Колода предзнаменования

– Мне нужно домой. – Харпер говорила спокойно, но ее движения выдавали нервозность, когда она встала и направилась к двери. – Он может быть в опасности.

– Разве там не патрулируют твои брат с сестрой?

– Это не значит, что они справятся, особенно если брать во внимание то, что произошло у тебя на чердаке.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет. Лучше присматривай за шпилем.

Вайолет кивнула. Это ее дом – ее территория, которую она будет защищать, как Харпер – свое озеро.

– Береги себя, – пылко произнесла она.

Острые уголки губ Харпер приподнялись в улыбке.

– И ты, – сказала она, а затем ушла.

В ее отсутствие Вайолет беспокойно расхаживала по гостиной, не находя себе места. Джунипер наблюдала за шпилем и попросила ее отдохнуть, но Вайолет была не в том состоянии. Ее живот сжался от страха, когда она выглянула в окно – над деревьями в той стороне, где находился коттедж Карлайлов, поднимался дым. Орфей обвился вокруг ее ног, и каким-то образом его хладное тельце принесло ей утешение.

А затем кто-то постучал в дверь.

Вайолет ожидала увидеть разве что Айзека, но уж точно не Августу Готорн с ее гигантскими псами по бокам.

– Э-э… я позову маму…

– Я тут. – Через секунду рядом с ней появилась Джунипер, она выглядела абсолютно истощенной. – Августа, я думала, что ты у себя…

– Июнь, – сокрушенно произнесла Августа. – Болезнь начала распространяться по воздуху. Мы должны действовать в рамках чрезвычайного протокола.

Лицо Джунипер сморщилось, и Вайолет недоуменно перевела взгляд с одной женщины на другую.

– В смысле, что за чрезвычайный протокол?

– Она имеет в виду, что пришло время для крайних мер, – ответила Джунипер. – Мы не смогли защитить город. Это значит, что нам нужно эвакуировать Четверку Дорог.





18




Харпер следовала за дымом, поднимавшимся над деревьями, по извилистой тропе, по которой могла пройти с закрытыми глазами: по той, что вела к ее дому и озеру. Она знала, что зараза снова начала распространяться, но все равно была не готова к тому, что там обнаружит. Ужасы, увиденные в Серости, сливались с Четверкой Дорог, прямо как лицо Джастина со Зверем.

Джастин.

Как только телефонный звонок оборвался, в ее груди кристаллизировалось что-то острое и болезненное. Она вспомнила, как кинула деревянный меч к его ногам. Какими были на ощупь его волосы, когда она запустила в них пальцы на вечеринке. Разговор с Вайолет о том, что она не обязана его спасать.

Харпер давно знала о его чувствах к ней. И устала притворяться, что не испытывает того же, устала отталкивать его, когда больше всего на свете хотела прижать к себе. Между ними больше не было никакой лжи; их история тщательно разложена по полочкам: предательства с обеих сторон, обиды, годы дистанции и тихой ярости.

Ей нужно было найти его и сказать об этом. Но, дойдя до деревьев у края озера, Харпер не могла успокоить страх, ей казалось, что она опоздала.

Как Джастин и сказал по телефону, озеро менялось.

Деревья низко нависли над водой, раскрыв свои почки. Они еще больше походили на руки, чем раньше: мясистые и серые пять пальцев дергались в такт пульсирующей коре. Каждая почка источала струйку серого дыма, в котором мерцали переливчатые пылинки. Зараза неуклонно распространялась по озеру, чистую воду загрязнила та же переливчатая жидкость, что и в Серости.

Сердце Харпер забилось чаще. Она шагнула вперед и инстинктивно потянулась за мечом… как вдруг увидела тело.

Он лежал наполовину в озере, вяло раскинув руки, будто пытался выползти на сушу. Его одежда намокла и липла к телу. Светлые волосы потемнели от красно-коричневой грязи, лицо было повернуто в противоположную сторону. Корни ближайшего дерева обвились вокруг его ладони и упорно ползли дальше по руке.

– Джастин!

К огромному облегчению Харпер, он зашевелился. Но ее голос будто заставил деревья ускориться. Ее кровь застыла в жилах, когда одна из ближайших почек повернулась и ветка нагнулась к лицу Джастина. Основатели были невосприимчивы к болезни, но это не значило, что лес не мог им навредить.

Харпер не казалось, что она побежала, каждый шаг был крошечной вечностью. Она поймала ветку на лету.

Она уже помогла Вайолет на шпиле и могла сделать это снова. Из кончиков ее пальцев вытек рыжевато-бурый камень и поглотил ветку, не давая ей сдвинуться с места. Харпер охватила столько коры, сколько могла, но это было физически тяжело – как толкать валун в гору. Гниль была сильной и необъятной; Харпер боролась с ней на пределе своих возможностей. Ей потребовалось все до последней капли, чтобы превратить это дерево в камень, но, по крайней мере, в данный момент оно больше не пыталось навредить Джастину.

Тяжело дыша, Харпер присела рядом с ним и отколупала окаменевший корень от его руки. Он рассыпался в ее пальцах, как пыль, оставляя слизь на коже Джастина. Его взгляд остановился на Харпер, губы слегка приоткрылись. Джастин смотрел на нее с неприкрытым восхищением, и это распалило тепло в ее душе, заставило забыть, что они находились посреди катастрофы и весь их мир разрушался.

– Харпер, – выдохнул Джастин.


– Да, – прошептала она. – Я нашла тебя.

Он поднял ладонь к ее щеке и улыбнулся.

– Это действительно ты. Не Серость.

– Разумеется, это я.

– Я сомневался, будет ли тебе не все равно, – Джастин замешкался. – Сомневался, что ты придешь мне на помощь.

Его слова глубоко ее ранили; она понимала, почему он так думал.

– Ты не безразличен мне, Джастин. Даже слишком. В этом всегда и была моя проблема. Я годами пыталась отпустить тебя и просто… не смогла.

Что-то изменилось в его взгляде, и на секунду Харпер испуганно напряглась. Но затем он тихо заговорил:

– Я тоже не мог тебя отпустить. Я хотел быть с тобой даже тогда, когда пытался забыть. Я знаю, что облажался. Знаю, что не заслуживал второго шанса. Возможно, мы причинили друг другу слишком много боли, чтобы это сработало – ты и я. Но мои чувства все равно никуда не ушли.

Миг после этого тянулся целую вечность. Все вокруг них исчезло – дым, омрачающий воздух, гнилые деревья на краю озера, даже тихий шум волн. Харпер слышала только свое колотящееся сердце и видела только лицо Джастина, выражавшее страх, решимость и желание одновременно.

– Это нормально, если ты не чувствуешь того же, – сказал Джастин, и Харпер поняла, что молчала слишком долго. – Серьезно, Харпер, я просто хотел сказать тебе…

– Я знаю, – перебила она.

И поцеловала его.

Их поцелуй был грубым и нетерпеливым – они откладывали его слишком долго. Удивление Джастина продлилось не дольше секунды, а затем он обвил рукой ее талию и притянул к себе. Его футболка была мокрой и холодной. Харпер скользнула руками под липкую ткань, и ее затопил жар, когда Джастин прижал руку к ее спине, а второй ласково убрал кудрявые пряди с шеи. Его губы спустились к линии ее челюсти, задержались на ключице, а когда он скользнул к плечу, Харпер ахнула и провела ногтями по его спине.

Джастин вздрогнул и отодвинулся на секунду, а она замешкалась, пересекаясь с ним взглядом.

– Все нормально? Я не хотела сделать тебе больно…

Джастин хрипло рассмеялся.

– Черт! Да. Сделай это еще раз.

Харпер расплылась в улыбке и провела ногтями по его спине, испытывая удовольствие от того, что Джастин издал тихий, блаженный звук и прижал ее еще ближе.

Волны врезались в Харпер, промочив ее одежду, но она ничего не замечала. Она потерялась в изгибе его плеча, в его губах на своей шее, и тонула, но по-другому, чувствуя, что любая секунда, потраченная на глоток воздуха, – это секунда, потраченная впустую.

И если это действительно начало конца, подумала она, для Четверки Дорог, для всех них, то, по меньшей мере, они сошлись до того, как все развалится.



Потребовалось меньше двенадцати часов, чтобы эвакуировать всю Четверку Дорог. Формально это предлагалось сделать по желанию, но Айзек пока не слышал ни одного возражения. Хоть семьи основателей сразу же изолировали те точки, где зараза переносилась по воздуху, и новые почки нигде не открылись, кроме как на ритуальных местах, эту очевидную опасность нельзя было игнорировать.

Школу закрыли, в домах заколотили все окна и двери, магазины временно прекратили свою работу. Проснувшись, Айзек увидел непрерывную цепочку машин, ползущих по главной улице и наполненных людьми, которых он знал всю свою жизнь. До чего сюрреалистично было наблюдать за тем, как они уезжают. До чего сюрреалистично было думать, что после стольких лет борьбы Августа Готорн, наконец, признала существование проблемы, которую основатели не могли решить.

По крайней мере, она была не уверена, что основатели могут ее решить. Но они не уйдут. Не уйдут без боя.

Так Айзек и оказался в прихожей поместья Сондерсов, смущенно пялясь на огромную лестницу, которая спиралью поднималась на второй этаж. Прошлой ночью Вайолет с мамой переехали в гостиницу, поскольку их шпиль был охвачен заразой. Утром Вайолет должна была перенести свои вещи в ратушу, но так и не появилась и не ответила на сообщения. Айзек невольно заволновался, что дело в гнили, и пошел искать подругу. Его тревога только усилилась, когда он обнаружил входную дверь открытой.

– Эй, есть тут кто? – крикнул он. Айзеку не нравился особняк Сондерсов. Он слишком напоминал его старый дом – мрачное здание с бесконечными напоминаниями о мертвых. Он покосился на набитую сову рядом с вешалкой, его передернуло.

Тишину потревожил какой-то шум, который прозвучал слишком резко и звонко в пыльном помещении, а за ним последовала череда аккордов. Айзек пошел на звук по коридору и нашел открытую дверь в просторную комнату, из которой открывался вид на лес. Вайолет сидела за пианино в углу и ни на что не обращала внимания: ее веки были опущены, губы слегка приоткрыты, волосы пылали, как осенние листья, в свете солнца.

На секунду Айзек разозлился. Весь город в опасности, а она вот чем занимается?! Но когда он собрался постучать по дверной раме, заиграла музыка и заставила его остановиться, буквально связав по рукам.

Он никогда не слышал ничего подобного. Мелодия пронеслась по углам комнаты и, медленно нарастая, обвилась вокруг него. Пальцы Вайолет парили над клавишами, и было видно, что для нее это так же естественно, как дышать.

Мелодия – жалобная и тоскливая – заволокла его, как туман, и Айзек забыл обо всем, кроме своих воспоминаний, гремящих под этими минорными аккордами. Грубый камень алтаря, царапающий его спину. Дикая и необузданная сила, закручивающаяся вокруг его ладоней. В мелодии чувствовалось острое и свирепое горе, а также надежда, страх и что-то более глубокое, преобладающее над всем и поглощающее его целиком. Вайолет ускорила темп и наклонила голову, ее рыжие волосы упали на лицо. И тогда Айзек понял, что чувствует: в таком виде его воспоминания были подтверждением, а не нападением. Частью истории, а не целой книгой.

Айзек знал, что Вайолет играет на пианино и довольно хорошо. Но не знал, что она способна на такое: взять чувства, которые он никогда не мог выразить, которые она ну никак не могла понять, и придать им форму. Мелодия проникла в его грудь и вывернула его наизнанку. Когда последний аккорд затих, Айзек был на грани слез.

Он прочистил горло и задел рукой дверь, этот звук вывел Вайолет из транса.

Ее глаза распахнулись… и тут же расширились от ужаса.

– Ты! – ахнула она. – Давно ты тут стоишь?

Айзека охватило чувство вины. Теперь, когда музыка перестала играть, он понял, насколько странно это выглядит. Но ему казалось неправильным ее прерывать, а уйти он попросту не смог.

– Не очень, – быстро ответил он, а затем добавил в жалкой попытке сменить тему: – Что это за музыка?

Вайолет помедлила, сжимая руку на нотах в защитном жесте.