Ясный новый мир

Владивосток. Светлановская улица, дом 52.

Резиденция управляющего Приморской областью.

Адмирал Александр Васильевич Колчак

Генерал Бережной сообщил мне, что сегодня у него назначена встреча с представителем японского военно-морского командования, но меня он на эту встречу не пригласил, сухо сказав, что о результатах этой встречи мне обязательно будет сообщено. И похоже, что Бережной умеет держать слово. Минут пять назад он позвонил мне и предложил нам вместе пообедать.

– Александр Васильевич, – сказал он, – со времен князя Рюрика так уж у нас на Руси принято, что о серьезных вещах мужчины обычно беседуют за столом. Поддержим национальную традицию?

И вот мы сидим с ним, хлебаем наваристые щи и обмениваемся впечатлениями.

– Вячеслав Николаевич, – спросил я, – вы полагаете, что японцы согласятся на ваши условия? Дела в нашем бедном отечестве идут не настолько уж замечательно, чтобы беседовать с этими самураями с позиции силы. Они ведь могут и обидеться.

– Нет, Александр Васильевич, – усмехнулся Бережной, – сейчас дела наши, внешние и внутренние, идут достаточно хорошо, и японцы это прекрасно понимают. Ведь война в Европе продолжается, и неизвестно, когда она закончится. А когда она все же закончится – ну, не превратится же она в Столетнюю, – то и победители, и побежденные, подсчитав битую посуду, неожиданно поймут – они оба проиграли. Силы их будут истощены, а людские и материальные потери окажутся настолько большими, что победители практически ничем не будут отличаться от побежденных. А теперь скажите – какая страна фактически станет победителем?

– Североамериканские Соединенные Штаты? – спросил я. – Пожалуй, именно она получит всё, а остальные будут довольствоваться крохами.

– Я тоже так считаю, – кивнул Бережной. – Если до войны САСШ были должны Британии, то теперь Британия в долгах как в шелках, и заокеанские шейлоки взыщут со своей бывшей метрополии все до последнего цента.

– Ну, а японцы здесь каким боком? – Мне порой бывает трудно уловить все нюансы мировой политики, в которой генерал из будущего, похоже, разбирался не хуже опытного карьерного дипломата.

– В свое время министр иностранных дел императора Наполеона Бонапарта Шарль-Морис Талейран сказал: «В тот день, когда Америка придет в Европу, мир и безопасность будут из нее надолго изгнаны». Европейские политики подзабыли высказывание умнейшего из дипломатов. А он как в воду смотрел. САСШ выйдут из этой войны лидером. Причем они постараются занять главенствующие позиции и в Азии. Отсюда их противоречия с Японией. Два молодых хищника обязательно должны вступить друг с другом в схватку. Александр Васильевич, вы ничего не слышали о договоре Сазонов – Мотоно? – неожиданно спросил меня Бережной.

Я пожал плечами. Сергей Дмитриевич Сазонов, насколько я помню, был до 1916 года министром иностранных дел Российской империи. Итиро Мотоно был до того же 1916 года японским посланником в Петрограде, а потом стал министром иностранных дел Японской империи. Вполне вероятно, что они могли заключить какой-то договор, но об этом мне ничего не было известно.

– Так вот, Александр Васильевич, – сказал Бережной, – 3 июля 1916 года Япония и Россия подписали секретный договор, в котором Токио обещало предоставить нашей державе значительную экономическую и финансовую помощь, дабы ослабить влияние на политику России стран Антанты и САСШ. Правда, японцы попытались увязать помощь нам с передачей им северной части Сахалина, но после того, как царь велел Сазонову даже не обсуждать это, вопрос о северной части Сахалина был снят. За укрепление японо-российских связей должен был расплатиться Китай. В договоре прямо говорилось, что «Обе высокие договаривающиеся стороны признают, что их жизненные интересы требуют предотвращения овладения контролем любой третьей державы, питающей враждебные намерения в отношении России или Японии… В случае, если третья держава объявит войну одной из договаривающихся сторон, другая сторона по первому же требованию своего союзника должна прийти на помощь». Как вы полагаете, Александр Васильевич, какая держава в 1916 году могла угрожать Японии и России на Тихом океане?

Я задумался. Сказать честно, я догадывался о чем-то подобном. Теперь для меня стало понятно обхаживание меня и Бережного японским разведчиком. Понятно, что после падения монархии новое правительство в Петрограде может считать себя свободным от каких-либо обязательств в отношении Японии. Но, с другой стороны, Токио должно быть заинтересовано как минимум в нейтралитете Советской России. А если повезет, то и…

– А вы знаете, Александр Васильевич, – с улыбкой спросил меня Бережной, – какую истерику устроил в Петрограде посол САСШ Дэвид Френсис, когда он пронюхал о заключении этого договора?

– Догадываюсь, – ответил я. – Американцы поняли, против кого направлен этот договор. Только скажите мне, Вячеслав Николаевич, почему вы так не любите САСШ?

– В дипломатии, Александр Васильевич, – нахмурился Бережной, – нет таких понятий, как любовь и ненависть. Отношения между государствами могут быть хорошими или плохими. Остальное – от лукавого.

– Александр Васильевич, – неожиданно спросил меня Бережной, – а вы помните визит в Севастополь контр-адмирала САСШ Джеймса Гленнона? Это было в середине июня – начале июля 1917 года.

Я почувствовал, что мои щеки вспыхнули от стыда. Конечно же я хорошо запомнил этого бравого седовласого адмирала. Ведь все происходило в тот драматический для меня момент, когда я был вынужден оставить пост командующего Черноморским флотом и выехать в Петроград. Я тогда ехал в одном вагоне с адмиралом Гленноном, и мы с ним горячо обсуждали ситуацию, которая сложилась тогда в России. Потом была поездка в Англию и САСШ, где я снова встретился с адмиралом Гленноном. А далее – Япония, роковая встреча в Йокогаме…

– Так вот, Александр Васильевич, – сказал Бережной, сделав вид, что не заметил моего смущения, – этот адмирал прибыл в Россию в составе миссии Элиха Рута. Статус этого господина был таков, что президент Вильсон дал ему ранг посла – при живом после Дэвиде Фрэнсисе – и право личной связи с Госдепартаментом. В России знали обо всем этом, и не случайно мистера Рута поселили не где-нибудь, а в Зимнем дворце, где он ежедневно проводил пресс-конференции для иностранных журналистов. Руту разрешили пользоваться великолепными винными погребами Зимнего дворца. И янки беззастенчиво набивали свои чемоданы коллекционными винами и коньяками.

Так вот, помимо упомянутого уже адмирала Гленнона, в составе миссии Рута был генерал САСШ Хью Скотт, промышленники, банкиры, чиновники Госдепа, специалисты по транспорту и экономике. Это была своего рода ревизия – проверка будущими хозяевами мира ситуации в зависимой от них стране. Характерно, что глава группы железнодорожных экспертов, некто Стивенсон, тут же начал изучать пропускную способность железных дорог России. Причем больше всего американцев интересовала Транссибирская магистраль. Янки вели себя в России, как хозяева. Этому ничтожеству Керенскому было сразу заявлено, что объем кредитов, которые САСШ предоставят России, будет прямо зависеть от масштаба наступательных боевых действий. Для начала янки предложили кредит в 325 миллионов долларов под низкие проценты. Вот так, Александр Васильевич, американцы покупали наших солдат, словно каких-то туземцев, которые должны были умирать по приказу белого сахиба…

– Да уж, – я почувствовал, что снова покраснел. – Я понимаю вас, Вячеслав Николаевич. Мне все это как-то и не приходило в голову. Действительно, мерзко как-то…

– Теперь вы понимаете, Александр Васильевич, – сказал Бережной, – почему я не люблю самоуверенных американцев. И сейчас мы с товарищами в Петрограде хотим сыграть вместе с японцами против них. В конце концов, САСШ сейчас стали кредиторами Британии и Франции. А где вы видели, чтобы должники командовали кредиторами? А вот наоборот – сколько угодно. И если мы будем бить по хозяевам, то и их слуги начнут почесывать бока…



26 августа 1918 года, полдень.

Западный фронт в районе Амьена.

Группа армий «Принц Леопольд»

Прошел ровно месяц с того дня, когда в ставке кайзера приняли решение о начале наступления силами группы армий «Принц Леопольд» в направлении на Руан с целью отсечь британские войска от французских и прижать англичан к побережью Ла-Манша. Правда, после того, как германские гренадеры заняли Амьен, английская группировка снабжалась исключительно по морю через территорию Британии, так как все железные дороги между основной территорией Франции и тем участком фронта, который занимали англичане, были перерезаны. Это же обстоятельство, то есть господствующий в Канале британский флот, еще достаточно сильный для того, чтобы снабжать и поддерживать огнем британскую сухопутную армию, не позволяли германскому командованию даже мечтать о том, что английские войска капитулируют или будут вынуждены эвакуироваться с континента.

Да и пусть их – лишь бы эти англичане не путались под ногами, пока идет битва за Париж, которая, словно гигантская мясорубка, каждодневно перемалывала людей, технику и боеприпасы. После двух месяцев ожесточенных боев Париж стал похож на Сталинград из другой истории. Единственная разница между двумя гигантскими сражениями заключалась в том, что в Сталинграде основные разрушения зданиям были нанесены во время авианалетов, а в Париже, в связи со слабой еще авиацией, поработала в основном тяжелая артиллерия.

Особую роль в разрушении французской столицы сыграли железнодорожные транспортеры, вооруженные тяжелыми морскими орудиями, снятыми с устаревших линкоров и крейсеров. Франция, с ее развитой железнодорожной сетью, как нельзя лучше подходила для применения этих чудовищных орудий войны. То, что устарело на море, на суше еще долго будет внушать трепет как солдатам, внезапно попадающим под чудовищные «чемоданы», так и генералам, чьи замыслы были сорваны этими обстрелами.

В основном от тяжелых орудий доставалось железнодорожным станциям и вокзалам, на которых французы выгружали прибывшее к фронту подкрепление. Но иногда попадало и городским кварталам, на которые во время беспокоящего огня тяжелые снаряды летели просто по принципу «на кого Бог пошлет».

Кстати, во время одного такого массированного обстрела германским артиллеристам удалось полностью перебить одну опору Эйфелевой башни и сильно повредить другую, после чего изящное создание инженера Густава Эйфеля теперь было похоже на увядший железный цветок с оторванной головкой. Эта башня стала символом этой войны, когда в сражении двух равновеликих сил на западе Европы происходило всеобщее истощение, а на Востоке замолкли орудия и наступила долгожданная тишина.

Но вернемся к Амьену. В то время как под Парижем две армии вошли в клинч, словно два изнемогающих боксера, там, в стороне от основной арены борьбы втайне готовилось новое генеральное наступление, уже четвертое за это лето. Под Амьен направлялись последние резервы Германской империи. Морская пехота, сформированная из команд списанных и поставленных на консервацию кораблей, а также ландсвер, состоящий из всякого сброда, под страхом расстрела мобилизованного в Норвегии, Дании, Польше и прочих оккупированных Германией странах. Побеждать эти подневольные солдаты были не способны, но зато они вполне годились для того, чтобы быть пущенными в первой атакующей волне перед германскими гренадерами или моряками только ради того, чтобы французские пулеметчики расстреляли бы по ним большую часть своего боезапаса. Для этого дела германская военная полиция выгребла из оккупированных стран весь боеспособный контингент, уцелевшим участникам которого после победы Второго рейха было обещано германское гражданство и права настоящих ветеранов. Только по замыслу германского командования уцелевших из всей этой толпы мобилизованных европейцев должно быть немного.

Туда же под Амьен были переброшены все подвижные части и соединения, укомплектованные новой, поступающей прямо с заводов техникой, а также средства артиллерийской поддержки. Помимо всех девяти «Больших Берт», которых снова вернули на позиции в подчинение группы армий «Принц Леопольд», в районе Амьена была накоплена вся артиллерийская мощь крупных калибров, которой, за вычетом Парижского сражения, еще обладала германская армия. Из-под Парижа, как совершенно избыточная, была снята даже часть транспортеров с орудиями калибра двадцать четыре и двадцать восемь сантиметров.

И вот ровно за час до рассвета двадцать шестого августа рев артиллерийской канонады поведал английским и французским солдатам, офицерам и генералам, что германский таран опять ударил в стык между их армиями. После небольшой паузы, вызванной шоком и растерянностью, мол: «Никогда такого не было, и вот опять», – германцам, разрушающим рубежи французской и английской обороны, ответила артиллерия Антанты, и тяжелые снаряды стали падать по обе стороны фронта. Особенно хороши в этом деле были британские шестнадцатидюймовые гаубицы, доставившие немало хлопот германским генералам. Одно попадание такого фугаса – и батальона германских гренадер, уже сосредоточившихся на исходных позициях, как не бывало. Но этих орудий было слишком мало, поэтому переполох они наделать еще могли, а изменить ситуацию – нет.

А чуть позже, с первыми проблесками рассвета, в борьбу с вражескими батареями вступили германские аэропланы, обстреливающие открытые артиллерийские позиции из пулеметов и сбрасывающие на них особые дымовые бомбы-маркеры оранжевого и красного дыма, сильно облегчающие германским артиллеристам контрбатарейную борьбу. В то же время германским, французским и английским пехотинцам, сидящим в сотрясаемых артиллерийской канонадой окопах, оставалось только молить Бога о своем спасении. Пройдет всего несколько часов, и большая часть этих людей, одетых в военную форму противоборствующих сторон, будет тяжело ранена или убита.


Если бы было возможно вытащить на сушу морской линкор и протащить его до Амьена, то Леопольд Баварский не отказался бы и от этой идеи. Но тяжелые железнодорожные транспортеры стали неплохой его заменой. Примерно за час до полудня пилот разведывательного аэроплана сбросил возле наблюдательного пункта, где находился командующий, вымпел с запиской, что французские и английские оборонительные рубежи разрушены уже на семьдесят процентов, и дальнейшая артподготовка не нужна.

После этого сообщения артиллерийский огонь был перенесен вглубь позиций, а в атаку пошла пехота. Как и предполагалось, в первой волне на уцелевшие пулеметы рванул разноязыкий сброд, а за ними, после небольшой паузы – гренадеры и военные моряки. В результате этой атаки первая линия обороны сразу была прорвана на трех намеченных для атаки участках из четырех, а на одном направлении германские гренадеры взяли и вторую линию обороны, после чего на распланированном и уже частично построенном третьем рубеже вспыхнул встречный бой с подходящими из глубины обороны французскими резервами.

Все повисло на волоске. Если французские генералы сумеют забить наметившуюся брешь толпами сенегальцев и марокканцев, тогда тщательно спланированная с соблюдением особых мер секретности операция окажется на грани провала, ибо выльется в еще одну бойню, когда германская армия за десяток-другой километров продвижения должна будет заплатить десятками и сотнями тысяч жизней своих солдат.

Положение спасли две дивизии моторизованной кавалерии, решительно брошенные Леопольдом Баварским в почти готовый прорыв. С ходу смяв истощенных схваткой с германскими гренадерами французских пехотинцев, германские панцеры одним своим видом разогнали по кустам подходивший из глубокого тыла полк сенегальцев. После чего дивизии вышли на дорогу Амьен – Руан и по прямой рванули в направлении главного удара, тем самым выйдя в тыл еще одной изнемогавшей в обороне французской дивизии, которая после этого не выдержала и побежала, открывая фронт.

Такой разрыв плохо подготовленными резервами было уже не завалить, и к вечеру французским генералам стало ясно, что боши опять добились успеха, реализовав новую тактику. Противопоставить этому приему можно было только своевременное выдвижение на угрожаемые направления своих подвижных соединений. А вот этому командование Антанты еще только училось, тем более что во французской армии танки изначально считались лишь средством поддержки пехоты и придавались обычным пехотным дивизиям.



30 августа 1918 года.

Владивосток. Светлановская улица, дом 52.

Резиденция управляющего Приморской областью.

Командующий Особым корпусом Красной гвардии

генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной

Сегодня я принимал уважаемого человека, о котором я уже слышал в свое время от генерала Потапова. Это Виктор Александрович Яхонтов, старый разведчик, хорошо знающий Японию. Перед Февральской революцией он был военным агентом в Токио. Несмотря на свой генеральский чин, Яхонтов принял новую власть и оказывал немалое содействие нашей разведке. Вот и сегодня я пригласил его к себе, чтобы поговорить о делах, связанных с одной спецоперацией, в случае успеха которой мы получим хороший козырь в нашей игре с американцами.

Переговоры, которые мы ведем сейчас с японцами, рано или поздно должны привести к резкому обострению отношений между ними и американцами. Но следовало учитывать и то, что в Стране восходящего солнца была сильна армейская группировка, которая считала, что перед тем, как разобраться с британцами и американцами, следует завоевать весь Китай. А начать, по их мнению, следует с Маньчжурии и Монголии. Такой вариант нас явно не устраивал. Японцев надо было развернуть на юг, в сторону колониальных владений Англии, Франции, а также тех сфер влияния, которые американцы считали своими. Но как это сделать?

И тут я вспомнил о «меморандуме Танаки». Сей документ был опубликован в декабре 1929 года в Нанкине в одном из китайских изданий. Автором этого меморандума долгое время считали Гиити Танаку – тогдашнего премьер-министра Японии. В меморандуме излагались планы японской экспансии в Азии, под общим лозунгом «хакко ити у» («Восемь углов под одной крышей»). Это выражение приписывалось мифическому императору Японии Дзимму и означало распространение власти правителей страны Ниппон на весь мир. Или, для начала, на всю Азию.

Опубликование текста этого документа вызвало большой скандал и чрезвычайно обострило дипломатические отношения Японии с США и некоторыми европейскими странами, чьи колониальные владения находились в Тихоокеанском регионе. Лишь через много лет, уже после окончания Второй мировой войны, историки установили, что этот меморандум – работа советских спецслужб, которые изготовили сей документ и обнародовали его с помощью одного из китайских милитаристов, маршала Чжан Сэюляна.

А почему бы не повторить подобный же трюк снова? Именно для того, чтобы посоветоваться об этом, я пригласил генерала Яхонтова, который превосходно знал расклад сил в нынешней Японии. К тому же он имел неплохие контакты среди западных газетчиков, через которых можно было бы растиражировать этот документ. Если умно его составить, то можно крепко поссорить между собой наших «заклятых друзей». И тогда армейские горячие головы могут найти общий язык с флотскими, ну, во всяком случае, хотя бы с направлением будущей экспансии Страны восходящего солнца.

Виктор Александрович был, что называется, военной косточкой. Он происходил из семьи генерала, закончил в свое время Павловское военное училище и Николаевскую академию Генерального штаба. Потом он долго служил на Дальнем Востоке в военной разведке. Сравнительно молодой – ему не было еще и сорока, с прекрасной строевой выправкой, генерал даже в штатском костюме выглядел как на параде.

Поздоровавшись со мной, он сел на предложенный ему стул и с интересом посмотрел на меня, будто пытаясь понять, что это за такой человек – знаменитый красный генерал Бережной? Генерал Яхонтов прекрасно понимал, что я пригласил его себе не для того, чтобы попить чайку с тульскими пряниками и поговорить «за жизнь». Поэтому я тоже не стал ходить вокруг да около, а с ходу спросил:

– Скажите, Виктор Александрович, грозит нам война с Японией или нет?

Генерал на мгновение задумался, а потом звучным и четким голосом сказал:

– Видите ли, Вячеслав Николаевич, война с Японской империей возможна, но не неизбежна. В бытность мою в Токио довелось мне слушать рассуждения одного из генералов Императорского Генштаба. Он сказал: «Если мы прекратим распространять наше влияние на прилегающие к Японии страны, то нам грозит судьба стать изолированной и беззащитной островной державой». При этом в качестве ближайшей территории для колонизации японцы рассматривают Китай. Но тут они неизбежно столкнутся с европейскими державами и САСШ.

– Вы полагаете, что конфронтация может закончиться вооруженным конфликтом? – осторожно поинтересовался я.

– Я не исключаю и такого варианта развития событий, – кивнул Яхонтов. – И сейчас, когда главные силы стран Антанты полностью задействованы в Европе, а в колониях остались преимущественно туземные части, для Японии создается благоприятная возможность начать свою экспансию.

– А если подобное и случится, то останутся ли нейтральными САСШ? – спросил я.

– Думаю, что нет, – ответил генерал. – Уже сейчас интересы Японии и САСШ пересекаются во многих уголках Тихого океана. И в случае открытого вооруженного столкновения между Японией и странами Антанты американцы выступят на их стороне.

– Виктор Александрович, а как вы считаете, если Япония примет решение воевать против САСШ, то где она нанесет свой первый удар?

Я расстелил на столе карту Тихого океана и протянул генералу указку.

Яхонтов немного помедлил, а потом обвел указкой группу островов.

– Скорее всего, японцы нанесут свой первый удар по Гавайям. В частности, они попытаются уничтожить военно-морскую базу в Перл-Харборе[11].

Я лишь покачал головой – умен, Виктор Александрович, ох умен. Посмотрим, оценит ли он подсказку, которую я ему сейчас дам.

– Вот, посмотрите, – я протянул генералу папку, в которой находился текст «меморандума Танаки». – Этот документ надо доработать до максимальной достоверности, после чего передать его в редакцию достаточно влиятельного и читаемого печатного издания.

Яхонтов внимательно прочитал текст, хмыкнул и вопросительно посмотрел на меня.

– Вячеслав Николаевич, скажите – что это? И где вы раскопали эти бумаги? Они очень похожи на подлинные. Хотя кое-что меня в них смущает.

– Вообще-то это дезинформация, но сделанная достаточно качественно. В ней схвачено главное – неудержимое стремление Японии к завоеваниям. И направления экспансии тоже обозначены правильно.

Яхонтов кивнул, соглашаясь со мной, взял меморандум и прочитал вслух:

– «Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам императором Мэйдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи.

…Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на Азиатском континенте».

– А вот что здесь написано про САСШ, – генерал с выражением прочитал: – «…В интересах самозащиты и ради защиты других Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политики «крови и железа». Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с Америкой, которая натравляет на нас Китай, осуществляя политику борьбы с ядом при помощи яда. Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить Соединенные Штаты, то есть поступить с ними так, как мы поступили в Русско-японской войне».