Колода предзнаменования

Теперь она знала, кто такие основатели в действительности: люди, которые снова и снова рассказывали себе сказку, пока не поверили в нее. Они трусы и лжецы с кровью на руках. Вот ее истинное наследие – безобразное и кровоточащее в груди, как рваная рана.

– Благодаря этой лжи нас уважают, – сказала Джунипер. – Она позволяет нам уберечь всех остальных…

– Какой ценой? – Вайолет покачала головой. – Теперь я понимаю. Основатели никогда не пытались уничтожить Зверя, потому что люди, которые были за главных, знали, что он источник нашей силы. Они не хотели лишиться способностей и были готовы заплатить за свой эгоизм чужими жизнями.

– Или же дело в том, Вайолет, что мы не знаем, как от него избавиться, и это лучшее, на что мы способны? Даже если я знаю, что что-то сломано, это не значит, что я знаю, как это починить.

– С чего мне верить тебе? С чего мне вообще верить хоть одному твоему слову?

Вайолет не заметила, как упала на колени. Мир по-прежнему расплывался, и она по-прежнему пылала от ярости. Грубый каменный символ въедался в ее кожу сквозь джинсы, но она не находила в себе сил, чтобы встать.

– Послушай, Вайолет, я понимаю, что это тяжело принять…

Та фыркнула.

– Все это время ты могла помочь нам, но вместо этого молчала.

– Это не так. Я не знаю, почему Серость вдруг дала сбой, почему гниль поедает ее изнутри и вредит нам. Что-то изменилось, но я понятия не имею, что.

– И все равно нам было бы полезно знать правду. – Вайолет лишь единожды приходила в такую ярость: на похоронах Роузи. Это раскаленная злость, которая поддерживала ее и в то же время приковывала к земле. – Я расскажу всем в этом городе о твоем вранье. И навсегда положу конец этому гребаному кошмару.

Джунипер побледнела, и Вайолет ощутила мерзкий прилив удовольствия, потому что, наконец, ранила мать так же глубоко, как и она ее.

Но затем поняла, что Джунипер смотрит не на нее, а ей за спину.

Она обернулась с колотящимся сердцем.

Повсюду вокруг них из символа основателей поднимались корни. А с ними пришел безошибочный смрад смерти.





20




Мэй недовольно смотрела на фасад дома Готорнов. Над остроконечной крышей поднимались завитки дыма, но не из дымохода. А от боярышника.

Раскрывшиеся почки было уже не закрыть. Харпер, Вайолет и Айзек сделали все, что могли, но этого было недостаточно, чтобы остановить загрязнение воздуха. Мэй часто заморгала – ее глаза слезились от тонкой завесы тумана, который повис вокруг ее дома. Такая же проблема возникла на территориях других основателей.

Мэй ненавидела его. Он напоминал о ее неудачах. Она пыталась изменить будущее, и карты обернулись против нее. Она ошиблась насчет своих способностей, и в результате гниль распространилась дальше, что привело к эвакуации города.

А значит, у нее остался лишь один вариант: объединить свои ресурсы.

Эзра рассматривал ее провальную попытку изменить будущее как неудачу, а не катастрофическую ошибку. Он сказал, что у него есть другой план, но он потребует дополнительной помощи. Время жалкой вражды между семьями прошло. Раз Джунипер Сондерс могла жить в их доме, то ничего страшного, если Мэй пригласит отца. Она беспокоилась о его восприимчивости к заразе, но он обещал принять все необходимые меры предосторожности. Ей оставалось лишь надеяться, что этого будет достаточно.

Машина подъехала к дому, и Мэй проводила Эзру к крыльцу, наблюдая за тем, как он изучает поднимающийся дым.

– Мне так жаль, – тихо сказал он. – Должно быть, эвакуация далась тебе тяжело.

– Да, было несладко, но будет еще хуже. Мама взбесится, когда увидит тебя.

– Ты не предупредила ее о моем приезде?

– Она бы запретила тебя приглашать и посадила бы меня под домашний арест до тех пор, пока гниль не сожрет Четверку Дорог живьем.

– Значит, она ничуть не изменилась.

– Не-а. – Мэй открыла входную дверь, сделала глубокий вдох и показала жестом, чтобы отец следовал за ней.

Она знала, что появление Эзры Бишопа станет неприятной неожиданностью для ее семьи. И все равно не ожидала такой бурной реакции, когда он встал за ней на пороге в гостиную.

Августа немедленно вскочила на ноги, ее лицо выражало изумление и гнев. Брут с Кассием поднялись вместе с ней и настороженно осклабились, в то время как Джастин прирос к дивану.

Он уставился на Эзру так, словно увидел самого Зверя. Они будто смотрели в зеркало. Эзра хорошо сохранился – он едва выглядел на тридцать, не говоря уж о своих пятидесяти, а Джастин заметно повзрослел за время его отсутствия. У них был одинаковый цвет волос, одинаковые глаза, одинаковая широкая, добрая улыбка. Но Мэй уже знала, что ни один из них не покажет сейчас свою фирменную ямочку; что их воссоединение пройдет совсем не так, как ее.

– Какого хрена он тут делает? – спросила Августа, и ее слова отскочили от стен, как пули. Мэй редко слышала ругань из уст своей матери. Тот факт, что она произнесла бранное слово так небрежно, заставил Мэй осознать, насколько тяжелый сюрприз она им подкинула.

Но наступили отчаянные времена. У нее не было выбора.

– Помогает нам, – ответила она, встречаясь взглядом с Августой. – Я знаю, что ты не обрадуешься этой идее, но он изучал заразу и придумал план…


– Изучал заразу? – процедила ее мать. – Как давно он здесь?

– Августа, – обратился Эзра.

– Я не с тобой разговариваю! – Ее руки, обтянутые перчатками, задрожали от ярости. – Эзра, присядь. Собаки составят тебе компанию. Мне нужно поговорить с моими детьми.

Эзра нервно опустился на диван. Брут и Кассий встали по бокам от него, не теряя бдительности. Из пасти Брута повисла длинная слюна, пока он пялился на отца Мэй как на закуску. Она лишь надеялась, что он будет в целости и здравости, когда они вернутся.

Августа повела Джастина с Мэй в прихожую. Как только дверь в гостиную закрылась, она накинулась на дочь и тихо зашипела:

– Мэй Элейн Готорн, как давно он здесь?!

Когда Августа злилась, то полностью сосредотачивалась на своей жертве. Мэй много раз видела ее в действии – мать находила цель и сразу же решала, как лучше всего устранить угрозу. Прямо сейчас центром ее свирепого внимания стала Мэй, и выход был лишь один: сказать правду.

– Он приезжал сюда несколько раз за последние две недели.

– И ты не подумала сообщить мне, что твой отец решил вернуться в Четверку Дорог и связаться с тобой?

– Он не связывался со мной. Это я его пригласила.

Джастин изумленно хмыкнул.

Лицо Августы исказилось в гримасе.

– Зачем ты это сделала?!

– Потому что нам нужна была помощь.

Мэй так устала от того, что легкое отклонение от драгоценных правил Готорнов сразу же воспринималось как предательство высшей степени. Они следовали им, и вот к чему это привело: город находился на грани превращения в гниющий ад. По ее мнению, это значило, что пришло время нарушить правила или хотя бы изменить их.

– Он ее и предлагает, и если бы ты просто выслушала…

– Это ты послушай меня, – Августа подалась вперед и опустила голову, пока не оказалась в паре сантиметров от лица дочери. – Ты не можешь доверять этому мужчине. Любой план, который он хочет воплотить в жизнь, принесет пользу только ему. Он не стоит ни твоего времени, ни внимания. Так что позволь мне пояснить, что случится дальше: мы вернемся в гостиную, и я лично выпровожу его из города. Он может эвакуироваться, как все остальные, и позже мы обсудим твое наказание за этот проступок.

– Нет.

Мэй даже не осознала, что произнесла это вслух, пока Августа не отпрянула, словно от удара.

– Нет? – медленно повторила она.

– Ты слышала. – Сердце Мэй забилось с бешеной скоростью, по жилам потек адреналин. Она чувствовала себя на грани обморока, будто парила вне своего тела. Она еще ни разу не позволяла себе так общаться с Августой, но не была готова остановиться. – У папы есть теория о моих силах и заразе. О том, как ее остановить. Я не сдамся лишь потому, что ты так сказала.

– Стой, – подал голос Джастин. Он смотрел на нее с тем же перепуганным выражением, что и когда они стояли у боярышника. И снова в ней заворошилось воспоминание: его лицо, только более юное. «Не ходи вниз, Мэй…» Но оно ускользнуло прежде, чем она успела его схватить. – Поэтому ты сказала, что можешь избавиться от гнили, изменив будущее? Из-за него?

– Что?! – Августа помотала головой. – Ну конечно. Ты приходила ко мне поговорить о своих силах. Мне стоило догадаться, откуда у тебя взялась эта глупая идея.

– Она не глупая! – Горло Мэй сдавило от слез. Ее голос перешел на визг, и она ненавидела это. – Я уже делала это раньше и смогу сделать еще раз, при необходимой поддержке. И правильном обучении.

– Я уже говорила, Мэй, некоторые силы не предназначены для нас.

– То есть для меня. Некоторые силы не предназначены для меня. Себя-то ты не любишь загонять в рамки. – Она вся дрожала и была на грани того, чтобы закричать. – Ты стерла память половине города, но как я смею пытаться вернуть ее! Как я смею пытаться изменить карты!

– Когда я была младше, то не знала своих границ. Я пытаюсь помочь тебе узнать свои, прежде чем ты навредишь кому-то из дорогих тебе людей. Не знаю, почему ты так настроена позволить отцу отравить свой разум, но заверяю тебя, я знаю больше о нашей семье, чем он.

– О, ясно, – Мэй говорила не менее грубо, чем Августа. Она тоже умела использовать свой гнев. Знала, как ранить словами. – Дело совсем не в папе, не так ли? Дело в моем ритуале. Ты до сих пор не можешь смириться с тем фактом, что боярышник выбрал меня, а не Джастина. Все верно, мама, я сильная – сильнее тебя. И это приводит тебя в ужас, потому что ты не можешь лишить меня силы, как Вайолет с Харпер, или контролировать меня, как Айзека.

– Будь осторожна, Мэй, – тихо произнесла Августа. – Слова обратно не возьмешь.

– Может, я и не хочу брать их обратно, – Мэй вызывающе посмотрела на нее. – Может, ты заслуживаешь знать, что я в точности вижу, что ты сделала, чтобы защитить этот город. И я считаю, что ты дерьмово постаралась!

– Вижу, ты уже приняла решение, – процедила Августа ледяным тоном. – Если ты так хочешь верить, что все знаешь, то вперед. Возьми отца с собой. Воплоти его гениальный план и посмотри сама, чем он для тебя обернется. Но раз ты думаешь, что наша семья только вредит этому городу, то наверняка сможешь защитить его без даров, которыми мы так щедро тебя наградили.

Она выжидающе протянула руку. Мэй потребовалось несколько секунд, чтобы оправиться от шока и понять, чего она хочет.

– Колода Предзнаменований тебе не принадлежит, – прошептала она, и ее сердце больно застучало в груди. – Она выбрала меня. Она моя.

– Она принадлежит Готорнам, – ответила Августа с жестокой ухмылкой. И тогда Мэй поняла. Вот козырь ее матери: если Мэй откажется отдавать колоду, то будет лицемеркой. А если согласится, то будет без сил.

Она медленно достала карты из кармана и положила их на ладонь матери. Отрывать от них пальцы было все равно что выдирать жизненно важный орган собственными ногтями.

– Тогда забирай их, – сказала Мэй, гордясь тем, что ее голос не дрогнул.

Затем развернулась, не в силах выдержать больше и секунды ликующего вида Августы, и пошла в гостиную. Но не успела она сделать шаг, как на ее запястье сомкнулась ладонь.

– Если ты уйдешь, то предашь нас. – Глаза Джастина округлились от паники, руки вспотели. Он замолчал, жадно глотая воздух, и Мэй стало не по себе. Он не бежал, так почему тогда так запыхался? – Просто останься еще на пару минут, ладно? Я хочу поговорить с тобой о папе. О твоих силах…