Язычник

Зиму и начало весны Славка провел в Тмуторокани, в гостях у Йонаха и его отца Машега. Отец и сын были очень похожи: худощавые, некрупные (Славкина сестра Данка и то ростом повыше мужа), зато очень быстрые и ловкие. У Машега было три жены (одна совсем молоденькая, ромейка из Климатов), у Йонаха жена одна, Данка, зато имелись четыре наложницы, которые были у Данки на побегушках. Славка переспал со всеми четырьмя (с подачи Йонаха, конечно), и одна, кареглазая, мягкая и гибкая, как сонная кошка, сирийка, даже забеременела. От хозяина или от Славки – неизвестно. Да и неважно. Ребенок все равно будет считаться отпрыском Йонаха.

Земли у Машега здесь было не то чтобы много, но и не мало. Земли хорошие. Берег морской, над берегом – круча, за кручей – земляной вал с каменной стеной, с площадками, на которых стоят прикрытые от непогоды боевые машины. Врагу не подступиться.

Вал и стену эту строил не Машег. Все – старое. Не один век стоит.

Сама земля – в востоку. Степь. Кое-где – рощи. Воды маловато. И невкусная она. Соленая и горчит. Приходится дождевую копить. Если ехать на восход, то через пару поприщ выедешь к болотам кубанского устья. Дальше – лесистые горы. Это уже земля касогов, Святославовых данников.

Тмуторокань – доброе место. Богатое место. Держит горлышко между Сурожским морем, которое ромеи Меотийским болотом кличут, и куда более соленым Понтом Евксинским, морем Черным. Горлышко это, Боспор Киммерийский, не очень-то и широко. В узком месте – не шире двух дюжин стрелищ. Дальше к Понту пролив расширяется, однако и там без лоцмана лучше не ходить. Камни подводные да длинные мели. Тем более – ночью. Дешевле – заплатить пошлину и пройти днем, со знающим человеком. Платить же – придется. Тмуторокань – княжество сильное. И дорогу свою морскую держит твердо. На восточном берегу – стольный град Тмуторокань, на западном, со стороны Таврии, городок поменьше, но тоже крепкий – Корчев. И лодьи у тмутороканцев – тоже крепкие. Дешевле выйдет – заплатить.

Зима в Тмуторокани выдалась мягкая. Снег выпадал лишь несколько раз, да и то сразу растаял, а море так и не замерзло. Но ходить по нему все равно было нельзя. Шторма.

Впрочем, без дела не сидели. Сначала ходили к касогам – взяли дань для Киева. Потом побывали в Климатах – византийском номе по соседству с Тмутороканью. Тоже ушли с подарками. Тамошняя старшина уже привыкла откупаться от русов. Машег потом пояснил, что стоимость подарков потом вычитают из той дани, что требует с Климатов ромейский кесарь. Славке все это было интересно, потому что – новые места и новые люди. Однако не понравилось, что все, к кому они ходили, расставались с добром сами и вроде бы даже с охотой. Даже в полюдье ходить было интереснее. Там хоть суды судили, а этак – словно в собственную клеть слазал.

Разок, правда, немножко повоевали. На Машеговы виноградники разбойнички набежали. Побили рабов, забрали с полсотни бочонков с вином. Однако тут же перепились на радостях, и подоспевший Йонах с воями взяли безобразников теплыми и счастливыми.

Оказалось, черные хузары. Печенеги выгнали их с родных кочевий, и на грабеж они пошли – с голодухи. Нечем было детей кормить. Узнав, что хозяин виноградника – тот самый Машег бар Маттах, грабители аж расплакались от ужаса и раскаяния.

Ионах их убивать не стал. Записал вместе с родичами в обельные холопы. Потом сказал Славке, что черные хузары подвернулись очень кстати. Люди нужны, а взять негде. Закупать – дорого, а полон добыть неоткуда. С ромеями – мир, а всякие дикие степняки вроде печенегов для работы не годятся. У них только жены трудятся хорошо, а мужи ленивы необычайно. Табуны им тоже доверить нельзя – сбегут и коней уведут, а на землю сажать – так к каждому свой надсмотрщик нужен с хорошей плеткой. Да и мрут они на земельных работах быстро. Не приучены. А черные хузары – почти что свои. И белым хузарам служить – для них привычно.

Весной, вместе с купцами-русами, зимовавшими у ромеев, Славка вернулся в Киев. То есть купцы шли водой, а Славка и еще три сотни всадников Йонаха – берегом, проверяя волоки и высматривая впереди засады печенегов и прочих степных разбойников. Засад было немного, и все – мелкие. Вода стояла высоко, заливая не только пороги, но и низины. Изрядную печенежскую орду встретили только у злых хортицких скал. Однако подгадали так, что одновременно с возвращавшимися купцами к этим же волокам подошли лодьи и струги купцов, спускавшихся вниз по Днепру. В этом караване были княжьи товары, потому их провожали Ярополковы гридни числом до полутысячи. Увидав такую силу, печенеги поспешно отошли в степь и сторожили в отдалении. Так волки сторожат туров: вдруг слабый или глупый телок отобьется от стада и окажется вне защиты свирепых быков.

Слабых и глупых не оказалось.

Йонаховы хузары подъезжали к печенегам – вызывали биться, но копченые не поддались. Им нужна была добыча, а не слава.

Дружно ухали корабельщики, волоча корабли по смазанным жиром каткам. Покрикивали кормчие. Тяжелая работа. Славка знал об этом не понаслышке. Сам не раз волочил: на боевых лодьях холопов нет. Хотя там, где живут мирно, на волоках надрываться не надо. У каждого – сельцо, где можно и катки хорошие взять, и быков нанять. Вот Роговолт, к примеру, держал свои волоки в образцовом порядке. Там можно было вообще ни о чем не беспокоиться. Дал денежку – и через положенное время твой корабль окунется в прохладную воду Двины. А ты можешь и с палубы не сходить, если ноги размять не желаешь.

Купцы принесли жертвы богам (христиане и иудеи помолились бескровно) и разошлись.

К середине травня Славка вернулся в Киев.



А еще через седмицу из северного похода вернулся домой Лют Свенельдич.

С беглым князем Владимиром он так и не встретился. Зато встретил возвращавшихся из удачного южного вика данов. Данов было втрое меньше, чем русов, поэтому на этой встрече удача данов и закончилась.

Однако удачи Люта тоже хватило ненадолго. Недостало ее и до начала серпня.





* * *


Всадник стрелой пролетел через двор киевского Детинца. Осадил у крыльца взмыленного коня, прыгнул на ступени, промчался мимо признавшего его и посторонившегося стража, взлетел вверх по лестнице, оттолкнул замешкавшегося отрока и вбежал в горницу. Бывшие там гридни вскочили, хватаясь за мечи, но тоже узнали и не стали перенимать вбежавшего, когда тот тяжело протопал через высокий зал, прорезанный косыми лучами солнца, и упал на колено у ног князь-воеводы, прикрыв голову краем запыленного плаща.

– Что ты принес мне, горевестник? – сурово произнес Свенельд.

– Беду, – не поднимая головы, проговорил воин. – Твой сын княжич Лют… Он…





Глава двадцатая

Поединок




Деревлянский край.

Весна 976 года от Рождества Христова



Кавалькада охотников выехала из Овруча, стольного града князя Олега Святославовича, ранним утром.

Бойко стучали конские копыта по мосту через ров. Заливались трелями птицы, приветствуя майское солнышко. Ничто не предвещало худого, и князь Олег был счастлив, как может быть счастлив пятнадцатилетний юноша, у которого есть все, что можно только пожелать. Кроме, разве что, – воинской славы.

В свои пятнадцать князь Олег уже побывал в бою, однако то были лишь незначительные схватки с кочевниками, а не те великие ратные дела, в коих прославился его отец Святослав. О да! Юный князь мечтал стяжать славу равную, а может и большую, чем у отца…


Но мечты оставались мечтами. Всю власть и силу руси унаследовал его брат Ярополк. Старшему брату достался киевский стол и лучшая дружина. Ярополк унаследовал большую часть отцовых богатств, вотчинные земли и право старшего над державой.

Олегу досталась только отцова часть деревлянских земель. Несколько городов, самым крупным из которых был Овруч, немного пахотных земель, толика пастбищ да бескрайние леса, обильные богатствами и дичью. Много, но сущие крохи в сравнении с тем, что досталось брату. Даже у сына холопки Владимира богатств было больше, а дружина – сильнее. И жизнь у Владимира была интереснее: то с Полоцком схлестнется, то с северными разбойниками-нурманами, а то и вместе с ними сходит в дальний вик на франков или еще на кого-нибудь…

Даже сейчас, когда Ярополк изгнал Владимира из Новгорода, тот все равно жил интересней Олега. Ходил в походы, воевал на море и на суше. И пусть Олег на своей земле был полным и единовластным повелителем, а Владимир – лишь ратным князем, младший сын Святослава все равно завидовал обоим братьям. Потому что они могут вести славную жизнь воинов, а Олегу даже и схватиться не с кем. С уграми – мир, младшие деревлянские вожди делают вид, что смирны и покорны, от внешних врагов земли Олега отделены владениями князь-воеводы Свенельда.

Единственная радость – потешные бои с собственными гриднями да ловитвы. Тут уже Олег своего не упускал: охота была его страстью. Брал он вепрей и медведей. Но особенно любил турью охоту. Потому что нет в лесах зверя сильнее и опаснее, чем матерый бык-тур. Как раз такого выследили вчера княжьи люди в лесу за весью Черные Пни.

…Этот смерд кинулся едва не под копыта.

– Куда лезешь, дурень? – сердито закричал один из гридней, нацелясь ожечь смерда плеткой. Но тот увернулся, плюхнулся на колени:

– Искал тебя, пресветлый князь! Дозволь слово сказать!

– Говори, – недовольно произнес Олег, свысока глядя на согбенного смерда. – Кто тебе обиду учинил?

– Нешто я из-за глупой обиды посмел бы потревожить славного князя? – Смерд задрал бороду, похожую на пук старой соломы.

Сказано было красиво. Совсем не так говорят смерды. Однако Олег внимания тому не придал. А может, и не заметил.

– Слыхал я: на тура выехал пресветлый князь? – продолжал между тем смерд. – Видели, слыхал, тура за Черными Пнями. Верно ли это?

– Верно, – согласился Олег.

– Обманули тебя, пресветлый князь! – с жаром воскликнул смерд. – Не тур это!

– А кто? – Олег усмехнулся. – Лешак рогатый?

Охотники захохотали.

– Не тур это! – повторил смерд.

Рожа у него была темная, как у печенега, зато борода и патлы – грязно-желтые, как у исконного полянина или кривича.

«Холоп чей-нибудь, – подумал князь. – Или закуп. И трусоват. Всё взгляд прячет».

– Не тур это! Так, телок малохольный! А вот я тура видел – так это тур! Ох, добрый тур, пресветлый князь! Ярый! Рожищи – что мачты! – Смерд широко развел руки, показывая, какие рога у зверя. – Князь среди туров! Под стать твоей деснице!

– Далеко ли? – заинтересовался Олег.

– К полудню добежим, – пообещал смерд. – Дозволь дорогу показать?

– Дозволяю, – разрешил Олег. – Эй, дайте ему лошадь!

– Не надо лошади! – Смерд замотал кудлатой головой. – Мне на своих-двоих сподручней!

– Ну так беги! – скомандовал Олег. – Если и впрямь твой тур так хорош, одарю, не обижу!

Смерд не соврал. И бежал он проворно, и турьи следы показал. Правда, не к полудню, а позже, когда охотники уже отмахали больше поприща[12] по лесным тропам. Однако ж след, который показал князю проводник, впечатлял. Судя по ширине и глубине его, тур был и верно княжий зверь. И след этот был свежий.

Охотники приободрились. Князь велел спустить гончих.



Собаки настигли быка очень скоро. Тур не ушел далеко, да и не пытался уйти. Огромный одинец, в лесу он не боялся никого и ничего.

Когда охотники выскочили на поляну, облюбованную быком для пастьбы, тур как раз мотнул длиннорогой башкой, и самая нахальная из гончих с визгом улетела в кусты.

Увидев новых врагов, тур фыркнул свирепо и не медля кинулся на ближайшего всадника. Тот, один из дружинных отроков, хотел встретить быка рогатиной, но лошадь его шарахнулась, всадник потерял стремя, рогатина без толку шлепнула по загривку. Тут бы охотнику и конец, но одна из гончих отвлекла: цапнула тура за ляжку.

Кто-то из охотников послал стрелу, целя быку между ребер, но тур крутнулся, и стрела лишь царапнула по толстой шкуре.

Все глядели на быка, и никто не заметил, что смерд-проводник, не дождавшись обещанной награды, шмыгнул в кусты.

– Не стрелять! Он – мой! Мой! – закричал Олег, вырываясь вперед и с ходу бросая коня на тура. Прямо на рога!

Тур, обрадованный, что наконец нашелся противник для честного боя, ринулся навстречу…

И широкое плоское железко рогатины по самый упор вошло в турий загривок.

Осаженный силой удара конь овручского князя присел на задние ноги, захрипел, но сдюжил, устоял.

Прочие охотники замерли. Сейчас двинет башкой тур – и князь пушинкой вылетит из седла…