Колода предзнаменования

– Хорошо бы, – пробормотала Вайолет. – Мне стоит попытаться найти ее.

– Снаружи небезопасно, – мягко заметила Харпер. – Твоя мама может себя защитить. И она бы не хотела, чтобы ты подвергала себя риску.

Вайолет нахмурилась, но явно прислушалась к ее словам.

– Ладно. Я рада, что вы здесь, мне нужно рассказать вам кое-что ужасное…

– Как и Джастину, судя по всему, – ответила Харпер, открывая дверь в квартиру Айзека. В их отсутствие Джастин зажег свечи, откидывавшие тусклое сияние. При виде них троих он улыбнулся от облегчения.

– Вы целы, – хрипло произнес он, а затем повернулся к Айзеку. – Гм-м… Похоже, у тебя новый друг.

– Он не хочет отцепляться. – Айзек снова попытался снять с себя Орфея, но кот возмущенно зашипел. – Вайолет, можешь сделать что-нибудь?

– Я им не управляю, – ее губы дрогнули. – Не волнуйся. Он сам отцепится, когда успокоится.

– Его когти впиваются мне в живот.

– Ничего, переживешь. Попробуй почесать его за ушками, ему это нравится.

– Хватит. – Харпер повернулась ко всем троим. – Выкладывайте.

История Вайолет была сама по себе ужасающей. Она рассказала отвратительную правду о тайнах, которые основатели скрывали от собственной плоти и крови. Но ужас Харпер увеличился вдвойне, когда Джастин рассказал, кто Эзра на самом деле, о настоящей природе сил Мэй и о том, как отец заставил ее принять кошмарное решение, пригрозив убить Джастина. Когда он договорил, в комнате на долгую, неприятную минуту воцарилась тишина. В конце концов Айзек нарушил ее:

– Так вы действительно верите, что он Ричард Салливан?

– Я да, – мрачно ответил Джастин. – Я никогда не видел, чтобы кто-то использовал свою силу подобным образом.

– Но что это значит для вас с Мэй? – спросила Вайолет.

Джастин пожал плечами.

– Я всегда знал, что мой отец подонок. Теперь я еще больше в этом убедился.

– Думаешь, Августа… – начал Айзек.

– Нет, – перебил Джастин с отрешенным видом. – Вряд ли. От союза основателей получаются пустышки, помните? – Он показал на себя. – Мэй получила силы лишь потому, что он что-то сделал… привязал ее к Зверю, как когда-то себя.

– Черт, – выдохнул Айзек.

Харпер передернулась, думая об Эзре Бишопе… Салливане. Том самом Салливане. Мэй крепкий орешек, это все знали, но Харпер даже представить себе не могла, как на нее повлияет то, что она выпустила столь мощную волну болезни в город. Харпер в точности знала, каковы ощущения от подобного предательства. Оно выворачивало тебя наизнанку и превращало в кого-то нового, кого-то хуже.

– Значит, мы в безопасности до тех пор, пока Мэй сопротивляется ему, – сказала она. – Он не может закончить начатое без нее.

– Мэй сильная, – заметил Айзек.

– Как и все мы, но суть не в этом. Мы не должны быть такими.

Харпер хотела жить в мире, где девушкам не нужен стальной характер, чтобы выжить. Где они могут быть нежными и наивными, если того хотят. Где они могут зайти в комнату с новыми людьми и увидеть в них бесконечные возможности вместо потенциальных угроз.

– Не должны, – кивнула Вайолет. – Но мы отрезаны от всех остальных, и только у нас есть хоть какое-то представление о происходящем. А значит, мы единственные, у кого есть реальный шанс остановить Ричарда Салливана, прежде чем он станет даже более могущественным.

– И как нам это сделать? – поинтересовался Айзек.

Вайолет намотала алую прядь на палец; свет от свечи откидывал тени на ее лицо.

– В истории Джунипер отсутствует одна деталь. Ритуал основателей, который должен был остановить заразу, провалился не из-за ошибки, а потому, что Ричард их убил. То есть, если мы завершим ритуал, то сможем все исправить.

– Но как нам узнать, что сделали основатели?

И тут подал голос последний человек, от которого Харпер ожидала ответа.

– У меня есть идея, – тихо сказал Джастин.



Мэй проснулась с привкусом вины и желчи во рту. Все тело ныло; боль пронзала ее руки, ноги и торс до самых костей. Ее словно разорвали на кусочки, а затем неаккуратно сшили.

Ей не хотелось открывать глаза. Она слишком боялась того, что увидит: гнилые деревья в Серости, набухшие вены на шее Джастина, бурлящий котел, из которого ее заставили выпить, или – что хуже всего – мерзкую улыбку отца.

Но когда Мэй наконец заставила себя распахнуть глаза, то обнаружила, что она уже не в Серости.

Вместо этого она лежала на том же месте, что привиделось ей в День рождения Джастина: вокруг лежал туман, над головой переплетались ветки. Корни извивались под ее телом, образуя подобие кровати, и со всех сторон слышалось медленное и стабильное биение сердца, которое Мэй знала так же хорошо, как свое собственное. Она перекатилась и оперлась на корни, чтобы сесть. И сразу же узнала, где находится. Под корнями прятался гладкий серый камень – символ основателей, – но поблизости не было ни ее отца, ни того отвратительного котла внутри пня. Вместо этого она была одна в центре очередного видения.


Ей стоило бы испугаться. Однако Мэй чувствовала нутром, что в безопасности. Это место ей не навредит. Единственный, кого ей стоило бояться, это Эзра… нет, Ричард.

– Что происходит? – пробормотала она, и ее слова эхом раскатились по туману. И тут прозвучало последнее, чего она ожидала: ответ.

«Ты просила о помощи, – сказал голос в ее разуме – немного неразборчивый, как радио с плохим сигналом. – Боюсь, я не мог защитить тебя от Ричарда, но…»

Речь оборвалась, и она услышала шипение и помехи.

– Прости, – девушка нахмурилась. – Я тебя не слышу.

«Карты! – воскликнул голос. – Используй карты…»

И снова замолчал.

Мэй пришлось оставить колоду Предзнаменований дома. Однако когда она посмотрела влево, то увидела на корнях небольшой коробок со всевидящим оком.

По ее спине пробежали мурашки.

Она открыла коробочку и достала карты. Они казались такими же реальными, как всегда, и когда Мэй начала их тасовать, они принесли ей утешение.

– Что ты пытаешься мне сказать? – спросила она вслух и, к огромному облегчению, ощутила знакомую нить силы. Через секунду карты начали исчезать в ее руках, пока не осталось всего пять.

Она положила первую – Семерку Ветвей, свою карту – и почувствовала, как связь наладилась в ее разуме.

«Вот и ты, – прошептал голос. – Здравствуй, Семерка Ветвей».

– Здравствуй, – тихо ответила Мэй, испытывая бурю эмоций. – Зверь.

«Значит, ты наконец-то все поняла».

– Да. – В глубине души она знала это даже до того, как отец рассказал ей, но теперь это было невозможно отрицать. Мэй со стыдом подумала обо всем, что Зверь знал о ней. Все ее самые безобразные, самые жалкие желания; в каком-то смысле он понимал ее лучше, чем родная семья. – Это правда? Что все это время моя сила заключалась в… общении с тобой?

«И да, и нет, – низко и с прискорбием ответил Зверь. Теперь, когда один голос превратился в хор, она слышала его четче. – Ричард не солгал. Он создал тебя, чтобы уничтожить меня».

– Уничтожить тебя? – Мэй поборола истерический смех. Вот это определенно решило бы большинство проблем Четверки Дорог. – Я не понимаю.

«Поймешь, раз ты наконец-то слушаешь. Продолжай, Семерка Ветвей».

Мэй перевернула вторую карту. Ею оказалась Шестерка Ветвей, карта ее матери – и через секунду перед ней возникло видение Августы Готорн, которая задумчиво сидела в позе лотоса.

Мэй ахнула и отползла назад.

– Мама?

«Приношу извинения, – Августа подняла голову и встретилась с ней взглядом. В этот момент девушка поняла, что ее глаза безжизненные, а не ясно-голубые; эта Августа была немного плоской и нечеткой по краям, словно ее образ не собрали до конца. – Я не был уверен, в каком виде предстану перед тобой, но, полагаю, в этом есть смысл».

– Это ненормально, – Мэй пыталась побороть дрожь. – Что ты говоришь со мной через нее.

«Твой разум сам ее выбрал, – ответил Зверь. – Не стану притворяться, что понимаю все тонкости, присущие сознанию каждого из основателей. Я понимаю только то, что все вы ужасно уникальны и утомительны, и, честно говоря, разобраться в путанице в вашей голове невозможно».

– Мне тоже часто так кажется. – Мэй вздохнула. А затем вспомнила, с кем в действительности разговаривает, и снова встретилась с безжизненным взглядом матери. – Как ты выглядишь на самом деле? Что ты?

«Это довольно сложно».

– Сейчас не время для невнятных фраз, – она перевернула третью карту. – Мне нужно понять.

На ней был нарисован Крестоносец. От вида карты отца у Мэй задрожали руки и скрутило желудок.

Лицо Августы скривилось.

«Когда основатели пришли в Четверку Дорог, то нашли там не монстра, а лес, полный магии, которую они забрали себе. Тогда они не понимали, что не предназначены для этой силы. Они не были готовы к тому, как их человечность изменит лес, или к тому, как лес изменит их человечность. Это создало ужасную проблему – своего рода чуму, которая распространялась посредством города и деревьев».

– Значит то, что показал мне Ричард, не ложь, – медленно произнесла Мэй. – Основатели знали о болезни. Она берет истоки еще с тех времен.

«Да. И чем больше они использовали свои силы, тем хуже становилось. Поддавшись отчаянию, они решили попробовать вернуть магию, чтобы все исправить».

– Но Ричард предал их?

«Да. Он полагал, что может принести остальных в жертву лесу и украсть их силы. Но, находясь при смерти, основатели отказались отдавать их и создали щит – что-то, что перекроет Ричарду доступ. Мир, в который он не сможет попасть. Силы, которые он не сможет заполучить».

– Серость.

«Не просто Серость. Они создали меня. Я лес, в котором ты живешь, Семерка Ветвей. Я город, который ты так любишь. Я твой дом. И я люди, которые много лет назад отдали свою жизнь, боги, которым ты поклонялась, а теперь и демон, которого ты хочешь убить».

Мэй внезапно явилось видение. Тела трех основателей таяли, сливаясь с землей, и переплетались. Лес всегда казался ей единым гигантским организмом, не просто живым, как вся природа, а чем-то бо́льшим. Волосы и плоть на деревьях… Корни, закапывающиеся в кожу людей… Все это обретало омерзительный смысл.