарел за десять минут лет на десять. Он вышел из туалета и направился в ресторан. Несколько секунд поискал глазами Селин, пока не увидел ее за отдельным столиком, почти скрытым за зеленью растений.

– Как дела? – спросил он, усаживаясь напротив.

– Хорошо выспался?

Он кивнул, развернул салфетку и проговорил:

– Мне кажется, нам нужно поговорить.

Она нахмурилась и, удивленная серьезностью его тона, внимательно посмотрела на него.

Он неуверенным голосом начал:

– Я думаю, нам необходимо урегулировать кое-что до женитьбы. Я никогда не задавал тебе такого вопроса и все же хотел бы знать…

Он запнулся, чувствуя беспокойство.

Подперев рукой подбородок, она смотрела на него, не говоря ни слова.

– …я хотел бы знать, нет ли другого человека, о котором ты думаешь и который живет в твоем сердце.

Последовало длительное молчание, во время которого какая-то его часть еще надеялась, что Селин расхохочется и скажет: Не говори глупости, любовь моя! Существуешь только ты, и ты это прекрасно знаешь!

Но вместо этого она тихо ответила:

– Это правда, есть другой.


– Ах!.. И кто же он?

Она опустила глаза и подтолкнула к нему газету, лежащую на столе.

– Он.





* * *


Больница Сент-Джуд

9 ч 11 мин

Несколько раз постучав и не получив ответа, Итан решился толкнуть дверь.

Кабинет доктора Шино Мицуки представлял собой простую маленькую комнату, из которой открывался вид на реку. Меловую белизну стен оттеняла лишь длинная ширма из бамбука, выполненная в более теплых тонах. На рабочем столе стоял миниатюрный японский клен с перекрученным стволом, некоторые петли опускались ниже горшка, что создавало впечатление, будто пол притягивает его к себе. Итан бросил куртку на спинку спартанского стула и позволил себе сесть, ожидая врача. Рядом стоял еще теплый чайник, ожидавший, что его вот-вот опустошат.

– Налейте себе чашечку, – послышался голос.

Итан обернулся. Шино Мицуки стоял в дверях, совершенно не удивленный его присутствием. Это был тот самый человек, который его оперировал, – низкорослый азиат с тонким и узловатым телом, с бесстрастным лицом без возраста и коротко постриженными темными волосами.

Итан резко поднялся.

– Это ВЫ сделали, не так ли? – обвинительным тоном спросил он, показывая свои пришитые пальцы.

– Возможно, – осторожно согласился врач, – в любом случае, сделано на совесть.

– Я возродился в тот день! – воскликнул Итан. – И я уверен, что вы об этом знаете.

– Я ничего не знаю, – мирно возразил доктор.

– Меня не должно было быть здесь, я должен был быть мертвым! Я получил пулю в голову.

Шино взял чайник и наполнил две маленькие пиалы дымящимся напитком.

– Кто знает? Не исключено, что вы некоторым образом мертвы.

– Это чушь: человек или мертв, или нет!

Шино подумал несколько секунд, а потом спросил:

– Вы играете в карты таро?

– Я предпочитаю покер.

– В таро есть особенная карта: тринадцатая, «безымянная тайна», которую все называют «Смертью». Она говорит о завершении фазы, о возвращении к началу, таким образом это не конец, а возрождение.

– Что вы хотите этим сказать? – занервничал Итан.

– Пытаюсь вам разъяснить, что иногда необходимо перевернуть страницу, чтобы написать что-то новое.

– Вы всегда выдаете готовые фразы?

– Смерть – великий наставник, – продолжил Шино, не позволяя себя сбить.

– Великий наставник?

– Мы живем так, как будто не собираемся умирать никогда, – проговорил врач. – Но чтобы чего-то добиться в жизни, надо все время помнить о неизбежности смерти.

– Послушайте, старина, это же и я всегда говорю своим пациентам: сконцентрироваться на самом главном, жить согласно истинным ценностям, привести свою жизнь в порядок, чтобы не испытывать сожалений при уходе.

Такие песни – это мой заработок, я их знаю наизусть.

– Недостаточно знать, – заметил азиат, – это надо уметь применять.

Итан замотал головой и весь в сомнениях подошел к окну. Голова разболелась, он весь дрожал. Радость, что он еще жив, портило ощущение, что он ничего не понимает в том, что происходит. И ничего не решает. Придя сюда, он надеялся, что найдет ответы, но врач был явно не расположен их давать.

Если только…

Итан повернулся и двинулся в сторону Шино Мицуки. Кипя от гнева, он схватил его за воротник и прижал к стеклу.