Королевство слепых
Часть 68 из 98 Информация о книге
«Да, – подумал Гамаш. – Зачем встречаться в фермерском доме?» – Знакомое место, – предположил Бовуар. – Может быть, он так или иначе туда собирался – взглянуть в последний раз, прежде чем снесут. Может быть, чтение завещания вызвало воспоминания детства и он захотел посетить родные места. Удобный шанс в сочетании с потребностью быть в том месте, которое он, пусть и подсознательно, считал безопасным. – Вечером? Без электричества и обогрева? – удивилась Лакост. Бовуар кивнул. Гуго сказал, они вместе обедали. Энтони ушел пораньше, но все же, когда он добрался до фермы, уже стемнело. – А зачем он поднимался наверх? – спросила Лакост. – Посмотреть, – ответил Бовуар. – Побывать в спальне своего детства. Такое не исключалось, хотя и висела его гипотеза на тонкой ниточке правдоподобия. – Не забывайте, – сказал Бовуар, – Баумгартнер не предполагал, что его убьют. Он либо полагал, что встречается с другом, человеком, который ему поможет, либо считал, что вызывает человека на разговор, который не доставит тому удовольствия. Но он явно не видел в этом человеке физической угрозы. Иначе ни за что не согласился бы на встречу с ним… – Или с ней, – вставила Лакост. – …там. – Тут есть еще одна проблема, – сказала Лакост. – Преимущество разговора в доме, который может в любую минуту обрушиться. – Какое ж тут преимущество? – спросил Бовуар. – Ведь из-за него тело Баумгартнера нашли, вероятно, скорее, чем предполагал убийца. Если бы дом не обрушился, его тело могло бог знает сколько времени там оставаться. – Я думаю, не исключено, что Баумгартнер вовсе не договаривался о встрече с этим человеком в доме на ферме, – сказала Лакост. – Может быть, его выследили и убили там. – Объясни, – попросил Бовуар. – Предположим, Баумгартнер связался с человеком, которого подозревал, и договорился с ним о встрече… на следующий день в офисе. Человек этот, понимая, что попался, едет домой к Энтони Баумгартнеру… может, чтобы его убить. Но видит, как тот садится в машину и уезжает. Он едет за ним в брошенный дом и там убивает. – Не слишком ли везучий убийца? – спросил Бовуар. – Но тут все логично получается: и завещание, и время объяснено, – сказала Лакост, все больше проникаясь уверенностью в своей только что возникшей теории. Она обратилась к Гамашу: – Вы, Мирна и Бенедикт только что прочли им завещание их матери. При всей его нелепости, оно вполне отвечало характеру баронессы. Это пробуждает сентиментальные детские воспоминания, и Энтони решает съездить посмотреть старое… место, прежде чем дом снесут или продадут. Бовуар фыркнул, но Гамаш наклонил голову. Он сам время от времени проезжал мимо дома, в котором вырос. И Рейн-Мари после смерти матери перед продажей дома хотела в последний раз прогуляться там. То, о чем говорила Лакост, имело эмоциональную ценность. Но Бовуар тоже был прав. Уж слишком тепличные условия создались для убийцы: Баумгартнер как по заказу приехал в уединенный дом, представлявший собой идеальное место для тихого убийства. – Bon[44], – произнес он. – Давайте перейдем к более правдоподобной теории, согласно которой Энтони Баумгартнер не только знал про похищение денег, но и сам организовал кражу. Кто в таком случае мог его убить? – Один из обворованных, – предположил Бовуар. – Человек, который узнал о хищении. – Но зачем его убивать? Почему просто не сообщить кому-нибудь в компании? А еще лучше – обратиться в полицию? – сказала Лакост. – Затем, что в компанию уже сообщали как-то раз, а он остался на своем месте, – ответил Бовуар. – Так, похлопали немного по попке. С какой стати полагать, что «Тейлор энд Огилви» в этот раз примут какие-то меры, если в прошлый раз они так ничего и не сделали? – Хорошо, но мой вопрос остается, – сказала Лакост. – Почему не пойти в полицию или к адвокату? Почему не укатать его? Зачем выходить с ним на разговор? – Потому что убийца сомневался, – ответил Бовуар. – Большинство людей не могут признать, что человек, которому они доверяли, оказался вором. Они сначала спрашивают. А если их не устраивают ответы, тогда они решаются на следующий шаг. – Ладно, – согласилась Лакост. – Адвокат или полиция. План Б явно не состоит в том, чтобы его убить. Но ты говоришь, что именно так оно и случилось. Чего достигал убийца этим шагом? – Его убили ударом по голове, – сказал Бовуар. – Вероятно, такое объясняется внезапной вспышкой ярости, а не исполнением задуманного плана. Если Баумгартнер никак не ожидал, что его убьют, то наверняка и убийца не собирался его убивать. Гамаш слушал. У этой теории имелся один крупный недостаток. Знакомый недостаток. – Почему в фермерском доме? – спросила Лакост. – Почему Баумгартнер согласился именно там встретиться с клиентом, с человеком, у которого он крал? Даже если он не знал… то к чему все это, такой неблизкий путь? У черта на куличках. На частной, личной территории. Этого я не могу понять. Гамаш слушал их разговор и думал о том, как это непросто – подыскать место для убийства. Даже в сельском Квебеке. В лесу еще имело бы смысл, но как заманить в лес клиента, у которого и без того уже появились подозрения. – Да брось ты, – сказала Лакост, следуя той же логике. – Какой клиент согласится встречаться в отдаленном и брошенном доме? Я бы не согласилась. – А почему нет? – спросил Бовуар у Гамаша. – Вы ведь согласились. Когда получили письмо от нотариуса. Гамаш фыркнул со смеху: – Верно. Но я ехал туда не для того, чтобы выяснять с кем-то отношения. Я не знал, что дом брошенный, пока не приехал туда. – О том я и говорю, – сказал Бовуар. – Клиент, которого обворовывают, тоже ничего не подозревает. Он уже зашел довольно далеко, и я уверен, Баумгартнер рассказал ему, что тут дом его матери. Никаких проблем. Все безопасно. «Не исключено», – подумал Гамаш. Но неправдоподобно. Хотя в таком случае имеется объяснение, почему те отчеты все еще оставались в кабинете Баумгартнера. Он крал. Он и убить собирался. И рассчитывал вернуться домой. – Итак, – сказала Лакост, – у нас есть две версии. Согласно одной Энтони Баумгартнер обкрадывал клиентов, согласно другой – нет. – У меня такое впечатление, что мы не продвинулись ни на дюйм, – сообщил Бовуар. – Давайте перейдем от теорий к фактам, – сказал Гамаш. – D’accord[45], – сказал Бовуар, кладя маленький листок на кухонный стол. – У меня есть информация об уволенном секретаре. Его зовут Бернар Шаффер. У «Тейлор энд Огилви» его адрес тех времен, когда он у них работал. Но с тех пор – ничего. – Бернар Шаффер, – повторила Лакост, взяла бумажку и ввела имя в ноутбук. – Он живет по прежнему адресу, – сказала она, считывая с правительственной базы. – Сейчас он вроде бы работает в… «Caisse Populaire du Québec»[46]. Она посмотрела на коллег над экраном ноутбука. Вскинула брови. – В банке? – спросил Жан Ги. – «Касса» приняла его после увольнения из «Тейлор энд Огилви»? – Дайте-ка я быстренько позвоню, – сказал Гамаш, доставая айфон. Он набрал номер, подождал, потом назвался и попросил соединить его с Жанной Халстром. Президентом «Кассы». Спросив сначала, как поживает ее семья, он задал еще несколько вопросов, послушал, поблагодарил, потом дал отбой. – Бернар Шаффер уволен с поста финансового советника полтора года назад. Его приняли на работу по рекомендации Энтони Баумгартнера. Согласно его личному досье, месье Баумгартнер поручился за него, сказал, что Бернар превосходный работник. Они предпримут расследование деятельности Шаффера, включая и возможное открытие Шаффером необычайно крупных счетов на его и Баумгартнера имя. Нам потребуется судебный ордер, но она уже приступает к расследованию. – Возможно, мы только что поняли, куда отправлялись деньги клиентов, – сказал Бовуар. – Похоже, Баумгартнер не разорвал отношений с Бернаром. Напротив. – Ну, он же не дурак, чтобы открывать счета на свое имя, разве нет? – спросила Изабель. – Мы узнаем, – проговорил Гамаш. – Даже если задействованы офшорные банки, «Касса», вероятно, сможет отследить деятельность Шаффера. – Я поеду поговорить с молодым месье Шаффером, как только мы закончим. – Бовуар задумался на секунду. – И еще я попрошу агента Клутье привезти его на допрос. Он позвонил, а когда отключился, произнес: – Она уже приступила. – Хорошо, – сказала Изабель. – Как она – освоилась? – Да. Наконец. Она расстраивается, что не может проникнуть в ноутбук Баумгартнера и посмотреть его личные файлы. Мы все расстроены. Но мы не прекращаем попыток. Пробовали уже имена детей, матери. И отца. Все очевидные дела. – Может, там не имя, – проговорил Гамаш. – Может, это цифра. – Мы пробовали дни рождения детей, – сказал Бовуар. – Его день рождения. Но вы спрашивали про факты, шеф. От Бернис Огилви я узнал и еще кое-что. На сей раз не про Баумгартнера. Про Киндеротов. У пожилой пары с такой фамилией имелся счет в «Тейлор энд Огилви». Пауза длилась, пока они осмысливали эту информацию. – И вел его Баумгартнер? – спросила Лакост. – Нет. Она разочарованно вздохнула. Такая надежда была чрезмерной. Но Гамаш подался к Бовуару. Он хорошо знал Жана Ги. Очень хорошо. И понимал, что сказанное им – не просто проходная реплика. Возможно, это была главная информация. – Продолжай, – попросил он. И Бовуар рассказал то, что узнал о Киндеротах от мадам Огилви. И об их завещании. Жан Ги наблюдал за их реакцией и не разочаровался. Гамаш улыбнулся, а Лакост чуть не трясло от возбуждения. Они втроем сидели за кухонным столом, как уже много раз сидели за множеством столов в Квебеке на протяжении многих лет. Пили крепкий чай и кофе, обсуждали страшные преступления. Столько всего изменилось со временем, но суть оставалась прежней. Бовуар обдумывал вопрос, который задала Бернис Огилви. Любил ли он, Бовуар, свою работу? Ответ, в котором он не сомневался, был «да». И любил он не только работу. Старший суперинтендант Гамаш откинулся на спинку стула, на его лице появилось выражение крайней озабоченности. Потом он достал блокнот из нагрудного кармана. – Вот что я получил вчера вечером, – сказал он. – От инспектора службы контроля Гунда из Вены. Я просил его отыскать исходное завещание. – Написанное сто лет назад, – сказала Изабель. – Сто тридцать. Барон Киндерот, Шломо, имел двоих сыновей-близнецов, – напомнил им Гамаш. – Он каждому оставил все свое состояние. Возможно, мы никогда не узнаем, почему он сделал это, но мы видим, какой эффект оно произвело. Его следствием явно стали обиды и смятение. Кто наследник? Я спросил инспектора, не может ли он поискать в австрийских архивах. И вот что он прислал. Он надел очки, а Бовуар и Лакост подались поближе к нему. – Это не дословное изложение, – предупредил Гамаш. – Мой перевод очень плох, но суть, я думаю, мне удалось ухватить. Я переправил текст знакомому, который знает немецкий, а пока нам придется обойтись тем, что есть. Оба сына, конечно, обратились в суд, и спустя несколько лет дело решилось в пользу одного из них – первого из родившейся двойни. К тому времени оба близнеца уже умерли, и наследники другого сына оспорили то судебное решение. Из-за неясности и сложности вопроса о том, кто родился первым, дело затянулось. Дело рассматривалось еще несколько лет, потом несколько лет ушло на вынесение решения, которое было в пользу предполагаемого младшего сына. Он работал в семейной фирме, а первый, кажется, по словам суда, был пройдохой. – Сколько лет к тому времени прошло после смерти Шломо Киндерота? – спросила Лакост. – Решение в пользу младшего сына, а теперь его наследников, было вынесено тридцать лет спустя после смерти Шломо. И опять семья старшего сына оспорила решение.