Книга ангелов
Часть 43 из 55 Информация о книге
«Ты должна мне довериться», – жестикулирует Стар одной рукой. С опущенной головой она отходит дальше и позволяет Кальцасу, который тоже сюда пришел, увести ее из кабинета. Остальные воины смотрят на мою окровавленную рубашку. – Это ты ранила Люцифера? – ледяным тоном спрашивает Наама, опуская меч. Нет никакого смысла отрицать это, поэтому я киваю. – Отведите ее вниз, в темницу, – приказывает она двоим из своих воинов. – И его тоже. Феникс стоит, облокотившись на стол Люцифера. Он выглядит как побитая собака. Он только что потерял все, что у него было, и он не станет сопротивляться. Они хватают его за руки и уводят. – Вы послали за Пьетро? Он выживет? Наама молча смотрит на меня. Я не получаю ответа на свой вопрос, и Амудиэль с Хананелем хватают меня за руки и тащат в подземную темницу. Глава XI Следующие дни тянутся очень медленно. Семьяса приставляет к нам разных ангелов пятого небесного двора. Обычным стражникам заходить в наши камеры запрещено. Если точнее, им и смотреть в сторону наших камер нельзя. Мои условия здесь практически роскошные по сравнению с теми, что были в прошлый раз. Хотя я все еще лежу на полу, он покрыт толстым слоем сена, которое каждый день меняют без объективной на то причины. Еду нам доставляют из кухни Дворца дожей, а один раз в день Наама забирает меня из камеры и ведет в ванную комнату, где я могу помыться. Ни она, ни Сэм не говорят ни слова о том, как дела у Люцифера. Я спрашиваю их об этом каждый день, но не получаю ответа. Через четыре дня я сдаюсь. Я считаю, что пора прекратить чувствовать себя виноватой, и теперь я только злюсь. На Люцифера, на Стар и на свою мать. Моя злость ни на мгновение не ослабевает. Феникс сидит в углу своей камеры и смотрит перед собой. Он ничего не ест и не пьет, а если кто-то заходит в его камеру, он рычит, как дикое животное. Стар во второй раз бросила его, и, честно говоря, будь я на его месте, я не знаю, смогла бы ли я с этим справиться. К сожалению, не существует слов, которыми можно было бы его успокоить, поэтому я и не пытаюсь. Мы просто ждем, когда наступит наш последний день. Я бы хотела, чтобы у меня были кусок бумаги и карандаш, чтобы написать письмо Тициану, но так как я понимаю, что мне их не дадут, я даже не прошу об этом. Сегодня за нами следит Кальцас. Он прислонился к решетке и явно скучает. Время от времени он играет со своим мечом и тоскливо смотрит на лестницу. – Ты на меня тоже обижен? – спрашиваю я у него после того, как он больше часа бегал взад-вперед по лестнице. Я не стану спрашивать его о том, как дела у Люцифера. Он наверняка не станет мне отвечать, да и меня это интересовать не должно. Но… я делаю глубокий вдох. Если бы он был мертв, они бы наверняка сказали бы мне об этом, не так ли? – Обижен – это еще мягко сказано, – получаю я, к своему удивлению, ответ. – Я бы тебя просто в клочья разорвал. Но тогда, вероятно, мне пришлось бы попрощаться со своими крыльями: Люц или Сэм мне бы их обрезали. Я так удивлена, что он вообще ответил мне, что даже и не знаю, что сказать на это. Значит, Люцифер все-таки жив. – Чтобы ты понимала, мы все проголосовали за то, чтобы Габриэль тебя наказал. О чем ты только думала, когда ранила Люцифера? Если он умер бы, все его планы обернулись бы прахом. Люц, разумеется, не позволил никому и пальцем к тебе прикоснуться. – Он хочет убить мою сестру. Ради вашей глупой мести. Он хочет истребить всех людей на свете! Выступить против этого – мое право! – Ну да, ты-то, конечно, все знаешь… – Он чешет свой подбородок. – Люц заслужил кого-нибудь получше тебя! Честное слово, если он умрет… До недавнего времени я считала Кальцаса добродушным, но когда он смеряет меня взглядом, я понимаю, что мне стоит пересмотреть свое к нему отношение. – И что тогда? – Я должна желать ему смерти. Так будет лучше для всех нас. Но я не могу. – Ваш врач зашил рану Люцифера, но она воспалилась. Он должен пока что оставаться на небесах; по словам Сэма, сейчас он просто невыносим. Но он приказал нам хорошо с тобой обращаться и беречь тебя, хотя я и не очень понимаю, почему. Люцифер еще нескоро встанет на ноги, а Габриэль с Рафаэлем в бешенстве. Если он умрет… – Он не заканчивает предложение, но я и так знаю, что жить мне осталось недолго. Да, для архангелов Люцифер – козел отпущения. Но они в нем нуждаются, ведь церемония совсем скоро. Меня пронзает гнев, но в то же время я чувствую облегчение. Он не умер, но теперь его ничего не удержит. Он, должно быть, ненавидит меня за то, что я сделала. Если я уже на грани нервного срыва, то Фениксу еще хуже. Первые два дня нашего заключения он хотя бы изредка со мной говорил. Но сейчас он сидит в самом дальнем уголке своей камеры, молчит и игнорирует меня. Он винит в том, что наш план сорвался, исключительно меня. Он не хочет признавать того, что Стар бы никогда с ним не пошла. – И ты так просто сдашься? – ругаюсь я на Феникса спустя три дня молчания. Кальцас – единственный ангел, который со мной поговорил. И то лишь один раз. Я не могу винить в этом остальных. Они боготворят Люцифера, а я чуть не отняла его у них. Мы с ними изначально воевали на разных фронтах. Наама идет позади меня, сопровождая в покинутые покои четвертого небесного двора. Все здесь напоминает мне о Кассиэле, и я не понимаю, почему она не ведет меня в пятый небесный двор. Как и всегда, ванна уже наполнена, а мыло и полотенца лежат на ее краю. Я еще никогда не была такой чистой, какой стала за последнюю неделю. – Кстати, мне не обязательно принимать ванну каждый день, – поворачиваюсь я к Нааме. В ответ я получаю сердитый взгляд. Я вздыхаю, иду к ширме и раздеваюсь. Затем я сажусь в ванну. Тепло меня расслабляет, и я действительно рада тому, что хоть раз в день могу насладиться солнечным светом. Наверняка Наама злится на меня еще больше остальных. Я думала, что друзья Люцифера бросят меня в вонючую дыру и я останусь наедине с Рикардо и его дружками. – Люцифер так приказал, и я советую тебе не перечить ему. – Я понимаю, почему вы все так злитесь на меня. Для вас он вроде Бога. Но он хочет убить мою сестру и уничтожить всех нас. Разве у меня нет права хотя бы попытаться это остановить? Что бы ты сделала, если бы у тебя были брат или сестра? – У меня есть братья и сестры, и многих из них я уже потеряла. Если я смогла бы спасти их и пожертвовать хоть кем-то ради этого, я сделала бы это. Я тянусь за полотенцем и встаю. – А у меня есть одна-единственная сестра, – информирую я ее. – И кого спасет ее жертва? Только вас. – Она не просто твоя сестра, – ледяным тоном отвечает мне Наама. В этом она права, моя сестра еще и агнец, но она всегда будет моей сестрой, даже когда в ее венах не останется ни капли крови. Я переодеваюсь, и Наама отводит меня обратно в камеру. Она не сразу отворачивается, а кладет пальцы на решетку. – Завтра все случится. Люцифер уже поправляется и может принять участие в церемонии. Другие архангелы очень злы, потому что ты заставила их перенести день Открытия. Свое место в раю ты потеряла – это попросил передать тебе Габриэль. – Ее пальцы становятся совершенно белыми, так сильно она ухватилась за железные прутья. – Думаю, тебе стоит об этом знать. Она тут же поворачивается и уходит. – Наама! – кричу я ей вслед, и она останавливается. – Ты все еще думаешь об Алессио? – Мой голос ломается. Она поворачивается и шевелит губами. Мне кажется, что она говорит «каждый чертов день», но, возможно, мне показалось. После этого она уходит. Я сажусь на сено, обнимаю свои колени и пытаюсь не сломаться. Значит, завтра все это закончится. Я знала, что этот день настанет, но сейчас мне гораздо хуже, чем я могла себе представить. Завтра в это время мы все уже будем мертвы. Мне бы так хотелось, чтобы у меня была возможность принять яд, который дала мне мать, но он спрятан в моей комнате в библиотеке. Я безнадежно смотрю в темноту. Сначала я не отличаю темные тени, подбирающиеся ко мне, от обычной темноты тюрьмы. Только в момент, когда они окутывают меня ледяным шлейфом, я вскакиваю с места и прижимаюсь к стене. Я не вижу его, хотя и знаю, что он здесь. – Мун, – приветствует меня Люцифер все тем же мягким голосом, которым он шептал нежности мне на ухо. У меня от этого мороз по коже. В помещении стало немного светлее. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы я могла его увидеть. Он выглядит бледным и истощенным. Люцифер чуть не умер от раны, которую я ему нанесла. Но он стоит здесь, и он пришел сюда не один. Недалеко от него Семьяса прислонился к стене, а рядом с самим архангелом стоит моя мать. Она откидывает капюшон и серьезно на меня смотрит. – Кое-кто хочет с тобой поговорить. – Он открывает камеру и дает ей знак, что она может войти. Глаза, так похожие на мои, внимательно меня изучают. Она подходит ко мне. – Скоро все закончится. – Она кладет руку мне на щеку. – Я хотела еще раз увидеться с тобой. – Почему ты дала мне задание защитить ее? Почему ты не отвела Стар в безопасное место, не спрятала от него? – Мои глаза застилают слезы. Она будет презирать меня за эту слабость, но мне плевать. Я больше не должна доказывать ей, какая я смелая. – Но я защищала ее, – возражает она. – И ее, и тебя. Я недоверчиво качаю головой. Она сама-то в это верит? – Ты хоть с Тицианом будешь рядом, когда наступит конец света? – Я буду рядом со всеми вами. Я ждала этого дня, и вы не будете одни. – Ее голос слегка дрожит. – Я с тобой, и я знаю, что ты справишься. И я… – Она сглатывает. – Я бесконечно горжусь тобой и Стар. Ты моя дочь и дочь своего отца. Никогда об этом не забывай. В твоих венах течет не только моя кровь, но и его тоже. – Она подходит еще ближе и обнимает меня. Сначала я хочу оттолкнуть ее, но это ведь наше прощание. Я обнимаю ее и прислоняюсь лбом к ее плечу. Я не хочу умирать, не помирившись с ней. – Я боюсь, – шепчу я. Она гладит меня по волосам. – Не надо бояться, наша жертва не напрасна. Ты должна держаться за эту мысль. Твой отец очень гордился бы тобой. Горло будто душат веревки. Я бы хотела сказать ей еще что-нибудь и крепко ее обнять, но она уже повернулась и дает Семьясе знак, чтобы тот открыл камеру. Когда мать надевает капюшон, она держится гордо, словно королева. – Благодарю тебя, – говорит она Люциферу. Почему он позволил ей это? Знает ли он о том, что моя мать – предводительница Братства? – Это я тебя благодарю, – отвечает он. – За твою смелую дочь. Она лишь кратко кивает. – Ты отведешь ее обратно? – просит Люцифер Семьясу. – Я хочу еще немного поговорить с Мун. – Нам не о чем разговаривать, – неуверенно говорю я. – Совсем не о чем. Просто уходи. – Она очень тебя любит. – Он игнорирует мою просьбу. Черты его лица стали острее с нашей последней встречи, он очень бледен, но в его глазах сияет огонь. Как и всегда, когда я его вижу, меня поражает его красота. Это замечание из его уст только подчеркивает то, как мало он знает о любви. Я почти жду, что из его рта высунется раздвоенный язык. Он змей, который уговорил Еву съесть яблоко. – Ты всегда лишь обманывал меня и лгал мне. Ты хоть раз говорил мне правду? – Я и тебе могу задать тот же самый вопрос. Почему ты никогда не говорила мне о том, что ты дочь Еноха? Почему ты прятала Стар от меня? Я растерянно хлопаю глазами. – Но я не знала, что она агнец. До смерти Кассиэля я по сути ничего не знала. У меня были только предположения. Он сказал мне об этом незадолго до своей смерти. До тех пор я думала, что ты хочешь, чтобы она была твоей невестой, потому что она такая красивая. Такая идеальная. Я не знала, что он может выглядеть еще более сердито.