Книга ангелов

– Быть такого не может.

– К сожалению, может. Кассиэль однажды сказал мне, что единственное, чего хочет Люцифер, – отомстить, – продолжаю я. – Я должна была сразу ему поверить. Архангелы ужасно обошлись с Люцифером и его последователями, и многие из людей поддержали их в этом. Целыми столетиями мы поклонялись архангелам, а Люцифера обвиняли во всех смертных грехах. Он ненавидит нас так же, как и своих братьев. Он хочет начать войну, в которой мы все погибнем. Эта месть так важна для него, что он готов пожертвовать всеми нами. Ты бы только видел его дворец. Когда Третья небесная война закончится, он будет жить там со своими подданными.

– Это можно понять, – говорит Стефано. – Люцифер обучил людей всему, что нам было нужно для жизни, и как мы его за это отблагодарили? Мы отвернулись от него и боготворили его братьев. Он бы никогда нам этого не простил. Под его миловидной маской скрывается дьявол.

Последние слова, вероятно, были адресованы мне, потому что я не замечала этой маски, хотя это было очевидно. Каждый из нас носит маску, чтобы другие не видели, кто мы есть на самом деле. Я давно об этом знала. Нам приходится прятать свои истинные чувства, свою ранимость и страхи. Так было с Кассиэлем, когда он хотел угодить Михаэлю и думал о том, что о нем скажут другие ангелы. Люциферу на это плевать. Он надел эту маску, чтобы заставить нас подчиниться его воле и сделать нас покорными. Маска не скрывает его гордыни или ранимости, она скрывает лишь ненависть.

– Значит, ты думаешь, что Стар для него ничего не значит? – Феникс беспокойно стучит ботинком по доскам. – Он хочет убить ее, чтобы наказать нас, людей?

– Да, – отвечаю я, колеблясь. – Стефано прав. Он считает нас виноватыми в том, что с ним произошло. Я не удивлюсь, если он хочет править своей четвертью мира лишь для того, чтобы продолжить над нами издеваться. Другим архангелам на нас наплевать. Они лишь хотят попасть в рай. Была бы на то их воля, мы бы все погибли.

Это был изначальный план Люцифера. Чтобы его братья не помешали ему, он не сказал им о том, кто настоящий агнец. Если они убьют меня, Стар все еще будет жива. Кассиэль, должно быть, как-то разузнал правду. Поэтому никто из ангелов Люцифера и пальцем не пошевелил, чтобы спасти его.

Пальцы Феникса вцепились в деревянную столешницу позади него.

– Я этого не допущу.

В поисках поддержки я смотрю на Стефано.

– Мы должны что-то предпринять. Надо вытащить ее из Дворца дожей. Я не стану сидеть здесь без дела и ждать, пока мы все погибнем.

Стефано сжимает руки в кулаки.

– Никто не будет сидеть без дела. Мы будем бороться за нее до последнего вздоха.

Феникс отталкивается от столешницы. Стакан падает на пол и разбивается. Он не обращает на это внимания и уносится прочь из квартиры.

– Иди за ним, – командует Стефано, обращаясь к Маттео. – Проследи за тем, чтобы он не натворил глупостей. А то еще ворвется во Дворец дожей.

Маттео кивает и спешит вслед за Фениксом.

Я встаю со стула, чтобы сварить себе еще чашку эспрессо.

– Я всегда думала, что ключи станут причиной конца света. Мой отец никогда не рассказывал мне об агнце. Я, конечно, слышала истории о спасителе, но не знала, что все это значит.

– Ты думаешь, он намеренно умолчал об этом?

– Я не знаю. Мы, вероятно, ошибались, когда думали, что она знает истинные имена ангелов. Вчера Стар могла спасти меня и Кассиэля, если бы произнесла настоящее имя Габриэля. Но она этого не сделала.

– Тогда бы началась какая-нибудь дьявольщина.

Интересный выбор слов. Я не говорю об этом вслух, потому что время шуток закончилось. Дьявол все еще среди нас. Открытым остается вопрос, почему Стар нам не помогла.

– Как он собирается наказать своих братьев? До недавних пор страдать приходилось только людям. Семь чаш гнева должны пролиться именно на нас, а для архангелов откроются врата рая. Это не очень-то похоже на месть, – говорит Стефано.

– Врата не откроются, потому что я не ключ, – устало объясняю я.

– Думаю, Люцифер с самого начала об этом знал. Поэтому он защищал тебя, чтобы другие ангелы и не думали тебя заменить. Это и есть его месть. Достаточно умно с его стороны. Он отнимет у них то, чего они больше всего хотят. Меня не удивит, если он разрушит весь мир. Что он станет делать с четвертью? Пока на свете существуют люди, в которых течет хоть капля ангельской крови, Габриэль может найти ключи. Это помешает Люциферу. Он ни о ком и ни о чем не думает. Я не хотел бы говорить плохо о Нааме и Семьясе, но я не удивлен, что они на его стороне. Они ни капли не лучше, чем он и другие архангелы. – Я отчетливо вижу гнев на лице Стефано.

Я вздыхаю.

– Возможно, это решение нашей загадки. Почему ты тогда продолжил дело своего отца? Если ты так презираешь ангелов, почему ты не ненавидишь Бога? Он же их отец.

Я наливаю в наши чашки эспрессо и возвращаюсь за стол.

– Я презираю то, что они делают. Я не презираю веру как таковую. Веру в хорошее. Мы должны искать добро не только на небесах, но и в себе. Бог дал нам такую возможность. Вот о чем я рассказываю в своей церкви, и люди становятся смелей.

– Добро, – шепчу я. – Существует ли оно вообще?

– Добро, Мун, будет существовать всегда. Выживем мы или нет. Это называется надеждой.

Я вспоминаю о том, что Люцифер сказал мне, когда я впервые пришла в его спальню перед последним испытанием. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

Он должен осуждать людей, которые, по-твоему, делают плохие вещи и причиняют зло другим? Он должен выбирать виновных в человеческих бедах и наказывать их за вас? Он дал вам разум, чтобы думать, и руки, чтобы действовать. Вы ответственны за свои судьбы, как и мы – за наши. Или ты думаешь, он борется за меня? Нет, мне приходится делать это самому. На защиту каждого ребенка, который умирает от голода, должны встать десять взрослых людей. Но вы не делаете этого. Вы не защищаете ни своих детей, ни свою воду, ни свои деревья или животных. Вы и пальцем не пошевелили, но хотите, чтобы он вас спас? И это было бы доказательством, которое тебе нужно для того, чтобы поверить в него? Знаешь что? Ему плевать, верите вы в него или нет. Он не нуждается в ваших молитвах. Он не должен ничего вам доказывать, потому что ваше и наше существование – уже достаточное доказательство его присутствия.

Как бы странно это ни звучало, но в каком-нибудь другом мире Люцифер и Стефано могли бы стать друзьями.

Мы должны сами найти выход и сражаться за себя. И мы это сделаем. Я улыбаюсь Стефано.

– Мы должны освободить Стар как можно скорее, – говорю я. – И спрятать.

– Если она позволит себя освободить.


– Мы не оставим ей выбора. Я поговорю с ней. Объясню ей все.

– Кто знает, что сказал ей Люцифер. Он даже тобой манипулировал, а твоя сестра далеко не такая стойкая.

– Но она явно не захочет брать на себя ответственность за конец света. Точно не добровольно.

Стефано вздыхает.

– Твои бы слова да Богу в уши.

– Лучше не надо. – Я смеюсь над его каламбуром. – Завтра состоится последнее испытание. Это наш единственный шанс вытащить ее из Дворца дожей.

– Ты же говорила, что Люцифер с нее глаз не спускает.

– Обычно не спускает, но когда он полетит на последнее испытание, ему придется оставить ее здесь. Он не станет так над ней издеваться и брать ее с собой.

– Моя теория о близнецах кажется мне все такой же логичной, – осторожно говорит Стефано, допив свой кофе. – Если мы спрячем Стар, ты им тоже подойдешь. Они смогут открыть врата в рай, но Апокалипсис не начнется.

Может ли все быть так легко? Что произойдет, если род Еноха прекратит свое существование? Мы же предки Сета. Авель пожертвовал собой и заставил своего брата убить его. Род Каина прекратил свое существование во время Всемирного потопа. Теперь остались лишь моя мать, Стар и я. Яд матери все еще хранится в моей тумбочке. Умереть должны не ключи, а мы со Стар. Тогда ангелы останутся частью этого мира, но они не смогут уничтожить его с нашей помощью. Но достаточно ли я смелая для этого шага? Не выместят ли ангелы злость на людях? Они наверняка не вернутся на небеса просто так. А что, если у Тициана однажды родится дочь? Не могу же я и его убить.

Стефано внимательно за мной наблюдает. Он не станет принуждать меня к этому шагу, но, возможно, надеется, что я сама на него решусь.

Вечером Анфиэль отводит меня обратно в Дворец дожей. Как и всегда, он со мной не разговаривает. В салоне меня ожидает Фели. Ее глаза покраснели, а когда подруга видит меня, она тут же бросается мне на шею. Весь день я запрещала себе думать о Кассиэле, погрузившись в изучение карт и книг. Я старалась не вспоминать о нем и о том, какие решения мне предстоит принять. Но теперь скорбь бесконтрольно льется из меня. Он никогда не войдет сюда и не нальет нам вина. Он не будет подшучивать над Фели и ругать меня за мое неразумное поведение. Виновата ли я в его смерти? Почему он рассказал мне правду перед самой смертью?

– Я не могла позволить Стар выпить яд, – объясняю я Фели, успокоившись, когда мы сидим на диване. Анфиэль вышел из салона, как только я начала плакать, и я рада, что мы остались наедине.

– Я не видела всего, что произошло, – говорит она. – Я стояла снаружи на балконе.

– Сариэль хотела отравить Стар, – рассказываю я. – И я заметила, как она добавила яд в ее бокал. Габриэль хотел заставить меня выпить вино, но Кассиэль вмешался.

– Он спас вас обеих?

Я киваю.

– Перед тем как умереть, он сказал, что настоящий агнец – это не я, а Стар.

Фелиция резко втягивает в себя воздух.

– Знает ли Люцифер, что тебе теперь известна правда? Почему он позволяет тебе здесь находиться? Он не понимает, что ты этого не допустишь?

Я хмурюсь, вспоминая события прошлой ночи. Кассиэль был почти без сознания, когда раскрыл мне эту тайну. Стар села рядом со мной чуть позже. Мне показалось, что они с Люцифером слышали его слова, но я в этом не уверена.

– Если он об этом не знает… – я грустно ей улыбаюсь, – тогда освободить Стар будет еще проще.

Фелиция одобрительно кивает.

– Я должна с ней поговорить.

– Не стоит этого делать. Она может выдать твои планы Люциферу. Давай просто вытащим ее оттуда, если потребуется, против ее воли. Ты вчера обратила внимание на то, с каким обожанием Амели смотрела на Рафаэля? Стар ничем не лучше, она смотрит Люциферу в рот, как и ты, когда ты еще верила… – Она замолкает. – Извини. Я не хотела тебя в этом упрекать. Он все-таки ангел.

Как будто это как-то оправдывает мою наивность.

– В наше время каждый ищет себе кого-то, на кого можно положиться. Кого-то, кто сможет разделить с нами тяжелую долю.

Она произносит слова, которые уже приходили мне на ум, и я понимаю, как ей одиноко. Ее мать лежит на смертном одре, а ее отец – деспот. Интересно, она поэтому решила вступить в ряды Братства? Чтобы не быть одинокой? Я беру ее за руку.

– Мы есть друг у друга.

Она грустно улыбается мне в ответ.

Если дела будут плохи, Стар и Тициан будут для меня на первом месте. Не она. У меня были Алессио и Кассиэль, а я даже не знаю, была ли Фели хоть раз влюблена. Вместо того чтобы спросить у нее об этом, я говорю:

– Вряд ли можно сравнивать Стар и Амели.

Она скептически поднимает брови, встает с дивана и подходит к окну.

– Ты любишь Стар, – говорит она. – Но я на твоем месте не стала бы питать иллюзий на ее счет. Она никогда не беспокоилась о том, как ты. Даже когда она была совсем маленькой. Ты бросалась на всех и каждого и была готова уничтожить любого, кто подбирался к ней слишком близко. Она же всегда жила в своем мире и позволяла тебе страдать. Скажи мне кое-что: пошевелила ли она хоть пальцем, чтобы спасти тебя?

Сначала я была просто ошарашена обвинениями Фели, затем мне захотелось накричать на нее за то, что она берется судить о наших отношениях. Откуда ей знать, что значит для меня моя сестра и что я значу для нее? Но потом я оставляю эту затею. Она потеряла младшую сестру в этой войне. Я не могу винить ее в том, что она не видит той крепкой связи, которая соединяет нас со Стар. Тем не менее эти слова меня ранят.

– Я ей доверяю, – говорю я. – Перед тем, как мы освободим ее завтра, я хочу увидеться и поговорить с ней.

Я встаю с дивана и направляюсь в ванную. С самого утра я ни минуты не провела наедине с собой.

Я упираюсь руками в раковину и смотрю в зеркало перед собой. Мне хотелось бы действовать решительнее и увереннее. Когда мы освободим Стар и она сбежит с Фениксом, я приму яд. Моя мать слишком стара, чтобы родить еще одну дочь, а до момента, когда Тициан вырастет, есть еще достаточно времени. Может быть, у него никогда и не будет дочери. Я не знаю. Я отчаянно провожу по волосам. Скоро все закончится. По крайней мере, для меня. Я ощущаю облегчение, совсем чуть-чуть.