Когда утонет черепаха

– Спасибо, конечно, за предложение. Но не могу. Да и странно это, я вас впервые вижу. Так что даже не уговаривайте.

Ларсен не уговаривал. Он видел грядущее. За короткое время Кристина трижды подтвердила решимость никуда не ехать. По восходящей, со всё возрастающим пылом. Это дикость, – уже ругалась она. – Что это за предложение вообще такое! С чужим человеком! А вдруг вы маньяк, – пошутила она и рассмеялась.



Расписание поездки было несложным. С утра Том Ларсен ходил на конференцию по борьбе с контрабандой. Отмечался в журнале и воровал булочки. Потом забирал Кристину из гостиницы. Набережная Жоржа Помпиду, улица Риволи, Фобур Сент-Оноре, Муфтар, Осман, Сен-Лазар. Одних этих названий хватило бы для совращения самой высокоморальной женщины. Но капитан был ангелом, и Кристине ничего не оставалось, кроме неприступности. Из-за этого напряжения трудно было сосредоточиться на Париже. За шесть дней девушка вообще ничего не запомнила. Думала о том лишь, как даст ему по морде, если что. И как потом простит, и чем закончится примирение. Но попутчик относился к ней как к группе безликих японских туристов. Немного даже унизительно. Кристина репетировала перед зеркалом испепеляющий взгляд, но так никого и не испепелила. Этот подлец принципиально не распускал рук. Вёл себя не просто как кавалер, а как настоящий импотент. Будто рядом с ним пластмассовая игрушка без чувств, сердца и гормональной системы.

Капитан подавал руку на ступенях. Касался пальцев, когда учил обращаться с устрицами. Вытер ей платком однажды щёку, но тут же попросил прощения. В этом была особая наглость, почти цинизм. Юбки Кристины обнажали ноги по самую душу. Но провожатый будто одеревенел. Будто она не с офицером в Париж, а с рюкзаком в деревню приехала.

Возвращались поездом. Повинуясь неясному жару, Кристина захотела капитана поблагодарить. Сказала, что поражена его благородством. Что поездка была бесподобной, она век такого не забудет. Ларсен встал и чуть поклонился. Даже щёлкнул каблуками. В тесном купе его щека почти коснулась её волос. И тут будто пробки выбило и свет погас. Они кинулись друг на друга. Они сделали всё, что накопилось в отделе фантазий за неделю. Домой прибыли сонными и разбитыми. Каждый находил на себе потёртости, ссадины, синяки и другие маленькие травмы, следы маленького счастья. Железнодорожное сообщение Западной Европы оставило в обоих наилучшие впечатления.

Дома всё куда-то делось. Он иногда звонил ей, иногда она ему. Пару раз встречались, без всяких излишеств. Не хотели воспоминания портить.





Война





Жизнь капитана не состояла из одних только пенисуальных приключений. Полицейским он был тоже неплохим. В меру ленивым, но с понятиями о чести. Вместе с коллегами бегал по городу, если дело можно было раскрыть по горячим следам или если преступник – зверь. Но лишних усилий не прилагал, ибо зарплата от рвения не зависит.

Всё изменилось в год Великого Кризиса. В Северной Империи случилась революция. Там сменили общественно-политический строй. На точно такой же. Отличный повод для пальбы и грабежей. Сначала в Тихие Страны побежали богатые северяне. Дурно одетые, не признающие правил. Они всё измеряли в деньгах, а сами деньги – в чемоданах. За ними, как щуки за блесной, потянулись северные бандиты. Каждый носил с собой по паре пистолетов и от местных отличался как тигр от зайчика. Приезжие не боялись смерти и стреляли в полицейских просто так. Там, где северяне росли и крепли, этакое поведение считалось доблестью.

Их манеры оказались заразны. Появились местные команды, по дури и удали не уступавшие пришлым. У животных так же бывает, когда молодняку заняться нечем. Банды молодых львов или волков бесчинствуют от избытка сил, без всякой надобности. Особенно широко гуляли на окраинах страны. В провинциальных городках бандиты перехватывали функции суда и муниципалитета. Собирали налоги и выдавали разрешения на работу. Без одобрения дона нельзя было сарай построить. Зато с одобрением – хоть небоскрёб возводи, и плевать на строительную инспекцию. Даже разбор дорожных аварий производила братва. Успех зависел от того, насколько твои криминальные знакомые солидней, чем таковые же у соседа.

Широкие слои населения ворчали и укрепляли двери. Полицейские массово уволились, оставшиеся хранили под кроватями штурмовые винтовки. Историю нападения на дом премьер-министра газеты разместили в разделе курьёзов. Налётчики ворвались, надавали оплеух хозяину, потом жене и тёще, чтоб не орали. Вынесли, что хотели, и удалились. Всё это днём, не спеша. Будто не бандиты они, а бригада сантехников. Никто не называл происшествие страшным или вопиющим. Граждане привыкали к разбойникам так же, как японцы к своим землетрясениям. Стихия и стихия.



После дела с премьером Тома Ларсена пригласили на беседу с господами, чьих имён знать ему пока не надо. По телефону пригласили, анонимно. Том полагал, это бандиты. Будут предлагать сотрудничество. В отделении многие уже дружили с уголовниками. На всякий случай Том попрощался с женой. Она ответила, что допоздна будет на йоге и ужин приготовить не сможет, если он на это намекает.

Встречались тайно, на даче художника, живущего теперь за границей. Во дворе, за высоким забором, выстроились лимузины. Стояли ровно, не по-бандитски. Номера правительственные. Ларсена проводили в зал с высокими окнами, бывшую мастерскую живописца. В беседе участвовали спикер парламента, три депутата, генерал-пограничник и сам премьер-министр. Последний в тёмных очках, плохо прикрывающих пластыри.

Премьер сказал, что с бандитизмом надо что-то делать. И потрогал разбитую скулу. До выборов два года. Если промедлить, в следующем парламенте будут заседать сплошные мафиози. А это страшные люди. И снял очки. Присутствующие согласились с определением. Премьер продолжил. Уже сейчас некоторые министры не вызывают доверия. Поэтому их нет на встрече. Разбойники плодятся быстрей, чем мы их ловим. Посадить удаётся одного из двадцати, и те все мелочь. Ловить, кстати, тоже некому. И содержать негде. Суды завалены делами на десять лет. Выход один – стрелять.

Присутствующие насупились, но промолчали. Видимо, уже обо всём договорились. Сейчас премьер выступал лично для Тома Ларсена. Оказывается, за капитаном следили и досконально проверили – Ларсен чист. Он, можно сказать, последний не замазанный прохиндей в полиции. Все другие офицеры, имеющие ум и беспринципность, давно работают на бандитов. Ларсена спасли женщины. Ему просто некогда было устраиваться в жизни. Премьер и правительство предлагают следующее. Тому надлежит собрать роту крепких ребят для работы в гуще событий. Отряд будет подчиняться управлению охраны границ, потому что в МВД честных людей или нет совсем, или попрятались. По крайней мере премьер о таких давно не слышал. Задача – самим искать бандитов и как-то перевоспитывать. Никто не даёт Тому право стрелять от бедра во всех татуированных, бритых мужчин. И если будет зафиксировано превышение полномочий, накажут со всей строгостью. Автоматы выдадут исключительно для самообороны. Только если разбойник выстрелит первым, тогда можно немножко обороняться. И то, с бесконечным уважением к человеческой личности. Вы понимаете меня, капитан?

Премьер посмотрел на Тома. С таким лицом любой взгляд получается внимательным и грустным.



Отдел назвали неприметно: Группа Профилактики Правонарушений. ГПП. Собрали три десятка бойцов из числа наёмников частных военных компаний. Никто из них не светился в полиции. Разведкой занимались пятеро оперативников, отобранных лично Томом. Их работа была проста и приятна – питаться в хороших ресторанах, дружить с интересными людьми и внимательно слушать.

В течение следующего года на ГПП напали три сотни бандитов и пять слишком умных адвокатов. Все они, к сожалению, погибли. И ещё один судья, любитель оправдательных приговоров. Согласно материалам следствия, судья пригласил Тома к себе, требовал подписать самооговор, потом вдруг выхватил пистолет и выстрелил. Бойцы ГПП, кристально честные ребята, тому свидетели. Лишь удивительная удача спасла капитана. Был рикошет, пуля вернулась и поразила глупого судью. Такое несчастье. В министерстве юстиции назвали дело подозрительным, требовали разобраться и наказать. Но кто именно требовал – выяснить не удалось.

Вскоре в квартире Тома Ларсена случился взрыв. Газовый баллон воспламенился и – бах! Разлетелся. Части баллона удивительно похожи были на осколки гранаты. Просто чудо, что никто не пострадал. Извращённая мужская логика подсказала Тому: самое время для развода. Брак был расторгнут в стремительной мусульманской традиции. Даже быстрей. В исламе надо брать жену за руку, тащить на площадь, кричать обидные слова. Том же просто позвонил.

– Ты мне больше не жена. Собирайся и дуй в Италию. Срочно. Лучше даже без вещей. Там всё купишь, я денег пришлю. Через полчаса заедет машина.

Отряд перешёл на казарменное положение.



Горячая фаза войны началась, когда люди в спортивных костюмах захватили Липовку, городок на побережье. Из отделений полиции выгнали местных лентяев, из мэрии выперли мэра. Разбойники управляли не хуже государственных органов. Дворники при них работали, транспорт ходил без опозданий. Липовка стала первым феодальным городом Европы после двух веков капитализма. Криминальный отец по кличке Маркиз запретил грабить на улицах. Воровать можно, говорит, это святое. А грабить – нет. Также нельзя было убивать без его разрешения. На деле, если какого барыгу всё-таки валили, Маркиз расстраивался, но прощал. Он сам был молод и горяч когда-то. Добряк, одним словом.

Самовыдвиженец отправил в столицу письмо, предложил признать себя градоначальником с особыми полномочиями. Ответ пришёл в необычной форме.

С юга, севера и востока в Липовку входят три дороги. На западе дорог нет, там море. Был тёплый вечер, пятница. Серые люди в масках перегородили шоссе грузовиками. Оставили по одному тщедушному регулировщику. И уехали. Двигавшиеся из города дачники были рады видеть живого регулировщика. Возможно, последнего. Болтали с ним о погоде, советовали не испытывать судьбу, охотно показывали документы и ехали дальше.

Другое дело бандиты. Регулировщик казался им смешным. Дурачок с палочкой и пустой кобурой. Пятница, лето, настроение хорошее. Мента никто не обижал, если не считать запущенных в него бычков и пары подзатыльников. Бандиты огибали грузовик и неслись дальше на чёрных своих машинах. Через полкилометра, за поворотом, вдруг второй грузовик. Да так, что не объехать. Пассажиры выходили, гневались, называли водителя обидными словами. Обещали резекции и ампутации, если поймают. Неожиданно из кустов выбегали люди в масках и с автоматами. Братков вязали, освобождали от лишних вещей. Потом уводили. Больше о них никто ничего не слышал.

Воров подвела наглость. Они не прятали лиц и не скрывали адресов. Их брали в постелях, в барах, в банях. За неделю Липовка превратилась из криминальной клоаки в самый безопасный город мира. Число уголовных элементов приблизилось к нулю и даже как-то перепрыгнуло эту отметку. Которых не поймали, те ушли морем, ополовинив рыболовецкий флот. Немногие спасшиеся с радостью брали на себя мелкие преступления и встречались потом в тюрьмах разных стран. Мэр по кличке Маркиз пропал бесследно. Время было такое, люди терялись целыми компаниями.



Ни одна газета не освещала разгром липовских банд. Народ же придумал легенду. Собрались-де честные офицеры и организовали отряд мстителей. От байки к байке названия разнились. «Белая стрела», «Комитет 371», какое-то «ГПП», чего только не придумывали. Граждане осмелели, расхрабрились судьи. Было несколько громких дел. Посадили десяток донов и столько же чиновников. В ходе слушаний подсудимые проявили лучшие качества – сговорчивость и сообразительность.



Оставшиеся бандиты объявили войну. Группа Ларсена в полном составе забаррикадировалась в Управлении Пограничной Охраны. Пограничники не выдадут. Их никто не подкупает, потому что служба невыгодная. Ходят себе по лесам без всякого навара. Гоняют коров и грибников. В лучшем случае отберут рюкзак с сигаретами у велосипедиста. И то, если поймают. Денег у пограничников нет, зато оружие настоящее.


Однажды к Тому подошла девушка. Прямо в управлении. Тому показалось, он видел её в бухгалтерии. Пококетничала, поболтала какую-то женскую ерунду, потом попросила телефон, отослать СМС дочке. Идеи преследования тогда ещё не сформировали у Ларсена крепкую паранойю. Капитан дал телефон. Девушка написала, отправила, поблагодарила, выразила надежду на встречу в неформальной обстановке. И упорхнула, стуча каблучками. Том тепло смотрел ей вслед. Даже пошёл за ней, но девушка не иначе как ходила сквозь стены. Растворилась. В бухгалтерии никто такую не знал. Нигде в Управлении она не работала. Охрану здания перетрясли, ввели несколько новых протоколов безопасности. А потом Тому позвонили. Голос хриплый и тяжёлый.

– Разговор есть, начальник.

Психологи говорят, скорость речи обратно пропорциональна статусу. Если так, то звонил как минимум царь. Очень медленно говорил.

– А ты кто? – Том мог спросить вежливей, но решил показать, что ему плевать на царей.

– Исаак Заяц. Встретиться надо.

– Мы с тобой непременно встретимся, в своё время, – сказал Том. – Но если неймётся, приходи. Ты знаешь, где меня найти.

К этому имени обычно добавляли «Сам!». Сам Исаак Заяц сказал, сам Исаак Заяц приехал. Он был патриархом. Давно не безобразничал лично, только руководил. Ему принадлежал центральный рынок. Справедливость и авторитет Исаака Зайца были таковы, что карманники добровольно не работали на центральном рынке по средам и субботам, а в остальные дни не обижали бабушек. Том Ларсен даже привстал от уважения. Потом заставил себя сесть и разговаривать сидя. Он тоже не кто-нибудь, а командир ГПП.

Исаака Зайца полиция не трогала. Он был источником порядка. Без него хаос и анархия охватили бы многие кварталы.

– А ты весёлый, – сказал Исаак. По тону не ясно было, это похвала или угроза. – Есть разговор, не телефонный. Заглядывай ко мне, на рыночек. Встречу как гостя, угощу лучше, чем родственника.

– Боюсь, мой желудок угощения не переварит. Говори, раз позвонил. Или отложим до триумфального твоего въезда в здание суда?

Исаак помолчал. Потом сказал веско:

– Ты круто взялся. Многое делаешь не по-людски. Не знаю, как будешь объясняться со всевышним, твое дело. Тебе кажется, ты изменил мир. На самом деле лишь отстрелил шелупонь. Тебя подставили, капитан. Доделаешь чёрную работу, тебя самого приземлят. Охнуть не успеешь. А поговорить нам надо, потому что идёт беда. Одна на всех. Если не договоримся, будет плохо. Скоро сам поймёшь. Звони, когда гонор спадёт.

И повесил трубку.

Тому хотелось всё приписать своим успехам. Сам Исаак Заяц позвонил! Испугался! Почуял старый вор, что земля горит, занервничал. Смущали только нюансы.

Во-первых, даже в радужных мечтах Том не собирался «нагибать» хозяина рынка. И Заяц это знал. Он числится солидным бизнесменом, дружил с половиной правительства. Играть в войну на базаре может только сумасшедший. И тридцать его весёлых наёмников ничего не могут против Зайца.

Во-вторых, сам Заяц прижимал бы Тома сверху, а не так, напрямую, да ещё с телефонным предупреждением. Но нет, он позвонил и предложил сотрудничество, если только Ларсен правильно освоил воровскую семиотику. Значит, есть общая угроза. Какая-то Нибиру нависла и вот-вот рухнет.



После разговора с Зайцем дела застопорились. Самых наглых бандитов уже отстрелили. Оставшиеся приспособились, развили лисьи повадки. Воры не сидели на месте, меняли адреса ночлега, никаких больше тебе малин или блат-хат. О сходках договаривались за полчаса, места выбирали случайно, ходили с крепкой охраной. Агентурную сеть жестоко проредили. За автомобилями ГПП установили слежку, и избавиться от неё не удавалось. Теперь ловили только алкоголиков и школьников. «Приличные» же люди будто научились телепортироваться и отсиживаться в параллельных мирах. Ларсен ездил на ковёр к премьеру-министру, слушал неприятные слова. Хотел даже шмальнуть в политика, по привычке. Но одумался.

А потом совсем плохо, пришли горцы. Местные отморозки, когда-то страшные, оказались комнатными цветами. Горцы были уникальной биологической системой, в которой представитель вида – это не один человек, а сразу тридцать. Они двигались синхронно, как рыбьи или птичьи стаи. Они всё делали в составе банды. Даже в туалет ходили ватагой. Стоит вырвать одного – налетает куча, да с ножами, пистолетами. И бьются каждый раз насмерть.

Они с трудом формулировали требования и не понимали объяснений, почему так не получится. Сама попытка разговора считалась у них оскорблением. Инопланетяне. Жильё они арендовали методом захвата имущества. Редкий хозяин вызывал полицию. Одного-двух захватчиков удавалось запереть в отделении на трое суток. Тогда приходили братья и сжигали имущество дотла. Несогласным ломали кости. Вымогали так же. Требовали денег, а в случае отказа – жгли. Ни одна встреча с братвой не закончилась без побоища. То были не просто банды. Оккупационная армия, дружная и злая.



Раньше всё начиналось с оперативников. Они собирали сплетни, убеждались что гражданин, к примеру, Калэйс, точно враг. То есть не просто лысый и разукрашенный, но и водится с бандитами, посещает соответствующие конференции и семинары. Оперативники составляли график прогулок гражданина Калэйса, определяли, когда и где он окажется одинок и беззащитен. Калэйса брали. Если задержанный не успевал в чём-нибудь сознаться, в жизнь его приходило удивительное невезение. Если не сказать фатальное. Уловив эту тенденцию, многие уголовники заранее готовили сочинение «Как я преступил закон и теперь каюсь».

С горцами такая тактика не работала. Их отряды казались стаями пчёл. Поди разбери, какая укусила, все на одно лицо. Характерные признаки одинаковые – нос горбатый, глаза как угли, волосатая грудь. Задерживать всех, кто выглядит как продавец шашлыка, всё-таки неправильно.

Катастрофически не хватало агентуры. Где смогли, оперативники установили прослушку. Но единственный переводчик не понимал южного уголовного сленга.

Том Ларсен сфабриковал донос и попытался захватить сразу целую группу, прямо в логове. Местные бандиты в таких случаях покорно укладывались на пол, руки за голову. Горцы же забаррикадировались, достали пулемёт. Шесть часов город слушал канонаду. Прибежали блогеры, газетчики, полились звонки иностранных послов. Погибли трое из отряда. Неравнодушные политики устроили скандал с телевидением, дошло до суда. Едва выкрутились. Тома предупредили: ещё одно такое побоище, и бригаду придётся прикрыть. Работать надо тихо.

Горцы, наоборот, обнаглели. Подмяли общепит, парикмахерские, химчистки. Потом транспорт и сельское хозяйство. Добрались до заводов и рынков, наведались в порт. Перепугали банкиров. Частную охрану, с их жалкими дубинками, они игнорировали. Патрульных полицейских прогоняли пинками. Премьер-министр орал на Ларсена по утрам вместо зарядки. Вот тогда Том и вспомнил про Исаака Зайца.

Записанный номер был отключен, но звонок отследили. Хозяин рынка перезвонил сам. В тот же день Том Ларсен надел штатское и отправился на базар.

– Без пистолета, как без штанов, – признался он сержанту на проходной.



Из кабинета Исаака Зайца отличный вид на реку и рынок. Сам он старый, круглый и прокуренный до густо-коричневого колера.

– Открой окно, золотце, гостю кислород нужен, – сказал Исаак. Из дыма поднялась женщина восточного типа, открыла окно. Посмотрела на Тома – будто мёду налила. Женщины с иными взглядами бандитам не интересны. От сигары Том отказался, от выпивки тоже.

– Баб предлагать не буду. Слышал, тебе некогда.

Том не ответил. Исаак хмыкнул.

– Ну, капитан? Прижало?

– Прижало.

– Какие мысли?

– Надо дружить. Иначе сожрут.