Кентийский принц

Колонна противника больше напоминала толпу, в первых рядах еще был какой-то порядок, дальше это была толпа, шли быстрым шагом, стараясь быстрей пройти участок русла. Ну оно и понятно, даже идиот поймет, что тут могут быть сюрпризы. По краям колонны двигались конники и, по все вероятности, подгоняли идущих. Я не отрывался от окуляра – вот они достигли выставленной отметки на открытие огня.

– Огонь! – скомандовал я, и пушки произвели залп. Раздался грохот выстрелов, и дымом заволокло весь обзор, правда ветерок быстро разогнал дым, и перед нами предстала ужасная картина. Передние ряды выкосило полностью, орали раненые от боли и страха и здоровые от испуга. Уже покрытая снегом дорога была залита кровью и усыпана мертвецами. Люди пока еще не понимали, что произошло, они сбились в плотную толпу, одни напирали сзади, другие пытались развернуться и бежать. Пушкари быстро окунули банники в ведра с уксусом и принялись банить стволы, все делалось споро и аккуратно, буквально пару минут – и пушки вновь готовы стрелять.

И тут взорвались фугасы, тысячи металлических и чугунных картечин вместе с камнями и землей ударили в колонну, ломая, круша и разрывая хрупкие человеческие тела, а с тыла в этот момент ударили триста тяжелых кентийских всадников, на огромных лошадях, закованных в металл. Снова ударили пушки, стараясь как можно больше собрать кровавой жатвы. По берегу навстречу дозору противника побежали копейщики, а за ними лучники и арбалетчики. У меня остался последний резерв – сотня тяжелой и сотня легкой кавалерии, да пятьдесят мечников.

Видел, как кое-кто из арбалетчиков останавливался, доставал гранату, поджигал фитиль и бросал ее вниз. Видел, как завязалась схватка копейщиков и бокового охранения неприятеля, как падали сраженные с одной и другой стороны. И непроизвольно сжимались кулаки, а потом все внезапно закончилось: воины противника стали снимать шлемы и становиться на колени, они сдавались. До самого вечера собирали пленных и сгоняли их в одно место, освобождая от оружия и брони. Набрали почти три тысячи пленных, охранять поставил мечников, что не участвовали в битве, и таргов. Удалось бежать части конников и пеших, рассеялись по прилегающим лесам. Было много раненых, тяжелых добивали сразу, более легких оставляли на волю провидения и Зеи-плодоносицы.

У нас тоже были потери среди тех, кому довелось схлестнуться с боковым охранением, в основном среди молодых дружинников. Да и противник был более многочислен, на наших пятьдесят воинов с каждой стороны приходилось по меньшей мере в четыре раза больше. Конечно, сейчас они на адреналиновой волне бегают, смеются, а через некоторое время наступит откат, и будет их корежить. Чтобы это произошло более мягко, я приказал выдать каждому по полстакана водки, да, той самой водки, что изготавливали в моем замке.

Напиток крепкий, но для здоровых парней больших проблем не будет, если и опьянеют на некоторое время с непривычки, то это быстро пройдет. Но организм получит встряску, и предыдущий стресс не окажет такого сильного воздействия на психику. Только предупредил всех командиров, вплоть до десятников, чтобы не вздумали продолжить возлияния, если вдруг у кого-то окажется в котомке вино.



На следующий день я первым делом еще до рассвета отправил в замок гонца, что одержана победа, но тем не менее чтобы не расслаблялись. Большая часть неприятеля направилась на столицу, но пройти мимо и повернуть к нам, пусть и маловероятно, но возможно. А нам предстояло собрать и рассортировать трофеи, осмотреть обоз, который тоже захватили, и отправить все это в замок. Определиться с пленными и похоронить погибших, врагов в общей могиле, а своих похороним на своей земле. Я приказал переписать имена всех погибших моих воинов. В дальнейшем поставлю памятную стелу или камень с перечислением всех их имен.





Глава семнадцатая




Ивич де Тотор ехал в середине колонны вместе с сотниками и командиром конников. После того, как въехали в русло, все были сосредоточены и не разговорчивы, казалось, даже в воздухе распространялось напряжение.

«Скорей бы пройти это место, а там мне никто не соперник, нет тут сил, чтобы оказать достойное сопротивление мои воинам. И даже те укусы, что осуществляют по ночам и даже днем небольшие отряды, неизвестно кому принадлежащие, очень неприятны, но не смертельны», – думал он.

Он не дал даже штурмовать замок местного барона, с ним и на обратном пути можно разобраться. И так после пересечения границы начались неконтролируемые грабежи и убийства населения, некоторые группы наемников стали просто выходить из подчинения. Конечно, в какой-то мере он и сам был к этому причастен: сэкономив деньги на закупке провизии, он рассудил, что все это можно взять и у сервов королевства Торвал. Вот фуражиры и не стеснялись применять право сильного.

Он прекрасно знал, что грабили и убивали всех, кто сопротивлялся, сжигали дома и вырезали целыми селами. Но когда начались неподчинения наемников, пришлось повесить с десяток самых отъявленных, а тут еще эти отряды начали просто охотиться за фуражирами и грабителями. И все более или менее наладилось, правда теперь его воинство пугалось каждого куста, и найти желающих заготавливать продукты и корм лошадям стало сложней.

Голова колонны уже скоро должна была выйти из этого природного туннеля, когда впереди раздался грохот и даже сюда долетели крик и вой умирающих и раненых людей. Русло делало небольшой поворот, и что происходит впереди, ему не было видно.

– Узнай, что там происходит, – приказал он одному из сотников. И тот, пришпорив коня, не успел удалиться и на десяток метров, когда берега старого русла вдруг кинулись на колонну воинов. Ивич де Тотор даже не понял, что произошло, – он умер сразу, несколько картечин пробили его тело, разрывая плоть, а еще раньше камень известняка размозжил ему голову. Его конь, как и хозяин, получив смертельное ранение, последний раз в своей жизни взвился на дыбы и упал, придавив своим телом бывшего бретера, авантюриста и убийцу.





* * *


Весь следующий день собирали трофеи и формировали караван в замок. Погибших было много. Если в предыдущих баталиях они исчислялись десятками, то тут это уже были сотни. Всех здоровых пленных заставил копать общую могилу и укладывать туда погибших захватчиков, которых набралось около семисот трупов. Хорошо хоть, зима на улице, трупы закоченели и не разлагаются, но и без этого некоторым пленным становилось плохо.

Дав сутки отдохнуть отрядам своих диверсантов, пополнить запасы, отремонтировать снаряжение и выспаться, я снова послал их с тем же заданием. Только теперь уже следовало трепать нервы и создавать проблемы тому неприятелю, что пошел на столицу. Через сутки и я собирался выдвинуться на помощь королю. Надо только похоронить мертвых и отправить караван с трофеями и пленными. Да отобрать воинов для сопровождения пленных и дальнейшей зачистки тех, кто успел разбежаться. А успело ускользнуть немало. Так – в заботах и трудах – прошло еще несколько суток.

Наконец все было готово, письма для Ларта, Гюнтера и Алексии заготовлены, и караван отправился в замок, а я со своим войском, которое, кстати, существенно уменьшилось, двинулся на столицу. До перекрестка мы следовали все вместе, а после наши пути разошлись, и впереди меня снова ждала война.

Я сам не ожидал, что все так удачно получится в схватке с врагом, идущим убивать лично меня. Да, на определенный эффект от применения пушек и фугасов я рассчитывал, но чтобы так…



Пленных, конечно, много, притом даже очень, тут на одном кормлении их разоришься. Ларту я написал, чтобы всех задействовал на подготовке полотна дороги, а часть направил на рудники. Раненых по мере выздоровления тоже отправлять на работы. Думаю, разберутся, не маленькие. Сейчас меня больше волновали предстоящие боевые действия, тут навряд ли так повезет, как в предыдущей стычке. С пушками мои войска обладали плохой подвижностью, маневренностью. Поэтому надо будет прежде, чем вступать в бой, все согласовать с Данисом, всю синхронность действий. Иначе это будет просто особо извращенное самоубийство с моей стороны. Так я размышлял, покачиваясь в седле Ветерка.

Двигались мы с максимальной скоростью и за день прошли порядка тридцати километров. Так нам двигаться еще дня четыре, если какой-нибудь случай не внесет свои коррективы.

Через день мы уже вступили на территорию, по которой прошел враг, стали попадаться безлюдные села, а в них кое-где убитые. На удивление, убитых было мало, когда я поинтересовался почему, один из полусотников, который был из этих мест, пояснил что скорей всего, некоторые успели уйти в лес, а это трупы тех, кто не смог уйти или не захотел.

– Ваша светлость, посмотрите, а там кто-то есть, – сказал один из моих телохранителей, указывая на едва заметный дымок, вившийся из трубы одного из уцелевших домов. Мне стало интересно, кто же смог уцелеть в этом почти полностью сгоревшем селе.

Когда я и пятерка кентийцев свернули с тракта и въехали в село, нашим глазам открылась печальная картина, везде лежали мертвые. Мужчины, женщины, дети, старики и молодые. Обгорелые дома и трупы людей, мужчины с отрубленными руками, головами, женщины со вспоротыми животами и дети, проткнутые мечами или пиками и с размозженными головами. Страшное зрелище, от которого на глаза наворачивались слезы, а руки непроизвольно сжимались в кулаки.

Я посмотрел на своих сопровождающих и увидел, как они изменились, их лица осунулись, губы сжаты и превратились в тонкую нить, а в глазах полыхает такая ярость, что было понятно: встреть мы сейчас даже все войско неприятеля, бросятся в бой не задумываясь. И им без разницы, сколько врага и какой он, лишь бы добраться и лишить жизни как можно больше этих нелюдей.

– Сержант, пока еще войско идет вдоль села, заверни, пусть все пройдут через село. Скажешь барону Варту, что это мой приказ, – распорядился я, а сам соскочил с коня и направился к дому, из печной трубы которого был виден дымок. Но меня опередил один из кентийцев, он первым заскочил в избу и, отойдя от двери в сторону, замер. Я заглянул в комнату и оторопел, на лавке лежал, закрыв глаза, старый, старый дед, голова его была перемотана какой-то тряпицей со следами крови, а вокруг него столпились дети, и было их около десятка, самому старшему из которых не более шести лет, а самому маленькому не более года, и его держал на руках самый взрослый. Дети, увидев нас, заплакали, некоторые начали прятаться под лавку, на которой лежал дед; тот, услышав детский плач, открыл глаза. И увидев меня, с трудом сполз с лавки и упал на колени.

– Господин, убей меня, только не трогай детей, они же еще несмысленыши. Какой вред они могут тебе нанести? – И из его блеклых старческих глаз одна за другой покатились слезы по морщинистым щекам.

– Э-э-э, дед, ты чего, а ну кончай блажить, – повернувшись к воинам, приказал: – Давайте сюда лекаря, и дверь закройте, детей застудим.

Один из кентийцев помог подняться деду и усадил его на лавку. Ребятня снова сгрудилась вокруг старика и смотрела на нас испуганными глазенками. Замурзанные, грязные, с глазами, полными слез, и с потеками слез на лицах, они настолько жалко выглядели, что невольно возникал вопрос: кем же надо быть, чтобы убивать этих крох!

Появился лекарь с помощником, осмотрели деда. Лекарь, порывшись в своей сумке, достал бутылочку с каким-то снадобьем и, налив его в плошку, дал выпить старику. Через некоторое время деду, наверное, полегчало, и он спросил, кто мы такие. Ему стали объяснять, а я вышел из избы. Мое войско все еще шло через село, и угрюмые, но с горящими ненавистью глазами воины сжимали кулаки и зубы.


Я подозвал одного из старших обозников и приказал освободить какую-нибудь крытую повозку, набросать туда шкур и, если найдут, то хоть пару матрасов.

– Детей нашли живых, причем много, поедут с нами, а там отправлю их в замок, – пояснил я, глядя на недоумевающее выражение лица подчиненного.

Погрузив детвору в повозку и закутав всех в теплые плащи и шкуры, принялись догонять ушедшее вперед войско.

Из разговора с дедом выяснил, что неприятель прошел здесь трое суток назад. Налетели на село порядка полусотни всадников, стали выгребать все подчистую из амбаров и клетей. Живность резали и туши бросали в подошедшие телеги, кто сопротивлялся или возмущался, тех тут же убивали. Кое-кто, понимая, чем все закончится, прятал детей в погреба, в которых уже побывали захватчики. Дед тоже сидел в подполе с детьми, под конец захватчики порубили всех, забрав с собой только молодых девчат и женщин, а он через некоторое время, после того как они ушли, прошелся по селу и собрал всех, кто уцелел. Вот и набрал девять человек вместе со своими внуками.

Вечером с интересом наблюдал, как воины нянчатся с малышней, кормят их, укутывают. У многих ведь и свои дети есть, и, пестуя этих, вспоминают своих. Поставили им палатку, набросали еловых веток и шкур, а также разместили небольшую буржуйку и наряд к ней. Я абсолютно не вмешивался, все это воины делали сами и решали, да ведь это и нормально, когда взрослый нормальный мужик заботится о слабом и беззащитном, а тем более о ребенке.

Через сутки на перекрестке, вернее на ответвлении, ведущем в мои земли, мы распрощались с детворой, я выделил в сопровождение им пять дружинников и Кокетку. А еще через сутки мы приблизились к столице, до нее оставалось три километра. Разведчики доложили, что войско неприятеля расположилось под стенами города, предварительно уничтожив и спалив посад. И неприятельские отряды рыщут по округе, грабя и разоряя селян.

Мои конные отряды, которые я выслал терроризировать врага, каждую ночь нападали на имперские войска и доставляли им немало проблем, вырубили несколько таких по сути банд. Но это заставило врага сильно увеличить количество воинов в отрядах, но продолжать добывать пропитание и фураж.

Зато ночью за территорию лагеря не осмеливался никто даже носа высунуть, и это было мне на руку. Осмотрев в монокуляр расположение имперских войск, увидел, что плотного кольца окружения не было. Были приличные разрывы между отрядами, и я решил в ночь послать Сайма и его ученика в столицу к королю. Мы вместе с разведчиком все осмотрели и обдумали, как действовать. Я написал письмо королю и попросил его назначить день и время атаки на врага.

Описал свое видение ситуации, что не плохо бы все это начать утром, за ночь я подберусь к неприятелю, а с утра нападу на него. И в это время, когда противник кинется на меня, войска короля, выйдя из города, ударили бы врагу в спину. Это даст нам преимущество и вызовет растерянность и панику у неприятеля, в этом случае мы сможем его разбить и гнать в нужном нам направлении.

Сайм и его ученик облачились в зимние маскхалаты и ушли, а я принялся их ждать и переживать, чтобы они нормально добрались. Выставил двойные дозоры, а своим диверсантам поручил устроить нападение и шум с двух сторон от места проникновения посыльных. Время тянулось медленно, эти сутки ожидания для меня тянулись словно месяц. Наконец следующей ночью я услышал приглушенный шум у своей палатки. Встав с походной кровати, выглянул за полог. У палатки топтались лекарь, два охранника и Сайм с учеником, причем ученику оказывали помощь.

– Что там такое? – шепотом спросил я охранника.

– Не твое дело, иди спать, чего шляешься, а то вдруг его светлость разбудим, он и так недавно лег, – не поворачивая головы, ответил мне он. Потом повернулся и застыл столбом.

– Э-э-э, ва… ва, – пытался он что-то сказать. Я приложил палец к губам.

– Тихо, тихо, – проговорил я и разглядел, что ученику ставят лубки, наверное, поломал руку, решил я.

– Сайм, как все прошло? – спросил я разведчика. Он, увидев меня, принялся тянуться, но я поманил его за собой и, повернувшись, пошел в палатку. Зажег свечу, достал из сундука бутыль водки и, налив полстакана, протянул его Сайму. Тот принял его и, выдохнув, опорожнил одним глотком. Вот обормоты, восхитился я, уже пить научились как в моем мире, давно ли после глотка слезы вытирали.

Сайм поставил стакан и достал из-за пазухи конверт. Сломав печати, я принялся читать.

Дорогой мой брат, как я рад слышать, что ты жив, здоров и еще смог разбить во много раз превосходящего тебя противника. У нас дела похуже. Войска, возвращающиеся после осады баронов, столкнулись с наступающим противником и были частично уничтожены. Меньше половины смогли вырваться и прибыть в столицу. Видя численное превосходство противника, решили отсидеться за стенами, надеясь на то, что через некоторое время у него начнется нехватка провизии, а вот тогда могут возникнуть разные варианты. Но если ты решил покончить с ним одним ударом, то мы принимаем твой план и через сутки ударим в спину врагу, завязнувшему в битве с тобой.

Твой брат Данис тан де Брюлот



Дочитав письмо, я стал расспрашивать Сайма, как добрались туда и обратно и как их встретили.

– Добрались туда вообще без проблем, – начал рассказывать Сайм, – проблема была убедить дежуривших воинов на стене, что мы пришли от тебя и что нас всего лишь двое.

Пока позвали сотника и он приказал спустить веревку, прошло не меньше часа. Первым подняли малого с письмом, он и полегче, и большой опасности не представляет, и на вид внушает доверие. Потом тащили Сайма, увидев его, воины сразу ощетинились пиками и посадили разведчиков в караулке под замок. Пока суть да дело, Сайм завалился спать и продрых до самого утра. Ночью никто не решился будить короля, и письмо ему вручили только утром, а вот тогда все и завертелось.

Прискакали несколько гвардейцев во главе с братом короля и повезли диверсантов прямо во дворец, где Сайма проводили к королю, и тот долго расспрашивал, как ты и где ты, и как мы смогли разбить противника. И во время рассказа ахал и восхищался, приговаривал, словно спорил с кем-то:

– Вот вам, вот вам, а то… он уже или погиб, или сбежал в свою Кентию, а он еще и нас выручать пришел.

Сайм закончил:

– Потом приказал меня накормить, а узнав, что я не один, послал кого-то с приказом относиться к моему ученику со всем почтением и доверием. После чего меня отвели в казарму гвардейцев и разрешили отдыхать. Под вечер мне принесли письмо и доставили к стене, где нас и поднимали. Только стемнело, мы отправились обратно, а Петра умудрился подскользнуться у самой стены и сломал руку. Но молодец, ни звука не проронил, пока ползли и добирались сюда. Когда король спросил, как мы смогли обрушить на неприятеля стены русла, я сказал, что не знаю этого, так как все держится в секрете.

– Спасибо, Сайм, – я пожал своему шпиону руку, – иди, отдыхай.

Когда он вышел, я тоже решил поспать, но заснуть так и не смог, крутился, вертелся, обдумывал, как подобраться к неприятелю на расстояние выстрела, чтобы нас не услышали. Потом услышал, как стали вставать кашевары и разводить костры, встал и я. Выйдя из палатки, я послал одного охранника за травяным отваром, другого за водой умыться. Умывшись, сидел и пил мелкими глотками травяной отвар, который заменял тут и чай и кофе и очень неплохо бодрил, а если в него добавить несколько капель эликсира, то и восстанавливал силы.



Конечно, я придумал, как подобраться к врагу тихо, но придется попотеть. Ну да не впервой, ничего – справимся. Собрал после завтрака всех командиров и озвучил им план действий, распределил обязанности и раздал задания.





Глава восемнадцатая




Вечером, только начало темнеть, я дал приказ на выдвижение. Еще днем осмотрел и наметил место развертывания пушек и пешего войска, а вот конники у меня встанут за небольшим холмом и ударят неприятеля во фланг. Маловато их у меня осталось, почти двести конников пришлось оставить патрулировать мои земли и вылавливать разбежавшихся после боя воинов врага. Ну да ничего, четыреста тяжелых и сто легких кавалеристов – это тоже сила не малая.

Не доходя до противника более километра, я приказал распрячь лошадей и гнать их обратно, а все пехотинцы впряглись в накинутые на пушки ремни и веревки и потащили их к намеченному месту. Все делалось молча, разговоры были строго запрещены. Народ пыхтел, сопел и потел, но тащил – вот эти семьсот-восемьсот метров шли три часа. Расстелили несколько палаток, и на них стали сгружать бочонки с порохом, гранаты для пушек и картечь. Работали все, и конники в том числе, выставили пушки, боеприпасы для них накрыли палатками, чтобы порох не отсырел. Конники отправились обратно к своим коням, а я дал отдохнуть бойцам.

Подняли всех до рассвета, зимой, как и везде, светает позже, так что народ успел и вздремнуть. Даже я спал, прижавшись к горячему, как печка, Алому. Еще только начало светать, когда я приказал открыть огонь гранатами по лагерю… Первый залп, и они стали рваться среди шалашей и палаток, видно было, как стали выскакивать ничего не понимаящие испуганные люди. Еще один залп, и гранаты стали рваться уже среди мечущихся по лагерю воинов противника.