Колода предзнаменования

Мэй стряхнула его ладонь. Она устала слушать оправдания своей семьи.

– Ты сотни раз предавал нас ради так называемого общего блага, – парировала она. – Вполне справедливо, что настала моя очередь всех спасти, тебе так не кажется?



В лесу царила пугающая тишина. Все звуки жизни отсутствовали, не считая шороха шагов Мэй по сухим листьям. Вскоре земля под ее ногами стала мягкой и хлюпкой, и вокруг поднялся запах гнили – даже сильнее, чем раньше. Это запах потерянных и древних вещей, запах отчаяния, запах смерти. Но Мэй все равно направилась глубже в лес. Все, чего она хотела, это убраться подальше от своей семьи.

Ну, по крайней мере, от части своей семьи.

– Должен сказать, – задумчиво начал Эзра. – Это было крайне неприятно.

– Не могу поверить, что она угрожала тебе своими псами, – сердито буркнула Мэй. – У нее не было права…

– Это ее выбор – принимать мою помощь или нет. Хотел бы я, чтобы мы могли изменить ее мышление, но, к сожалению, Августа и твой брат живут по своим установкам.

– Да уж, расскажи мне об этом. – Мэй пыталась забыть обо всех гадостях, которые она наговорила, и заткнуть свою совесть. Она устала чувствовать, что ее никогда не будет достаточно. У нее был человек, который ценил ее возможности и верил, что ее силу нужно развивать, а не сдерживать. Сосредоточиться на этом было гораздо мудрее. – Итак, насчет твоего плана…

– Ах да, – Эзра заметно оживился, его глаза загорелись за очками. – Как я уже говорил, их помощь бы нам пригодилась, но и так справимся. Единственный, кто действительно необходим для его осуществления, это ты.

– Но у меня ничего не вышло, – тихо напомнила Мэй. – Когда я пыталась изменить будущее, карты опустели. А гниль ухудшилась.

Тот факт, что Августа забрала колоду, ранил больше всего. Мэй осталась безоружной. С остриженными коготками. Но отказать было бы еще хуже – это была бы уже другая потеря.

– Это потому, что мы недооценили мощь этой заразы, – объяснил Эзра. – Ты тоже могущественная, но чтобы ее уничтожить, от тебя потребуется больше сил, чем есть на данный момент. Этот ритуал наградит тебя необходимой властью.

– Но у меня нет карт. Как я могу…

– Не волнуйся, – успокаивающим тоном сказал Эзра. – Нам они не понадобятся.

Спустя минуту на горизонте возникли руины Салливанов. Мэй едва видела их сквозь сумеречный туман и дым от зараженных деревьев.

– Будь осторожен, – сказала она отцу, вручая ему бандану. – Ты говорил, что болезнь для тебя не опасна, но я не хочу рисковать.

– Очень предусмотрительно с твоей стороны, Мэй. – Он обвязал ее вокруг нижней части лица и повел дочь вперед, в сгущающийся туман.

– Куда мы идем?

Взгляд Эзры стал более серьезным. Из-за ткани его голос вновь звучал приглушенно.

– Чтобы сделать все правильно, Мэй, мы должны крепче связать тебя со Зверем. А сделать это можно только в Серости.

В Серости. Сердцебиение Мэй участилось от этой мысли, но у них не осталось других вариантов. Ей придется пойти на риск.

Дым, который источали зараженные цветы, до такой степени истончил барьер между Четверкой Дорог и Серостью, что проделать брешь было так же легко, как порвать бумагу. Айзек уже предупреждал, что они могут случайно попасть туда через ритуальные места основателей, но Мэй полагала, что в этом и заключался их план. Она с ужасом наблюдала, как мир менялся между деревьями, показывая то реальность, то тюрьму Зверя. Повсюду вокруг нее цветочные лепестки подрагивали и скрючивались, легкая бледность их кончиков отдаленно напоминала ногти.

– Держись рядом, – сказала она Эзре, нащупывая его руку во мраке, пока они направлялись в центр клубящегося дыма. – Большинство людей плохо переносит Серость.

Мэй изо всех сил пыталась сохранять боевой дух, пока их окутывал туман, но затем дала слабину, когда в ее голове прозвучал знакомый голос.

«Семерка Ветвей, – прошипел он. – Семерка Ветвей…» Мэй отмахнулась от него. Чем дальше они шли, тем гуще становился туман, а затем мир изменился за долю секунды. Мэй пугало то, с какой легкостью они попали в Серость. Дымка рассеялась, и девушка часто заморгала от сюрреалистичной яркости белого неба.

Первым делом она заметила, что ситуация с гнилью обстояла здесь даже хуже, чем в Четверке Дорог. Они находились рядом с поместьем Салливанов, которое выглядело как хижинка, а не та величественная усадьба, которую разрушил Айзек. Мэй осмотрела деревья вокруг и с неприятным ощущением в животе обнаружила серебристые вены в тех местах, где отпала кора. Они будто были покрыты человеческой плотью, только лишенной цвета – серой и вздутой, как у трупа.

«Семерка Ветвей, – прорычал голос на задворках ее разума. – Не…»

Она подавила его.

– Где мы проведем ритуал? – спросила Мэй у Эзры. Ее хриплый голос прозвучал спустя секунду после того, как слова сорвались с губ. Это немного сбивало с толку. – Здесь?

– Нет. – Как ни странно, Серость его ни капельки не пугала. Мэй полагала, что он, наверное, много слышал о ней и знал, чего ожидать. – Есть одно место, которое важнее всех остальных. Оно напрямую связано со Зверем, это позволит тебе быстрее получить доступ к силе.

Мэй сразу же поняла.

– Символ основателей.

– Именно.

– Почему мы просто не открыли портал в Серость там?

– Барьер вокруг него не такой тонкий, как здесь, его еще не проела гниль, – Эзра пожал плечами. – Пойдем.

Символ основателей окружала роща деревьев. Они сгнили гораздо сильнее, чем в реальном мире. С веток свисали спутанные пучки человеческих волос. Зараженные цветы покачивались в жуткой пародии на человеческие руки. А под серебристыми жилками на каждом дереве слабо пульсировало тонкое, сияющее очертание человеческого сердца.


– Вот черт! – прошептала Мэй, и слова прозвучали с секундным опозданием.

Ее охватила тошнота, когда она вспомнила, сколько раз за эти годы чувствовала глубокое, стабильное сердцебиение боярышника. От гулкого стука по ней прокатывались странные, медленные вибрации. Все это было неправильно до такой степени, что не укладывалось в голове: лес плоти, словно деревья изо всех сил пытались стать людьми, но не знали, как собрать все части воедино.

Ей нужно было положить этому конец и немедленно.

По центру символа основателей находился пенек. От него исходили серебристые вены, расползаясь в разные стороны. Внутри коры бурлил котел с переливчатой серой жидкостью, выплескивающейся за края. От нее поднимался едкий дым – тот же, что и от цветов.

– Что это? – ахнула Мэй, поворачиваясь к отцу.

«Ты знаешь, – прошипел знакомый, слишком знакомый голос. – Ты знаешь, ты знаешь, ты знаешь…»

– Это центр города, – Эзра встал рядом с ней. Мэй ощутила легкое головокружение, когда посмотрела на него. – В этом пеньке находится своего рода клей, за счет которого держится Четверка Дорог. На этом месте основатели провели ритуал, чтобы создать Серость и привязать к себе Зверя. Он позволит укрепить вашу связь.

– Как?

– Ты должна выпить из него.

– Ты, должно быть, шутишь, – желудок Мэй скрутило. – Я не стану это пить.

– Это укрепит твою связь, – спокойно повторил Эзра. – Отчаянные времена требуют…

– Нет, – Мэй уставилась на него. Он вел себя уж слишком естественно. Голос в ее голове снова взвыл, уже громче, и она не могла различить, принадлежал ли он ей или чему-то другому. Мэй знала лишь то, что ее здравый смысл и голос твердили одно и то же: «Беги». – Чего ты хочешь, папа? Чего ты хочешь на самом деле?

– Ты действительно хочешь это знать?

Мэй кивнула, охваченная дурным предчувствием. Что-то не так. Очень не так.

Эзра взял ее за руку, и внезапно они оказались в другом месте.

Мэй сразу же поняла, что это воспоминание. Каким-то образом она проникла в разум Эзры – так же, как Августа копалась в воспоминаниях людей и стирала те, что были ей неугодными. Но откуда у него сила основателя? Это попросту невозможно.

Эзра повернул голову, и сердце Мэй замерло.

Она сидела в центре Четверки Дорог, но это был совсем не тот город, в котором она выросла. И не тот, что она видела в Серости – по крайней мере, не совсем. Здания – если их можно так назвать – были старыми, на месте главной улицы оказалась грязная дорога, на месте мавзолея росли деревья. Но все было цветным: начиная от насыщенно-зеленой листвы на дубах и заканчивая голубым небом. Мэй опустила голову – голову Эзры – и увидела, что он сидит на каменном символе основателей. Это единственное, что осталось неизменным.

– Время пришло, – послышался высокий и до боли знакомый голос. – Эта сила нам не принадлежит – мы должны ее вернуть.

Мэй повернулась и увидела женщину с острыми, угловатыми чертами лица, мудрыми, немного дикими глазами и светлыми волосами, разделенными прямым пробором и заплетенными в замысловатые косы. Мэй догадалась, что этому воспоминанию очень много лет. Женщина была одета в платье с плотно обтягивающими рукавами и рядом пуговиц от высокого выреза до юбки, собранной на талии, – оно было прямо как из учебника по истории. А еще Мэй узнала ее лицо.

Хетти Готорн.

Она смотрела на свою основательницу.

Изумление Мэй лишь увеличилось, когда она повернула голову и поняла, что Хетти не одна.

Она всю жизнь пыталась быть достойной наследия этих людей, и вот перед ней предстали Хетти, Томас Карлайл и Лидия Сондерс. Они сидели на символе – на тех же местах, что сидели их потомки на ежегодной церемонии в День основателей.

Как Эзра мог показать ей это? Бессмыслица какая-то…

– Ты права, мы должны положить этому конец, – прозвучал голос Эзры в воспоминании. Мэй почувствовала, как он достал кинжал из кармана пальто. – Но не так, как ты думаешь.

Он рванул в сторону женщины, та закричала, и внезапно время скакнуло вперед. У ног Мэй – ног Эзры – лежали обмякшие тела основателей. Крови было так много, что она растекалась по четырем линиям, пересекающим символ. Мэй никогда столько не видела. И никогда не видела, чтобы кровь так менялась: она пенилась и дымилась, постепенно приобретая серый окрас.

Из центра символа начали расти серебристые вены, прорезая землю. А затем тела основателей тоже изменились. Мэй наблюдала, как они корчились и извивались, их глаза покрывались молочно-белой пленкой, кожа вздувалась и серела. Они растаяли в переливчатую жидкость, и тогда серость омыла весь мир, лишая его красок.

«Она никогда не будет принадлежать тебе», – прошипел тоненький и исполненный ярости голос.

– Нет, – прорычал Эзра, протягивая окровавленную руку. – Где вы? Куда вы ушли?

Сцена поблекла, и Мэй вернулась в Серость.

Она уставилась на отца, чувствуя как мурашки бегут по спине, и произнесла три невообразимых слова.

– Ты Ричард Салливан.

Он взмахнул рукой и насмешливо поклонился.

– Во плоти.

– Но… как?

– Я убил их и забрал все силы себе, – он пожал плечами. – Бессмертие Сондерсов мне к лицу, тебе так не кажется?

Это многое объясняло. Даже слишком многое. Мэй знала, что если она выживет, то ей потребуется много, много времени, чтобы разобраться в невозможности и безобразности самого своего существования. Но сейчас ей нужно было подумать. Разговорить его – ведь эта информация может пригодиться в будущем. Расклеиться она сможет и позже.