Кладбище домашних животных

— Ну да, но через сутки это уже надоедает.

— Дай мне папу! — голос Элли рядом.

— Луис? Тут Элли.

— Ладно, давай ее сюда.

Он говорил с Элли минут пять. Она рассказывала о кукле, которую ей подарила бабушка, и о том, как они с дедушкой ездили на скотный двор («Папа, там так воняет», — сообщила Элли, и Луис подумал: «Твой дедушка воняет ничуть не меньше, малышка».), и о том, как она помогала печь хлеб, и как Гэдж убежал от мамы и описался прямо под дверью дедушкиного кабинета («Ай да Гэдж!» — подумал Луис, усмехаясь).

Он уже подумал, что гроза миновала — по крайней мере, этим утром, — и собирался попросить ее передать трубку маме, когда она спросила:

— А как там Черч, папа? Он меня не забыл?

Усмешка сползла с лица Луиса, но он сразу же ответил:

— С ним все в порядке. Я вечером скормил ему целый кусок мяса и пошел спать. Сегодня еще не видел, я ведь только что встал.

«Эх, парень, из тебя бы вышел чудесный убийца, самый хладнокровный. Доктор Крид, когда вы в последний раз видели жертву? Он заходил поужинать. Съел целый кусок мяса. С тех пор я его не видел».

— Ну ладно, поцелуй его за меня.

— Фу, сама целуйся с ним, — сказал он, и Элли засмеялась.

— Хочешь еще поговорить с мамой?

— Да, конечно.

Они поговорили с Рэчел еще пару минут; вопрос о Черче на время был снят. Они попрощались, и Луис повесил трубку.

— Вот так, — сказал он пустой комнате, и может быть, хуже всего было то, что он совсем не чувствовал вины.





24




В полдесятого позвонил Стив Мастертон и спросил, не хочет ли Луис приехать и сыграть в теннис — в лазарете ни души, жизнерадостно сообщил он, и они могут занять корт хоть на целый день.

Луис мог понять его радость— каникулы продлятся еще два дня, — но ему было не до игры, и он сказал Стиву, что собирается писать статью для медицинского журнала.

— Ты уверен? Знаешь, что случилось с Джеком? Работал-работал и, наконец, спятил.

— Перезвони попозже, — сказал Луис. — Может, и приеду.

Стив обещал позвонить. Луис лгал только наполовину; он действительно собирался писать статью, но отказал Стиву главным образом из-за того, что у него все болело. Он обнаружил это, как только закончил говорить с Рэчел и отправился в ванную. Мускулы спины поскрипывали, плечи ныли от тяжести проклятого пакета, а сухожилия ног дрожали, как перетянутые гитарные струны.

«Боже, — подумал он, — и ты еще раздумывал?» Он представил, как гоняет шарик со Стивом, ползая, как старый артритик.

Тут он вспомнил, что накануне с ним ходил старик восьмидесяти трех лет. Интересно, как себя чувствует Джуд?

Часа полтора он пытался работать над статьей, но это не очень получалось. Пустота и молчание начали действовать ему на нервы, и наконец он задвинул бумаги в шкаф, надел куртку и перешел через дорогу.

Джуда и Нормы не было, но к двери был пришпилен конверт с его именем. Он открыл его.

«Луис,

мы со старухой уехали в Бакспорт посмотреть шкаф, который она хотела купить уже давно. Может быть, мы останемся там на ленч и вернемся поздно. Заходи вечером на пиво, если хочешь.

Твоя семья — это твоя семья, и я не хочу вмешиваться, но, если бы Элли была моей дочерью, я не стал бы говорить ей про кота — зачем портить праздник?

И еще, Луис, я не хочу, чтобы ты говорил о том, что мы сделали прошлым вечером. Есть еще люди, которые знают про это место и которые хоронили там своих животных... можно сказать, что это продолжение Кладбища домашних животных. Можешь не верить, но там похоронили даже быка! Старый Лестер Морган, который жил на Стэкпулской дороге, закопал там своего призового быка Хэнрэтти году в 67-м или 68-м. Он рассказал мне, что они с сыновьями отвезли его туда, и я смеялся, пока живот не заболел! Но об этом не любят говорить, и не любят, когда люди со стороны узнают про это место, не из-за предрассудков, которым уже за триста лет (хотя и из-за них тоже), а потому, что им кажется, что над ними станут смеяться за то, что они верят в эти предрассудки. Так что уважь меня, пожалуйста, и не болтай об этом, хорошо?

Мы еще поговорим об этом, может, даже сегодня вечером, и тогда ты поймешь кое-что, но сейчас хочу сказать, что ты держался молодцом. Я был в тебе уверен.

Джуд.

P.S. Норма не знает, про что я пишу — я ей что-то наврал, — и я хочу предупредить, чтобы ты и ей не говорил об этом. Многие лгут своим женам, но ты знаешь, что большинству при этом не в чем каяться перед Богом.

Так что заходи вечером, и тогда поговорим».


Луис стоял на верхней ступеньке перед крыльцом Крэндаллов — теперь пустым; удобная плетеная мебель была убрана до весны, — и думал о прочитанном. Не говорить Элли — он и так ей не сказал. Другие животные, похороненные там? Предрассудки, которым за триста лет?

«...и тогда поймешь кое-что».

Он подчеркнул эту строчку ногтем и впервые вернулся мысленно к тому, что они сделали прошлым вечером. Это всплыло в его памяти полуявью-полусном, чем-то, совершенным словно в наркотическом дурмане. Он мог припомнить валежник и странное свечение на болоте, и то, что там было гораздо теплее, но это было как разговор с врачем-анестезиологом во время действия наркоза.

«Многие лгут своим женам».

«И женам, и дочерям», — подумал Луис. Странно, Джуд как будто знал, что случится утром, и что он скажет по телефону.

Он медленно сложил записку и засунул ее обратно в конверт. Положив конверт в карман, он пересек дорогу.





25




Было около часа, когда Черч вернулся домой, словно кот из колыбельной. Луис был в этот момент в гараже, где он последние шесть недель трудился над сооружением полок; он хотел убрать все острые, ядовитые и горючие предметы из пределов досягаемости Гэджа. Он как раз попал молотком по пальцу, когда в гараж вошел Черч. Луис не уронил молоток, но сердце подпрыгнуло у него в груди, горячая проволока, казалось, вошла в желудок и моментально остыла там, как нить выключенной лампочки. Позже он подумал, что он будто дожидался возвращения Черча все утро; будто инстинктивно предчувствовал, но скрывал это знание в какой-то дальней части сознания с того момента, как закопал кота на старом индейском кладбище.

Он осторожно положил молоток, вынул изо рта ушибленный палец, подошел к Черчу и поднял его.

«Тяжелый, как живой, — подумал он с легким удивлением, — он весит столько же, сколько и раньше. В пакете он был тяжелее. Он был тяжелее, когда умер».

Сердце подпрыгнуло опять, еще сильнее — казалось, гараж на мгновение закачался.

Черч прижал уши и попытался вырваться. Луис вынес его на свет и стал разглядывать. Теперь его сердце прыгало не переставая.

Он осторожно потрогал шерсть на шее Черча, пытаясь обнаружить перелом. Там были обычные мускулы и жилы. Тогда он посмотрел на морду кота. То, что он увидел, заставило его опустить кота на траву и спрятать лицо в ладони. Теперь весь мир стремительно завертелся — он почувствовал нечто сродни сильному опьянению за миг до тошноты.

На морде Черча запеклась кровь, к длинным усам пристали кусочки зеленого пластика. От пакета.

«Мы еще поговорим об этом, и тогда ты поймешь кое-что».

О Господи, он понял уже больше, чем хотел бы.

«Ничего, еще немного, — подумал он, — и я дойду до остального в ближайшей психушке».

Он впустил Черча в дом, принес его синюю миску и открыл банку кошачьих консервов. Пока он вытряхивал серо-бурую массу в миску, Черч нетерпеливо мурлыкал и терся о ноги Луиса. От прикосновений кота Луиса бросало в дрожь, и он с трудом сдерживался, чтобы не пнуть его ногой. Он казался скользким, грязным... одним словом, отвратительным. Луис подумал, что вряд ли когда-нибудь еще захочет взять его на руки.

Когда он поставил миску на пол, Черч бросился к ней, и Луис вдруг почувствовал, что от него пахнет сырой землей, словно комья ее запутались в шерсти.

Он стоял и смотрел, как кот ест. Он слышал его чавканье — чавкал ли он так раньше? Вполне возможно; Луис никогда не обращал внимания. Но это был неприятный звук. «Противный», — сказала бы Элли.

Луис повернулся и поднялся наверх. На последних ступеньках он уже почти бежал. Он разделся и покидал всю одежду в корзину, хотя переменил ее только утром. Он палил горячую ванну и влез в нее.

Пар обдал его и он почувствовал, как вода приятно освежает его усталые мускулы. В голове у него тоже прояснилось. К моменту, когда вода начала остывать, он снова был в форме.

«Кот вернулся, словно кот из колыбельной, чудесно».

Конечно, он просто ошибся. Разве он не подумал еще вчера, что Черч не слишком изранен для животного, сбитого машиной?

«Вспомни всех этих кошек и собак на дорогах, — подумал он, — раздавленных, с вылезшими кишками».

Теперь все было ясно. Черча ударила машина, и он потерял сознание. Они с Джудом отнесли его на старое индейское кладбище оглушенным, а не мертвым. Говорят же, что у кошки десять жизней! Хорошо, что он не успел сказать Элли! Она никогда не узнает, как близко к смерти был ее любимец.

«Но эта кровь из пасти... и как сильно у него была вывернута шея..».

Но он же врач, а не ветеринар — он мог и ошибиться. Лужайка Джуда на морозе — не самое удобное место для диагноза, да и света почти не было. И он был в перчатках. Потому и...

На стене ванной отразилась зловещая черная тень, похожая на голову маленького дракона или какой-то другой гадины; что-то коснулось его плеча. Луис молниеносно отпрянул, расплескав воду на коврик. Повернувшись, он увидел прямо перед собой мутные желто-зеленые глаза кота его дочери, сидящего на туалетном бачке.

Черч медленно покачивался взад-вперед, как пьяный. Луис следил за ним с ужасом, из его сжатых зубов готов был вырваться крик. Черч никогда не был таким, он никогда не качался, как змей, пытающийся загипнотизировать жертву — ни до того, как его кастрировали, ни после. В первый и последний раз он с надеждой подумал о том, что это другой кот, похожий на Черча, который просто забрел к нему в гараж, а настоящий Черч мирно лежит под курганом в лесах. Но цвет... и надорванное ухо... и сломанный коготь, который Элли прищемила дверью, когда Черч был еще котенком.

Это на самом деле был Черч.

— Иди отсюда, — сказал Луис хрипло.

Черч смотрел на него еще немного — Господи, и глаза у него теперь были другие, — а потом спрыгнул с бачка. Он приземлился не с обычной кошачьей ловкостью, а неуклюже, зацепив ванну, и потом, наконец, ушел.

«Оно, — подумал Луис, — не он: оно. Помни об этом».