Я возвращаюсь за тобой

– Вы начинаете утомлять меня этим вашим буддизмом из супермаркета!

– В вас слишком много злобы, – ответил ему Мицуки, даже не пытаясь сопротивляться.

– Вы объясните мне, что со мной произошло? – вспылил Итан и как следует его встряхнул.

– Я не знаю, но иногда смерть – это только граница. Граница между концом одной жизни и началом другой.

– Какой еще другой жизни! – рявкнул Итан, сжимая пальцы на шее врача. – Я вам говорю, что я в тот же день возродился. Я говорю вам, что я умер!

– И что с того! Вы полагаете, что, когда умираешь, страдание прекращается? – спросил полузадушенный азиат. – Увы, это не так просто. Все, что вы посеяли, это же и пожнете, рано или поздно. Таково правило.

– Опять эта ваша дурацкая карма! Но я… кто-то хотел меня убить, и вы поможете мне его найти.

– Арх! Это вы меня сейчас… убьете!

На секунду Итан надавил еще сильнее.

– И что? Я полагал, что вы к этому готовы! Я полагал, что вы любите смерть! Это же – «великий наставник», не правда ли? Я хорошо усвоил урок!

Затем он резко ослабил хватку, сообразив, что творит. Потом оба несколько секунд постояли, не проронив ни слова: Шино – восстанавливая дыхание и приводя в порядок воротник, а Итан – вперившись взглядом в Бруклинский мост, перешагивающий через реку под оранжевыми лучами осеннего солнца.

Устыдившись, он взял куртку и двинулся к двери.

Если он хочет узнать ответы, то должен найти их сам.

И когда уже Итан перестал в это верить, Шино Мицуки вдруг соизволил дать ему подсказку:

– День, который, как вы утверждаете, вы переживаете заново… – начал он. – Мне кажется, это великолепная возможность последовательно вернуться к каждому из неудачных выборов, которые вы совершили в прошлом. – Шино подождал несколько секунд, а потом уточнил свою мысль: – Я думаю, что это возможность признать свои ошибки и понять, что их не следует повторять, и это важнее, чем искать какого-то гипотетического убийцу.

Итан на минуту задумался. Он уже почти перешагнул порог, но тут врач крикнул ему:

– Знаете что? Я полагаю, что смерть – это, возможно, наилучшее из того, что произошло с вами за очень долгое время…





* * *


Ресторан гостиницы «Софитель»

9 ч 21 мин

Себастьен пробежал глазами статью, посвященную Итану, и сложил газету. В глазах его мелькнуло бешенство, но он его сразу пригасил. Он посмотрел на Селин и не без труда проговорил:

– И с каких пор… у вас это тянется?

– Мы познакомились в Париже шесть лет назад.

– И сколько же это длилось?

– Примерно год.

Он отвел глаза. И поскольку он не произнес больше ни слова, заговорила Селин:

– Насколько я помню, я всегда надеялась встретить кого-то…

Себастьен пожал плечами:

– Кого-то?

– Кого-то, кто был бы похож на меня, того, кто бы меня понимал. Кого-то, с кем бы я больше не чувствовала себя одинокой.

– Ну, и?

– Он меня нашел, а не я.





14


Я ждал только тебя




Беда мне с этими девчонками. Иногда на нее и смотреть не хочется, видишь, что она – дура дурой, но стоит ей сделать что-нибудь мило, я уже влюбляюсь. Ох, эти девчонки, черт бы их подрал. С ума могут свести.

Дж. Д. Сэлинджер. «Над пропастью во ржи»



Париж – аэропорт Шарль де Голль

Шестью годами раньше

Понедельник, 10 сентября 2001 года

7 часов утра

Зал отправления.

Сидя в кресле, скрестив ноги над дорожной сумкой, Итан ожидает самолета, который вернет его в США. День обещает быть долгим: произошла задержка, самолет взлетит только в 10.30 и совершит продолжительную остановку в Дублине, прежде чем снова продолжит путь в Нью-Йорк. Прибытие предусмотрено в 18.20. Убийственное путешествие, зато соответствующее цене билета, добытого через Интернет. Это единственное, что доступно для его бюджета.

Ведь в сентябре 2001 года Итан – никому не известный психотерапевт, которому явно не до шика. Он только что провел неделю в Париже, это были первые настоящие каникулы в его жизни, которые он провел в музеях и знаменитых кварталах, о которых мечтал с давних пор: Лувр, Орсэ, Оранжери, остров Сен-Луи, Монмартр…

Он встает со своего кресла, потягивается и смотрит на свое отражение в витрине дьюти-фри. Изношенные джинсы, потертая кожаная куртка и ковбойские сапоги с острыми носами – он понимает, что выглядит деревенщиной, хоть одежда и удобна для отдыха. И что меня дернуло так нарядиться? – спрашивает он себя, хотя за долгие годы так и не сумел оторваться от своих социальных корней.

«Эра Клинтона» в США подходит к концу. Итан видел, как люди его возраста вокруг него вдруг становились миллионерами, создавая какой-нибудь старт-ап. У него самого не было такого нюха. Он не смог ухватить преимущества новой экономики. Но он хочет полагать, что сможет прыгнуть в следующий вагон, так как, несмотря на еще скромные доходы, кабинет, который он открыл в Гарлеме, начал уже набирать популярность.

Он делает несколько шагов по залу. Что-то витает в воздухе. Запахи конца эпохи. Он чувствует, что вот-вот начнется новая эра, без сомнения, более неприятная, чем предшествующая, она ждет какого-то события, чтобы начать воплощаться в жизнь.

И еще он предчувствует, что двухтысячные – это «его время», когда он сможет выбиться в люди. Он еще не знает, как и благодаря кому, но уверен, что когда представится шанс, он его не упустит. Чтобы придать себе мужества перед предстоящим тяжелым днем, он решает побаловать себя завтраком в одном из кафе с видом на летное поле.

Он садится к стойке, заказывает булочку с шоколадом и кофе с молоком и обводит зал мечтательным взглядом. Глаза его на миг останавливаются на молодой стюардессе, сидящей за столиком у застекленной стены с видом на бетонированную площадку. Элегантная и отстраненная, она поглощена книгой.

Поначалу это самый безобидный взгляд (вид красивой девушки ему нравится куда больше круговерти самолетов), затем его глаза задерживаются на ней все дольше, и возникает романтическое чувство. Первые солнечные лучи угасающего лета ласкают неподвижный силуэт, превращая его в картину Вермеера, – до тех пор, пока она не оживает, чтобы в свою очередь посмотреть на него. И он вдруг ощущает внезапный острый ожог, который его изум ляет. Лицо девушки как у ангела, а взгляд – золотой. Итана охватывает то же нервное возбуждение, сердце у него колотится так же, как тогда, на Тайм-сквер, девять лет назад, когда он бросил Джимми и Марису. Он умеет распознать критические точки своей жизни, и это – одна из них.

Влекомый непреодолимой силой, он слезает с табурета и идет к ее столику. Вот она, единственная, в нескольких шагах от него. Менее чем через десять секунд он заговорит с ней. Но чем привлечь такую девушку?

Девять секунд.

В Нью-Йорке ему чаще всего удавалось вскружить голову лишь какой-нибудь дурочке из Нью-Джерси, которую можно подцепить в баре субботним вечером.

Восемь секунд.

Он щурит глаза, чтобы разглядеть название книги, которую она читает: «Невыносимая легкость бытия» Милана Кундеры.

Семь секунд.

Он никогда не читал Кундеру. Кундеру не читали в его гнилом квартале Южного Бостона. Кундеру не читали на стройках, где он работал. Он обратился к культуре слишком поздно, и ему еще много чего нужно было догонять…

Шесть секунд.

После стольких усилий стать другим человеком у него снова появляется ощущение, что простецкое происхождение написано у него на лбу и что сейчас его просто пошлют.

Пять секунд.

От него уже ничего не зависит. Он отдается своему порыву.

Четыре секунды.

Он все еще не знает, как к ней подступиться. Сейчас наверняка наступит на грабли. Возможно, последует пощечина… Но у него нет другого выбора: надо готовиться быть посланным в задницу.

Три секунды.

Как странно, ничего еще не произошло, а он уже боится ее потерять.

Две секунды.

Выходит, это и есть – удар молнии? Несколько недель назад один пациент рассказал ему о своем несчастье – он влюбился в молодую девушку. Неразделенная любовь принесла ему одни страдания. Итан тогда внимательно его выслушал, подумав про себя, что с ним никогда не произойдет ничего подобного.

Одна секунда.

Он досадует на себя за свой дурацкий вид, за свои слишком длинные волосы, за трехдневную щетину. Он открывает рот. Он уверен, что номер плейбоя не пройдет и он сейчас станет посмешищем.