Клык. Хвост. Луна. Том I
Часть 41 из 56 Информация о книге
– Разве у меня есть выбор? – Глаза Фуро скользнули в угол, затем обратно на Риколиуса. – Тот мешок с дырками. Придется тебе еще немного подышать его пылью. Фуро вступил на лестницу и на половине пути обернулся к Риколиусу с тягостным видом: – Тюремщик выдаст меня, когда очнется, – мрачно протянул Крысодав, глядя на раненого надсмотрщика. – Это тоже часть оплаты за твою свободу. Ты знаешь, что нужно сделать… Фуро скрылся за дверью. Риколиус метнулся в угол, недовольно скривил свое лицо, когда натягивал на голову холщовый мешок с двумя прорезями, вытащил из сапога нож и застыл над оглушенным надсмотрщиком. На темных волосах лежащего северянина блестела свежая кровь от раны. «Выбор есть всегда, южанин…» Риколиус привязывал коня к поперечному бревну возле небольшой постройки, расположенного в самой глуши хвойного леса. В тени деревьев подтаивали последние грязные сугробы. Ели, сосны и пихты дышали весенней свободой. Закончив с конем, Риколиус приподнял край надетого мешка. Его обнаженный нос с небольшой горбинкой жадно втянул прохладный влажный воздух, доносящийся из глубин темного леса. «Нужно закончить поскорее это дело и убраться отсюда. Последний мой заказ на треклятом Севере» – подумал Мешок, но что-то, глубоко внутри, не согласилось с его словами. Хвойные деревья глубоких изумрудных цветов затягивали его в свою природную магию. Свежие травинки игрались с его оголенными щиколотками. Этот Север – абсолютная противоположность душному Раусу. Даже весеннее солнце здесь было более мягким и приятным, нежели чем палящее око Юга. В Раусе Риколиуса предали абсолютно все, кому он доверял. Лейра, Сивион и Дикис должны были устроить ему побег в первый же день, когда его схватили королевские золотые панцири. Такова была клятва их братства: если кто-то из членов братства попадает за решетку, остальные обязаны прийти за ним в первую же ночь заключения, или, по крайне мере, должны были попытаться его вызволить. Но никто так и не пришел за ним. Ни в первую ночь, ни во вторую, ни даже в ночь перед самой казнью. Он вспоминал, как они – четверо чумазых, голодных сиротки, – ночуя в подвале под Птичьим храмом, обменялись кровью с рук и ладоней и поклялись никогда не оставлять друг друга в беде. – Клянусь, что отрублю руку любому, кто посмеет поднять ее на любого из вас, друзья, хоть самому королю Унри! – произнес мальчик с пепельными волосами и наполовину отгрызенным ухом, выставив перед собой руку. Сивион – самый задиристый и храбрый из четырех. – Клянусь, что буду сестрой каждому из вас. Обещаю заботиться и любить, словно родных братьев, – пропела девочка, чье лицо было вымазано в саже и грязи. Взглянув в ее синие глаза, забыть их уже было невозможно. Хрупкая ладонь Лейры опустилась на руку Сивиона. – Клянусь, что если я… нет! Клянусь, что когда я разбогатею и стану лордом, то заберу вас всех в свой огромный замок, где мы будем веселиться и кушать до отвала пирожки! – поддержал своей рукой Дикис – широкоплечий и не по годам здоровый рыжий мальчик, тело которого развивалось неприлично быстро. – Клянусь, что отдам жизнь за любого из вас, друзья, если придется, – произнес мальчишеский голос, затем из тени показалась его тонкая рука и легла поверх остальных. Все четверо произнесли слова общей клятвы, повторяя друг за другом слово в слово: – Отныне и до конца наших дней, мы – кровные братья и кровные сестры. Клянемся на крови никогда не бросать друг друга в беде. Клянемся оставаться верными и честными друг перед другом. Клянемся, что ни боль, ни страх, ни вражда не разобьют наш союз. Ночь – наша мать, тень – наш союзник. Отныне мы – Босое Братство! – Клянемся! – Четыре руки, схлестнувшиеся в братском кресте, разбились под веселый смех четырех грязных, голодных, но, от чего-то, радостных и счастливых в ту минуту, детей. Какие причины и обстоятельство могли нарушить кровную клятву, данную больше двадцати лет назад? Они были друг другу семьей. Они все обещали. Они… Мысли Риколиуса перебил стук собственного кулака о наружную дверь. За дверью послышалось шарканье ног. – Иду, иду. Неужели, провизию привезли в срок? В честь какого это праздника? – радостно ворчал Сильнух, после чего раскрыл дверь и встретился лицом с холщовым мешком. – Ты еще кто такой? – спросил сторож, но тут же получил быстрый удар локтем в голову. Мужчина с секунду стоял на месте, опуская веки, затем покачнулся и повалился на спину. Риколиус успел подхватить Сильнуха и заботливо положил его на пол, чтобы тот не разбил себе голову. Риколиус спустился в сырую темницу под писк разбегающихся крыс, по дороге стянув с себя пыльный мешок. Он добрался до единственной камеры и закинул факел в кольцо на стене. – Ты не Фуро и не Сильнух. Кхм! Твои мягкие шаги я едва сумел распознать, – произнес сухой голос из камеры. – Кто же ты? – Я – Тень, – произнес Риколиус, доставая длинный нож из сапога. Киро медленно подобрался к решетке, глухо прокашливаясь на каждый шаг. – А знаешь ли ты, что тень сама по себе не живет? Кхм-кхм… тень всегда стоит за спиной кого-то. – Кости, обтянутые бумажной кожей, схватились за прутья решетки. – Я сам по себе и отвечаю только за себя. Мне никто не нужен, – ответил Риколиус, давая возможность дряблому, вонючему старику выговориться перед смертью. – Неужели жизнь на Юге сделала тебя таким черствым и бездушным, Рико? Риколиус вопросительно уставился на старика. – Прости меня, дитя. Прости своего обезумевшего отца. Не этой жизни я желал для тебя. – Киро рухнул на пол и прижался впалой щекой к железу. – Что ты такое несешь, безумец? – Ты прав, Рико, душа моя действительно одержима чудовищным недугом, но сердце мое хранит память. – Киро указал пальцем на живот Мешка. – Оно там, кхм-кхм, я чувствую его. Огромное пятно цвета дикой малины. Киро с усилием поднял до груди подол почерневшей от грязи и пота рубахи, не дожидаясь реакции Риколиуса. Прозрачная кожа обтягивала его острые ребра, а вокруг пупка разливалось родимое пятно. Точно такое же, как у Мешка и Мико. Риколиус выронил из рук нож и опустился на колени. Его пальцы потянулись к животу Киро сквозь решетку. – У мальчишки-северянина, у Мико, у него тоже оно есть. – Пальцы вскользь прошлись по шершавому розовому пятну. – Я думал, что это всего лишь совпадение. – Ты знал, мой мальчик, кхм-кхм, но сомневался. – Как такое возможно? – медленно протянул Риколиус, продолжая рассматривать пятно. – Кхххххррррр… твоей матери пришлось отправить тебя младенцем в Раус вместе с торговцами, чтобы уберечь от моего безумства. Кхм! Аааарррр! – последние звуки вырвались из Киро в виде злобного рычания, от чего Риколиус отдернул от него свою руку. – Она дала им мешок серебра, чтобы они пристроили тебя в школу. Но, к сожалению, человеческая жадность порой берет верх над понятиями «долг» и «честь» – Что такого ужасного должно было произойти с тобой, чтобы она решилась на это? – спросил Мешок. – Голоса, Рико. Голос Северного леса свистит в моей голове. – Голос леса? – Кхм! Ха-ха-ха! Хыыыыыы! – ледяной смех Киро сменился рыком в оскале. – Я хотел говорить с Севером, передавать его волю. Север может даровать власть над природой, Рико. – Речь Киро стала больше походить на шипение ужа. – Человек с таким даром сможет управлять стихиями и разговаривать с животным. Шептаться с ветром и приказывать дождям! Только представь, дитя мое, на что я бы был способен! Последний выкрик вытянул из Киро последние силы. Старик рухнул на пол. Мешок испуганно следил за отцом. Мгновение безумия сошло с пустых глаз Киро так же быстро, как и вспыхнуло. Голос его снова стал тихим и мертвым. – Я убил ее, Рико. Я убил вашу мать – мою Шейлу. Голоса заставили меня. Кхм-кхм. Я задушил ее собственными руками на глазах вашего дяди. Ох, Шейла, мой ранний весенний цветочек. За что мне это проклятие?! – По морщинистой коже потекли реки соленых слез. – Убей меня, сын мой. Умоляю, убей! Риколиус сидел бездвижно. – Я мечтаю о смерти уже много лет. Голоса разодрали мою душу, там давно уже одна древесная смола. – Костлявая рука дрожала и тянулась к Мешку. – Нет, отец, – отрезал Риколиус, вставая на ноги, – я отвезу тебя в Раус. В Бронзовой Цитадели живет маг, он поможет нам. Риколиус открыл клетку ключами, которые он стянул с пояса оглушенного Сильнуха. – Не смей отказывать отцу, щенок! Киро вылетел из клетки, словно волк. Внезапно его руки и ноги обрели силу. Старик вцепился сухими руками в шею Мешка и начал ее сдавливать. – Сделай это! Сделай! Никчемный трус! – Засохшая голова Киро, практически голый череп, нависла над Риколиусом. Кончики седых волос старика щекотали лицо с тонким шрамом. – Не надо… – выдавил из себя Риколиус с остатками воздуха. – Ты просто слизняк. Ты навсегда останешься тенью за чьей-то спиной! – Нет, отец… пожалуйста… – Риколиус чувствовал, как теряет желтый свет горящего факела. Крепкие костлявые пальцы все сильнее давили ему на горло. Мешок наугад вскинул правую руку и нащупал на полу нож. Его инстинкты сделали все сами. Клинок впился в бок Киро. – Ааааахххггрррр!!!! Стальной вой пронзил мрак темницы. Киро выгнулся в спине, злобно обнажив свои гнилые зубы, затем ослаб и сложился рядом с Риколиусом. Мешок со свистом проглотил несколько порций воздуха, затем перевернулся к раненому отцу. – Прости, отец, я не хотел… Длинное лезвие ножа зашло слишком глубоко в пожилое тело. Риколиус попытался вытащить нож – из рваной раны хлынул поток черной крови. – Я помогу тебе, я приведу лекаря. – Мешок прижил свою руку, чтобы остановить кровь. – Все кончено, дитя мое. Ты подарил своему старику покой. Кхм-кхм! – Кашель вырвался изо рта Киро вместе с кровью. – Прости меня, отец. – Это ты прости меня, Рико. Прости, что так все вышло. Кхм! – Голос Киро слабел с каждым словом. Риколиус сжал меж своих ладоней умирающую руку отца. – Отправляйся на восток, к Могильным горам. Найди Мико. Ему нужна твоя помощь. Кхм. Теперь он твоя семья… кхххггг… и передай ему, что я горжусь им. Моим Волкодавом… – Но где он, отец? Куда он уехал? – карие глаза Мешка сверкали от влажных слез. – Рико и Мико, мои любимые мальчики. Мои детки… – Костлявая рука Киро выскользнула из рук Мешка. Его веки опустились под тяжестью желанной смерти. Риколиус сгорбился над телом отца и просидел так некоторое время, пока в темницу не спустился Сильнух, вооруженный мечом и факелом. Сторож замер в начале лестницы и широко раскрыл свой рот.