Ясный новый мир

– Скажите Виктор Александрович, – спросил я у Яхонтова, – а как отреагируют в САСШ, когда прочитают все это?

Генерал усмехнулся и внимательно посмотрел на меня.

– Вячеслав Николаевич, я всё понял. Вы позволите мне немного поработать над этим документом?

Я кивнул, и Яхонтов добавил:

– А где и как опубликовать его, я придумаю. Да любой журналист полжизни отдаст за то, чтобы раздобыть такой сенсационный материал. Конечно, будет скандал, но любой скандал для прессы – это дополнительные тиражи, а следовательно, деньги, и немалые. С вашего позволения, я откланяюсь – мне не терпится начать работу над этой информационной «бомбой»! Ох, и грохнет она!



3 сентября 1918 года, утро.

Франция, Эвре.

Ставка Объединенного командования Антанты,

салон-вагон главнокомандующего

За последнюю неделю обстановка на фронте обострилась до предела. Прорвавшиеся под Амьеном германские войска снова смогли глубоко вклиниться на французскую территорию, в результате чего передовые части 2-й германской армии уже вели ожесточенные бои на окраинах Руана, на защиту которого встали спешно сформированные батальоны Национальной гвардии. В эти батальоны, уже зная о тех ужасах, что творились в Париже, записывались все способные носить оружие жители Руана – от портовых докеров и разнорабочих до вполне благополучных буржуа и рантье. Одновременно с формированием батальонов Национальной гвардии в глубокий тыл эвакуировались все, кто не принимал участия в обороне города. Опыт Парижа французским командованием был учтен в полной мере, и повторения той трагедии оно стремилось избежать любой ценой.

Приближение германской армии вызвало в нормандцах не страх, как этого можно было бы ожидать по поведению их потомков, а ярость. Эти большие, немного медлительные светловолосые люди были потомками суровых норманнов, пахарей моря, с одинаковой легкостью ловивших в открытом море сельдь и ходивших в грабительские военные походы. Именно там, в опоясавших Руан окопах, добровольцами был изобретен «руанский коктейль» – бутылки, наполненные бензином или керосином и снабженные зажигательным фитилем, которыми французские национальные гвардейцы пожгли изрядное количество германских панцеров. Туда же, в самое пекло боев были брошены разрозненные части чехословацкого легиона, еще зимой выведенные из Советской России.

Одновременно в тылу сражающихся руанских добровольцев в Гавре и Довиле, а также в самом Руане, с пароходов высаживались все новые и новые тунисские, алжирские и марокканские дивизии, солдатам которых после победы над Германией было обещано полноправное французское гражданство. Другие подкрепления из Северной Африки и Кохинхины прибывали под Руан из Марселя. В то же время в Дьеппе и Булони разгружались индийские колониальные части, а также новозеландские, австралийские и южноафриканские дивизии, которые тут же включались в состав изрядно истощенных Британских экспедиционных сил.

В основном пополнение шло в 1-ю и 3-ю армии, которые превращались в ударные группировки, готовые ударить под основание Руанского выступа в районе Амьена и Нешатель-ан-Бре, неподалеку от места знаменитой средневековой битвы при Кресси.

В то же время с противоположной стороны Руанского выступа, в районах городков Сен-Клер и Бове, концентрировались свежие французские части. Маршал Франции Фердинанд Фош готовился дать решительный бой группе армий «Принц Леопольд» и разгромить ее, пока увязшая в Париже вторая половина германской армии растрачивает свои силы в уличных боях, сражаясь за груды битых кирпичей, в которые превратилась французская столица. Германский император Вильгельм поставил перед фон Беловым задачу – Антанта не должна снять из-под Парижа ни одного солдата!

Но при этом, если верна прямая теорема, то верна и обратная. И германское командование тоже не могло снять из-под Парижа ни одного подразделения для того, чтобы направить его на помощь своим увязшим под Руаном войскам. К настоящему моменту было почти исчерпано численное преимущество германской армии, сложившееся десять месяцев назад, когда сперва вышедшая из войны Советская Россия, а потом разгромленная и бросившая оружие Италия позволили германскому командованию сконцентрировать все свои силы на Западном фронте против англичан и французов. Все сожрал проклятый Париж, превратившийся в еще одну мясорубку, наподобие Вердена.

– Если бы битвы за Париж не было, – сказал маршал Фош, – то ее следовало бы выдумать.

Вообще-то маршал Фош положил в «парижской мясорубке» в полтора раза больше своих солдат, чем немцы. Но эти солдаты для него были дешевым колониальным быдлом, которое не за что и незачем жалеть. А немцы теряли в боях в основном солдат, уроженцев Германской империи. При этом сгинувший в кошмаре уличных боев (больше половины перебежало к Антанте) польский «легион Пилсудского» был всего лишь восточно-европейской экзотикой, как и части, сформированные из пленных румын и итальянцев, согласившихся воевать за Центральные державы, но делавших это чрезвычайно плохо и неохотно и (в очередной раз) сдающиеся в плен.

Исчерпание германских резервов, которых еще в конце весны, казалось, было вполне достаточно, привело к тому, что ударная группировка 2-й армии к Руану проскочила, а вот раздвинуть края прорыва на как можно большую ширину, действуя против открытых флангов, 17-й и 18-й германским армиям не удалось. И теперь на флангах прорыва шли ожесточенные затяжные бои с постоянно подтягиваемыми к линии фронта колониальными частями Антанты.

Атаки сменялись артиллерийскими обстрелами и контратаками, попытки германских гренадер вклиниться между французскими частями и обойти позиции парировались выдвигающимися резервами. Линия фронта двигалась, но значительно медленнее, чем хотелось германскому командованию, и со значительно большими, чем это было запланировано, потерями.

Франция и Англия были великими колониальными державами и могли гнать толпы разноплеменного пушечного мяса прямиком на фронт, на убой, под немецкие пули и снаряды. Французским и английским генералам лишь требовалось дополнительное время для того, чтобы мобилизовать эти массы разноплеменных солдат, сколотить из них подразделения, потом провести минимальное обучение, в том числе и тому языку, на котором говорят их командиры, а потом доставить на кораблях в Европу. Для германского же командования это было недостижимой мечтой, и необходимость отбиваться от попыток Антанты завалить их «пушечным мясом» приводила германских генералов в состояние исступления.

Но французы и англичане думали совсем по-другому. Мандраж начала лета, когда боши со своей новой техникой и тактикой казались неуязвимыми и непобедимыми, уже почти прошел, и теперь англо-французское командование собиралось угостить своих немецких коллег блюдом, приготовленным по их же рецептам.

В британской и французской армиях были сформированы конно-механизированные соединения масштаба бригада – дивизия. А так как танков, пусть даже и уступающих новым германским панцерам, было в несколько раз больше, чем в германской, то и конно-механизированных дивизий, вооруженных в основном французскими танками FT-18 и английскими «виккерсами», было создано чуть более двух десятков. Они были сосредоточены на острие предполагаемых контрударов, которые должны будут сомкнуться за спиной у германской группировки.

Прибывший для встречи с Фошем представитель британского командования привез известие о том, что их группировка к началу сражения уже почти готова. Правда, было бы желательным подождать окончательного развертывания двух маорийских дивизий, совсем недавно прибывших из Новой Зеландии, и подвоза из Англии десяти- и двенадцатидюймовых железнодорожных артиллерийских транспортеров. Не одни немцы способны курочить старые броненосцы, снимая с них орудия главного калибра.

На это маршал Фош ответил, что он дает англичанам на доразвертывание одну неделю – до десятого сентября – и ни одним днем больше, потому что французская армия также нуждается в подтягивании поступающих из колоний дополнительных резервов. Как только этот день придет, то для германской армии настанет судный день.



7 сентября 1918 года.

Петроград. Таврический дворец.

Кабинет председателя Совнаркома

Разговор, который сегодня должен был состояться в кабинете Сталина, можно назвать судьбоносным. Решался очень важный вопрос – будет ли на Дальнем Востоке война с Японией или нет. Генерал Бережной прислал из Владивостока подробный доклад о его контактах с японскими эмиссарами, а также о начале операции «Меморандум». Присутствующие в общих чертах знали о событиях, происходящих на Дальнем Востоке. Теперь же им предстояло в полной мере ознакомиться с информацией, которая была тщательно изучена и проанализирована специалистами по Японии и США из российского Генерального Штаба.

Было понятно, что два молодых хищника вот-вот сцепятся, пытаясь поделить добычу – ослабленный и беззащитный Китай, который в данный момент раздирали на части так называемые «бейянские милитаристы». Впрочем, были на Тихом океане и другие места, где пересекались интересы Токио и Вашингтона. И правительству Советской России грех было не воспользоваться этим, заставив эти две державы сойтись в вооруженном противостоянии. Тогда им будет не до Советского Приморья, которое сейчас просто нечем защищать. Местных армейских частей там фактически нет, а корпус Красной гвардии не будет находиться там вечно. Что же касается флота, то трудно было назвать флотом нечто невообразимое, представляющее сборище устаревших кораблей, которые едва могли справиться с браконьерами и контрабандистами.

Примерно в таком духе и высказался Тамбовцев, начав совещание. Он подчеркнул, что все происходящее на Тихом океане и в их истории закончилось войной между Японией и США. Правда, это произошло значительно позднее, когда европейские державы (кроме Британии) уже были разгромлены германской армией воскресшего после поражения в Первой мировой войне и Версаля Третьего рейха.

– Вот и сейчас, товарищи, – сказал Тамбовцев, – державы Антанты и Германии с ее союзниками напоминают двух боксеров, которые смертельно устали, выдержав пятнадцать раундов, не раз побывали в нокдауне, и теперь виснут друг на друге, не рассчитывая уже на чистую победу. Возможно, кто-то из них с незначительным преимуществом выиграет по очкам. Воюющим державам сейчас не до своих заморских колоний. Конечно, они черпают оттуда сырье и производят оружие и снаряжение на тамошних заводах и фабриках, выкачивают продовольствие, а «пушечное мясо» – колониальные части, сформированные из азиатов и африканцев – безжалостно сгорает в кровопролитных сражениях на Западном фронте. Но, с другой стороны, они не могут защитить свои колонии от нападения сильного, а главное – не истощившего свои вооруженные силы хищника. Поэтому и у США, и у Японии может появиться соблазн под шумок вторгнуться в колониальные владения стран Антанты и взять их под свой контроль. А это лишний повод для грядущего столкновения между Токио и Вашингтоном.

– О каких колониальных владениях идет речь, Александр Васильевич? – поинтересовался Чичерин. – Я слышал, что японцев в свое время очень интересовали источники нефти на Суматре и Борнео. А это колонии Нидерландов – страны, которая не входит в Антанту. Станет ли с ней воевать Япония?

– Вы правы, Георгий Васильевич, – кивнул Тамбовцев. – Только нейтралитет Нидерландов вряд ли остановит японцев. Да и что, в случае начала боевых действий, голландцы могут противопоставить японской армии и флоту? Колониальные части и старые крейсера с броненосцами береговой обороны? Это даже не смешно. К тому же местные жители ненавидят своих колонизаторов и не будут рваться в бой, чтобы защитить их. Правда, – криво улыбнулся Тамбовцев, – они потом поймут, что новая японская власть не менее жестокая и чужая, чем власть голландцев. Только это будет уже потом…

– Товарищ Тамбовцев, – подал, наконец, голос Сталин, – а как нам поступить в данной ситуации, когда эти два, как вы сказали, хищника, сцепятся между собой? Помогать кому-нибудь из них или, как в таких случаях говорит товарищ Ларионов, надо быть «мудрой обезьяной, которая с верхушки пальмы наблюдает за тем, как внизу дерутся два тигра»?

Тамбовцев усмехнулся. Он уже обратил внимание на то, что Коба, словно губка, впитывал многие слова и выражения из лексикона людей XXI века и часто их употреблял, причем к месту.


– Товарищ Сталин, – сказал адмирал Ларионов, – наша «помощь» должна заключаться лишь в том, чтобы вооруженное противостояние между японцами и американцами продолжалось как можно дольше. Это даст нашей стране мирную передышку, позволив ей провести индустриализацию и культурную революцию. Да и обороноспособность нашу тоже необходимо усилить – ведь наши «заклятые друзья» со временем снова начнут точить зубы на Советскую Россию.

– Я понял, – кивнул Сталин, – что товарищ Бережной во Владивостоке уже начал активно «помогать» американцам не любить японцев. Кстати, что это за текст такой, который, как мне объяснил товарищ Тамбовцев, должен бабахнуть сильнее, чем самый мощный фугас?

– Товарищ Сталин, – пояснил Тамбовцев, – этот документ в нашей истории назывался «Меморандумом Танаки». Он был составлен так, что никто из его прочитавших ни минуты не сомневался в его подлинности. То, о чем писали японские газеты, и то, о чем говорили некоторые японские политические деятели, было систематизировано, грамотно скомпоновано и вошло в сей меморандум. Документ, который скоро будет напечатан и перепечатан в газетах всего мира, подтолкнет Токио и Вашингтон к войне. Тем более что политики этих двух государств и без того уже косо смотрят друг на друга.

– Александр Васильевич, голубчик, – укоризненно произнес Чичерин, – да как же вы можете говорить-то такое? Может быть, нет необходимости печатать документ, который станет «казусом белли»? Ведь это война, которая, как вы знаете, ужасная вещь – смерть, разрушения, людские страдания.

– Да, Георгий Васильевич, вы правы, все именно так, – ответил Тамбовцев. – Только от осознания всех ужасов войны люди не перестанут убивать друг друга. Для кого-то война – это ужасы и страдания, а для кого-то – огромные прибыли и власть. Давайте посмотрим – что даст возможная война между Японией и США нашему отечеству. Для нашей страны будет гораздо хуже, если японцы и американцы объединятся и вторгнутся на Дальний Восток. В нашей истории именно так оно и было – американцы и японцы убивали наших людей в Сибири и в Приморье. Ну, и грабили, естественно – без этого они не могут. Очень не хотелось бы, чтобы это произошло и сейчас.

– Товарищ Чичерин, – предсовнаркома решил подвести итог дискуссии, – давайте вернемся к нашим реальным делам. Мы считаем, что в возможном вооруженном конфликте на Тихом океане Советская Россия должна занять нейтральную позицию. А если нам удастся решить некоторые вопросы о разграничении сфер влияния в Маньчжурии с Японией, то наш нейтралитет в отношении Токио может стать и благожелательным. Что сие означает – я пока пояснять не буду.

Пока же мы будем наблюдать за развитием событий и дадим карт-бланш на ведение переговоров с представителями японского военно-морского командования товарищу Бережному. Он – человек опытный и дров наломать не должен. Возражений нет? Вы, товарищ Чичерин, как я понял, имеете на сей счет особое мнение… Ну что ж, будем считать, что вопрос решен. Все свободны. Товарищ Ларионов, а вас я бы попросил немного задержаться – я хотел бы обсудить с вами чисто военные аспекты событий на Дальнем Востоке.



12 сентября 1918 года.

Франция, окрестности Руана

Утро этого тихого и ясного сентябрьского дня стало воистину черным для германской армии. Вот уже более двух недель под Руаном шли ожесточенные бои все нарастающей интенсивности, грохотала тяжелая, в том числе морская, артиллерия, и стороны бросали в бой одну свежую часть за другой. Правда, если французы подбрасывали в костер войны колониальные «дрова» из Африки и Сиама, то немцы были вынуждены снимать с флангов прорыва и других «спокойных» участков фронта сборную солянку для того, чтобы швырять этих солдат в огонь сражения за Руан, ослабляя тем самым фланги группы армий «Принц Леопольд».

Больше половины численного состава фланговых 17-й и 18-й армий, а также две трети их артиллерии были переданы в сражающуюся под Руаном 2-ю армию. К настоящему моменту большая часть этих сил сгорела без остатка в боях с набранным бог знает где, местами даже во Французской Полинезии, разноязыким сбродом, и доблестными нормандцами из Национальной гвардии, сражающимися на порогах своих домов.

Когда накануне начала контрнаступления французская разведка доложила маршалу Фошу о таком «прогрессивном» методе пополнения ударной группировки, то он торжествующе потер руки и заявил своим генералам:

– Месье, Господь окончательно лишил бошей остатков разума и тем самым полностью предал их в наши руки. Теперь я точно уверен, что мы победим этого заносчивого баварского принца и отомстим проклятым пруссакам за унижение Седана[12].

В грядущем сражении, спланированном как классическая операция на окружение, маршал Фош и его британский коллега рассчитывали нанести поражение ослабленным фланговым германским армиям, после чего окружить и полностью уничтожить прорывающуюся к Руану ударную германскую группировку. От таких потерь, рассчитывали они, германская армия оправиться уже не сможет и, растратив все резервы, будет вынуждена отступать с одного рубежа на другой. Как говорится, победить не мытьем, так катанием.

В чистой войне на истощение Германская империя всегда будет проигрывающей стороной, ибо располагает значительно меньшими людскими и материальными ресурсами, чем ее противники, что на Западе, что на Востоке. Эффект концентрации войск на Западном фронте, полученный после выхода из войны Советской России и разгрома Италии, уже почти полностью закончился, в основном благодаря так называемой «Парижской бойне», которая за три месяца ожесточенных уличных боев уже успела затмить Верден.

Немцам казалось, что, взяв штурмом вражескую столицу, они автоматически станут победителями в войне. Но это оказалось не так. Целью боевых действий во время войны должен быть не захват территорий или политически значимых населенных пунктов. Целью боевых действий должно быть уничтожение вооруженной силы противника – без этого любые победы будут лишь временными успехами.

Так было в войне 1812 года, когда Наполеон взял Москву, но не сумел уничтожить армию Кутузова и потерпел поражение. Так было в 1870 году, когда Наполеон III проиграл войну еще в ходе приграничного сражения, потеряв в нем основные силы своей армии.

Страна была еще фактически не затронута врагом, но обученные солдаты закончились, а ополченцы были не в состоянии сражаться с численно превосходящей их регулярной армией. Как раз, переходя в контрнаступление под Руаном, Антанта и готовилась популярно объяснить это немцам. В данной ситуации Париж был неважен, он все равно уже был разрушен, а вот возможность окружить и вынудить к капитуляции крупную вражескую группировку стоила очень дорого. Что касается самого Парижа, то после войны французам будет проще перенести столицу в Орлеан или в другой крупный город, чем поднимать из руин свою столицу.

Утром 12 сентября у основания Руанского выступа, там, где германские войска после прорыва и последующих резекций в пользу ударной группировки были вытянуты в нитку, ударные группировки Антанты после короткой, но интенсивной артподготовки перешли в решительное наступление с обеих сторон выступа. Их задача – завязать горловину мешка, в котором оказалась штурмующая Руан 2-я германская армия под командованием генерала от кавалерии Георга фон дер Марвица. Англичане наступали от города Нешатель-ан-Бре, а французы – от городка Сен-Клэр, имея конечной целью узловую железнодорожную станцию и городок Сэркэ, на которой перекрещивались железные дороги Амьен-Руан и Дьепп-Бовэ.

Все было сделано по наилучшим германским рецептам. Едва только свежие пехотные дивизии (новозеландские – с английской стороны, и сиамские – с французской) неистовым натиском прорвали фронт, как с обеих сторон в прорыв была брошена механизированная кавалерия, опять же созданная по лучшим германским образцам. С английской стороны это были египетские и суданские кавалеристы в сопровождении полутора сотен пулеметных танков Марк-А «Уиппет» («Борзая»), а со стороны французской армии – алжирские, тунисские и марокканские головорезы, с ними – две сотни легких танков FT и полусотня средних «Сен-Шамонов».

Конечно, весь этот в основном пулеметный бронехлам не шел ни в какое сравнение с новыми германскими панцерами. Но у немцев в полосе прорыва бронетехники не было, а вот французские и английские танки имели место быть. Кроме того, так как наступление сил Антанты с обеих сторон шло вдоль железной дороги Дьепп – Бовэ, прорыв механизированной кавалерии поддерживали бронепоезда и железнодорожные артиллерийские транспортеры, вооруженные морскими орудиями, снятыми со старых броненосцев. Начиная эту операцию, генералы Антанты были уверены в своем полном успехе, ибо все было сделано в соответствии с лучшими мировыми, то есть немецкими образцами.

И эта уверенность их не подвела – конно-механизированные челюсти клацнули, как им это и было положено в еще не написанных учебниках по тактике танковых и механизированных войск. Благодаря тому, что французам надо было пройти по германским тылам всего восемнадцать километров, а англичанам и того меньше – шестнадцать, уже к полудню того же дня суданские и марокканские кавалеристы с двух сторон с диким улюлюканьем и криками «Аллах акбар» ворвались на узловую станцию Сэркэ. К тому моменту она была забита германскими эшелонами с военным имуществом и боеприпасами, двигавшимися к фронту, а также санитарными поездами, направлявшимися в противоположном направлении.

У марокканцев и суданцев понятие воинской дисциплины было очень приблизительным, и если своих неверных, служить которым они поклялись на Коране, они еще как-то терпели, то на всех остальных это терпение не распространялось. Вслед за захватом станции последовали всеобщий грабеж и неистовая резня, в которой погибли не только германские раненые, но и оказавшиеся в этот момент на станции военные и гражданские чины, а также и почти все население этого несчастного французского городка. При этом марокканцы, являвшиеся подданными Франции, свирепствовали ничуть не меньше суданцев, служивших Британии.

Успокаивать разошедшихся «детей дикой природы» пришлось экипажам подоспевших чуть позже английских и французских танков, расстрелявших из пулеметов самых непонятливых.

И вовремя, потому что командующий 2-й армией генерал от кавалерии Георг фон дер Марвиц развернул ударную пехотно-механизированную группировку, которая в районе городка Бюши готовилась к очередной попытке прорыва в Руан, и уже в три часа дня нанес деблокирующий удар в направлении станции Сэркэ.

Завязалось ожесточенное сражение, в ходе которого злосчастный городок несколько раз переходил из рук в руки и к исходу дня остался все-таки в германских руках. При этом ширина «коридора» не превышала одного километра, и он с легкостью простреливался насквозь не только полевой артиллерией, но даже из обычных винтовок и пулеметов. А незадолго до полуночи из ставки германского кайзера Вильгельма в Спа пришел категорический приказ немедленно сворачивать Руанскую операцию и выводить 2-ю армию на рубежи, с которых был начат прорыв на Руан. И делать это надо было немедленно, иначе для германской армии все могло закончиться весьма печально.



17 сентября 1918 года.

Германская империя.

Ставка верховного командования в Спа

Кайзер находился в мрачном, можно даже сказать, подавленном настроении. Второй рейх истекал кровью в жестокой борьбе, и казалось, что не было уже никакой возможности для того, чтобы привести германскую нацию к победе.

– Господа, – сказал он, – с прискорбием должен вам заявить, что я понял одну, очень важную вещь. Несмотря на все наши усилия, несмотря на героизм германских солдат, несмотря на то, что нам буквально подарили мир на Востоке, позволив сконцентрировать все наши усилия на Западном фронте, несмотря на то, что Советская Россия в обмен на промышленные товары снабжает нас продовольствием, хлопком, рудой и много чем еще, наше положение просто катастрофическое. Мы не в силах добиться решающей победы над Антантой, которая против одного доблестного германского солдата бросает двух, трех, четырех узкоглазых, желтокожих и чернокожих головорезов, которые одолевают немецкую доблесть, если не умением, то числом. Принц Леопольд Баварский докладывал мне, что наши солдаты уже устали их убивать, а они с остервенением лезут на наши позиции, как стадо баранов, да так, что в пулеметах закипает вода, а в лентах кончаются патроны…

– Ваше величество, – встрепенулся Эрих фон Фалькенхайн, – в битве за Руан нам удалось избежать самого худшего. Наши войска не были окружены и не капитулировали, как о том мечтал маршал Фош. Генералу Георгу фон дер Марвицу удалось вырваться из чуть было не захлопнувшейся мышеловки и вывести свои войска в полном порядке, причем они понесли незначительные потери…

Кайзер Вильгельм тяжело вздохнул и заговорил, постепенно распаляясь все больше и больше:

– Бойню за Сэркэ, Эрих, вы называете незначительными потерями? Мне уже доложили, что дивизия, удерживающая горловину, через которую выводились войска вашей армии, понесла потери до шестидесяти процентов личного состава, и если бы не поддержка бронепоездов и небольшого количества наших панцеров, то, наверное, она была бы полностью уничтожена. А ведь это был ландвер, старшие возраста, чуть ли не ветераны Седана. Молодежь в Германии кончилась, и теперь мы вынуждены бросать в бой стариков, и они дерутся как львы, погибая под натиском диких орд.

А все из-за чего? Из-за того, что мы сами не смогли правильно определить цели и задачи на летнюю кампанию восемнадцатого года. Проклятый Париж, как безжалостный молох, проглотил все наши накопленные резервы. Снаряды, которые выпускала германская промышленность, были истрачены на то, чтобы сровнять с землей этот всемирный вертеп разврата. Пятьдесят лет назад французы, разгромленные под Седаном и Мецем, покорно задрали лапки перед прусскими гренадерами! Так какого же черта сейчас они устроили в собственной столице еще один Верден?! За три месяца Парижского сражения мы понесли такие же потери, как и за все время сражения под Верденом. И не видно конца этой мясорубке!

Уйти из Парижа нашей армии тоже невозможно, ибо тогда армии Антанты воспрянут духом от подаренной им победы, а наших солдат охватит уныние от своего поражения. Ведь все три года войны с августа четырнадцатого мы обещали Германии, что взятый нашими солдатами Париж будет означать конец войне. И вот Париж не только взят, но еще и разрушен, стерт с лица земли, а население его или бежало, или было истреблено. И что – война по-прежнему продолжается. Более того, в лягушатниках словно открылось второе дыхание. В Париже в наших солдат стреляют старики, женщины и дети, подобравшие оружие убитых пуалю, а в Нормандии головной болью наших солдат стала местная Национальная гвардия, которая взяла себе девиз «Они не пройдут».