Колода предзнаменования

Скоро Харпер тоже это почувствовала. В комнату будто кто-то прокрался, из-за кого огонек свечи задрожал. А затем карты начали исчезать одна за другой, как когда к ним прикасалась Мэй.

Это сделал Джастин. Он использовал силу, о которой всегда мечтал. Харпер гадала, каково ему знать, что спустя столько времени он наконец смог себя проявить. Его щеки слегка раскраснелись, на лбу выступили капельки пота. Но он не сдавался, пока не осталось всего несколько карт. Чужое присутствие в комнате стало еще более ощутимым.

Джастин дрожащими руками разложил карты на полу. Харпер попыталась вспомнить, что делать дальше, – Мэй определенно нужен был контакт с человеком, чтобы ее сила сработала. Она протянула руку, и Джастин взял ее с признательностью на лице. Их пальцы переплелись; его ладонь была теплой и нежной.

А затем Харпер заметила боковым зрением, как в углу комнаты что-то зашевелилось, и тоненькие струйки дыма приняли человеческое очертание.

Ее сердце забилось чаще, и она приготовилась к очередной встрече со Зверем-Джастином. Но он так и не показался.

«Восьмерка… Ветвей…» – раздался хриплый голос в ее разуме, и Харпер ахнула. Айзек схватился за голову и выругался.

«Я уже говорил тебе, Двойка Камней… Я тебя предупреждал…»

– Вы это слышите? – прошептала Харпер.

Остальные кивнули.

– Это Зверь, – просипел Джастин. – Не так ли?

Силуэт слабо замерцал в воздухе.

«Вам не стоило… этого делать… – Слова прозвучали так натужно, будто каждое из них требовало неимоверных усилий. – Я… слаб… и ваши карты вместе… это слишком… запутанно… Мой контроль… слабеет…»

– Пожалуйста, помоги нам, – обратился Джастин. – Расскажи, как все исправить.

Очертание Зверя снова мигнуло в воздухе, и Харпер начала подозревать, что он слишком выдохся, чтобы материализоваться перед ними. Она еще никогда не слышала, чтобы его голос звучал так тихо и изнеможенно.

«Я могу рассказать о ритуале… основателей… Они… мы… Они… встретились в сердце всего… и отказались от титула богов… Они вернули свою силу лесу…»

Харпер с трудом улавливала суть.

– Ты можешь рассказать, как нам это сделать?

Очертание Зверя снова исчезло, и на ужасную секунду она подумала, что их сеанс оборвался. Но затем в комнату проник звук, будто из древнего радио. Это была песня Четверки Богов, но текст изменился. Харпер никогда не слышала этих странных слов, однако ей казалось, что в глубине души она всегда их знала. Точно так же, как и сами голоса, которые их пели, – они были новыми и в то же время хорошо знакомыми.

– Ну, разумеется, – осенило ее.

Затем в уголке глаза Джастина заблестела серая и переливчатая слеза. Харпер наблюдала, как та скатывается по его щеке… и тут ее горло сдавило от ужаса. Под его кожей, чуть ниже челюсти, что-то шевелилось. Корень.

– Кажется… – начал Джастин, поднимая руку к щеке. – Кажется, мне…

А затем он содрогнулся и дернулся назад, а ощущение чужого присутствия в комнате исчезло.

Харпер бросилась в противоположную часть круга, и карты полетели в разные стороны. Она схватила Джастина за плечо, не скрывая паники, и прошептала:

– Джастин… Ох, Джастин, что ты наделал?

– Не беспокойся за меня, – он покачал головой. – Вы узнали то, что было необходимо.

Что-то просачивалось сквозь его свитер в районе живота. Харпер отпустила его плечо и задрала ткань. Под кожей пульсировали серые вены.

– Как? Зараза не может причинить тебе вреда. Ты же основатель!

– Но у меня нет сил, – слабо возразил Джастин, и по его щеке скатилась еще одна переливчатая слеза. Теперь Харпер видела, что под его кожей собирались корни. И как они не заметили раньше? – Я заразился еще на озере, но узнал об этом, только когда мы ушли. Она прогрессирует медленнее, чем у остальных жителей, но все же. – Он вздохнул. – Поэтому я решил дать вам возможность бороться, вместо того чтобы просто быть обузой.

Он встретился с ней взглядом, и Харпер удивилась решимости в его глазах: в них не было ни паники, ни намека на сожаление, только смирение.

– Тебе стоило рассказать нам, – взволнованно сказал Айзек. – Если ты был заражен все это время…

– Я знаю, – Джастин пристыженно посмотрел на них. – Просто… я хотел сделать что-то полезное, ясно? Хотел хотя бы раз сделать что-то значимое.

Сердце Харпер заныло в груди. Она прекрасно понимала, каково чувствовать себя бессильным среди людей, которые способны на гораздо большее, чем ты. Джастин не просил об этой болезни. Но это не меняло того факта, что он только что превратился из союзника в потенциальную угрозу.

– Сними одежду, – тихо попросила она.

Джастин расплылся в улыбке.

– Ладно…

– Не в том смысле! – Харпер окинула его испепеляющим взглядом. – Нам нужно знать, насколько все плохо.

Охваченная страхом, она наблюдала, как он снимает свитер. Джастин повернулся спиной, и сердце Харпер ухнуло в пятки.

От его талии до плеч извивались серебристые вены, кожа вокруг них была серой и переливчатой. Корни уже заняли все пространство и не двигались, лишь слегка подрагивали; они объединились в своего рода спираль, как будто под кожей его спины росло растение. Корней было слишком много, чтобы пытаться их вырезать. Слишком много, чтобы пытаться их уничтожить.


– Харпер, – позвала Вайолет. Девушка обернулась и увидела, что подруга сидит рядом и смотрит на Джастина с явным опасением. – Отойди.

– Он наш друг! – возразила Харпер. – И мы не можем заразиться…

Вайолет взяла ее за плечо и отвела с сторону.

– Он все равно опасен.

По Джастину прошла судорожная волна, его плечи дернулись, а глаза стали стеклянными. Упав на колени, он закашлялся и вытер серую слизь. Когда он поднял голову, Харпер отпрянула.

И вот она снова смотрела на Зверя с лицом Джастина, а тот смотрел в ответ своими безжизненными темными глазами.

Мэй не помнила, как она вернулась в свою кровать, но ей было тепло и уютно. В комнате царил мрак. Она перекатилась, зевнула, села и потянулась, кривясь от боли в мышцах.

А затем ахнула.

Под ее ногтями была запекшаяся темная кровь, и она чувствовала что-то на щеках – словно намазалась специальной маской перед сном и забыла смыть. При виде дорожек от слез на лице – крови, которая давно засохла, – Мэй сразу все вспомнила.

Ричард. Ее сила. Котел. Зверь.

Она подошла с колотящимся в груди сердцем к окну и открыла ставни. Снаружи ее спальни весь мир посерел. Лес скрылся за пеленой тумана, землю покрывал пепел, переливчатые кусочки коры смешались с мертвой листвой. Боярышник выглядел хуже, чем когда-либо: вены, вздутые и мясистые, ярко выделялись на фоне тонкого ствола. От этого зрелища Мэй затошнило.

Четверка Дорог умирала, и это ее вина.

Кто-то постучал в дверь, и она подпрыгнула. Развернувшись, начала искать взглядом что-нибудь, что сойдет за оружие.

– Мэй? – позвала ее мама. – Ты проснулась?

Мэй сглотнула, подавляя панику, и открыла дверь.

– Мама?

Отчасти она ожидала снова увидеть Зверя, но сразу же поняла, что это настоящая Августа. Не только из-за ясно-голубых глаз, но и из-за манеры поведения и выражения лица.

– Значит, ты уже видела, – сказала ее мать, показывая на окно.

Мэй кивнула.

– Мы… в Серости?

Что-то в этом казалось неправильным, но, с другой стороны, весь мир снаружи казался неправильным.

– Нет, – мрачно ответила Августа. – Похоже, это Серость постепенно просачивается в Четверку Дорог.

– Хорошо, что всех эвакуировали, – отрешенно произнесла Мэй.

– Да, хорошо… – Августа села на кровать и выжидающе посмотрела на дочь. – Может, теперь ты объяснишь мне, почему пару часов назад я нашла тебя на крыльце, без сознания и покрытой слизью?

Мэй уставилась на свои руки.

– Тебе это не понравится.

Августа невесело рассмеялась.

– А ты рискни.

У Мэй голова шла кругом от всего, что она узнала. Она даже думать боялась о том, сколько из всего этого вытерпит Августа, прежде чем скажет ей проваливать навсегда.

Ей было нечего терять. Так что Мэй объяснила все, начиная с ритуалов, которые она проходила в детстве, и закачивая последними минутами в Серости. И тем самым будто выкачала яд, которым отравил ее Ричард.

– Я ничего из этого не хотела, – закончила Мэй, понимая, насколько лживыми были эти слова. В конце концов, она хотела стать кем-то важным. Она сама напросилась на все произошедшее, закрывала глаза на все тревожные знаки, обманула всех, просто чтобы почувствовать себя особенной. – Я облажалась и все испортила. Мне очень жаль.

Она опустила взгляд на свои руки, которые немного дрожали, и морально приготовилась к ответу матери.

– Ты ничего не испортила. – Августа не рассердилась, как боялась того Мэй. Она говорила чуть ли не… ласково.

– Я спровоцировала болезнь, – прошептала Мэй, поднимая на нее взгляд. – Из-за меня погибли люди.

– Это не твоя вина, – отрешенно возразила Августа. – А моя.

– Что? – Мэй еще ни разу не слышала таких слов от своей матери.

– Ты слышала. – Та вздохнула, выглядя крайне смущенной. – Я просчиталась насчет того, насколько влиятельным может быть твой отец. Насколько талантливо он оскверняет чужие разумы и сердца.