Королевство слепых
Часть 77 из 98 Информация о книге
Кейти кивнула, а Бенедикт встретился взглядом с Арманом. – Как это началось? – спросил Гамаш. Не вызывало сомнений, что его вопрос обращен к Кейти. – Я думаю, это началось еще до моего рождения… – Может быть, перейдем к более близким событиям? – сказал Арман. – Каким образом Бенедикт попал в завещание мадам Баумгартнер? – Она знает? – спросила Мирна. – Она знает и почему вы там оказались, – сказал Бовуар. – Верно? Кейти еще раз кивнула. Она напоминала лунатика, вот только глаза ее смотрели проницательно, ярко и светились умом. Гамаш подозревал, что видит перед собой примечательную молодую женщину. Несомненно, незаурядную. – Я познакомилась с мадам Баумгартнер в доме для престарелых, – сказала Кейти Берк. – Не знаю, известно ли вам, но здесь таких домов для англоязычных наперечет. – Почему это имеет значение? – спросил Жан Ги. Кейти посмотрела на него с усталым терпением, словно взрослая женщина на младенца. – С каким языком вы хотите умереть? Это имеет значение. Нам повезло устроить дедушку в один из таких. Я навещала его и обратила внимание, что к этой старушке почти никто не приезжает. Члены ее семьи появлялись когда могли и, казалось, любили ее, но если сидишь одна, то дни тянутся долго. Она мне всегда улыбалась, и лицо у нее было такое доброе. Такое немного эксцентричное, ну, вы знаете. Взрослые закивали. Они понимали, почему эту молодую женщину тянуло к эксцентричному. – Один раз я привезла ей пакетик домашнего печенья. – Такое печенье с дырочкой посредине и наполненное вареньем, – сказал Бенедикт. – Только у Кейти дырочки другой формы… Кейти похлопала его по руке, и он замолчал. – Спасибо, – сказала она. Она вовсе не затыкала ему рот, говорила с добротой в голосе. «Любовь», – подумал Арман. Он не только внимательно слушал, он и внимательно наблюдал. Изучал динамику. Нередко то, что казалось очевидным, не являлось фактом или даже правдой. – Мы разговорились, – продолжала свою историю Кейти, – и она попросила меня называть ее «баронесса». Мне это показалось странным. – Кому бы не показалось? – сказала Мирна. – Нет, я говорю, мне это показалось странным, потому что я дедушку называла «барон». – Почему? – настороженно спросила Мирна. – Просто он любил, чтобы его так называли. Он был барон, а моя бабушка – баронесса. Я думала, больше никого такого нет. Мадам Баумгартнер напомнила мне мою бабушку, которую я обожала, мы с ней часто сидели дома и разговаривали. Как-то раз я предложила им познакомиться. Барону и баронессе. Моя бабушка умерла годом ранее, и я знала, он страдает от одиночества. – Вы знали, кто она? – спросил Арман. – К тому времени уже знала. – И, зная, кто она, вы все же предложили им встретиться? Арман подался вперед. Его голос звучал приветливо, словно он находился в компании друзей и убийство не витало на горизонте. – Да. – А он знал? – спросил Гамаш. – Знал. Баронесса Баумгартнер. Арман откинулся на спинку дивана, даже не пытаясь скрыть удивление. – А она знала, кто он? – Нет. Я боялась, что она не захочет с ним встречаться. Она узнала, только когда я их познакомила. – А кто он был? – сказала Мирна. – Барон Киндерот, – сказал Жан Ги. – Кейти из семьи Киндерот. Он обнаружил это, когда просматривал досье на Киндеротов от «Тейлора энд Огилви». Там были записи о состоянии и о том, кто получал небольшие суммы денег по инвестиционному счету. У Киндеротов были две дочери. Одна вышла замуж за Берка и уехала в Онтарио. У него родилась дочь, ее назвали Катерина. Кейти Берк. Если Жан Ги начал с Киндеротов и пришел к Кейти, то Изабель Лакост начала с Кейти и пришла к Киндеротам. Она позвонила Гамашу и рассказала о своих находках, подтверждая то, что ему сейчас сообщил Бовуар. Дороги разные, но пункт назначения один. Здесь. Сейчас. Мирна смотрела на Жана Ги, осознавая услышанное. Потом перевела взгляд на Кейти: – Так вы Киндерот? Молодая женщина кивнула. – И вы знали историю Киндеротов и Баумгартнеров? – спросила Мирна. – Да, я выросла на этой истории. О том, что мой прапрадед был старшим сыном и деньги, титул, недвижимость принадлежат нам по праву. А вот Баумгартнеры – грязные, алчные, лгущие мошенники Баумгартнеры – пытались все это украсть у нас вот уже сто с лишним лет. – Сто тридцать два года, – сказал Бенедикт. – И как прошло их знакомство? – спросила Мирна. – Я представила моего дедушку. Барона Киндерота. Он сидел в кресле-каталке, но смог встать. Предложил ей цветы – заранее попросил меня купить их. Эдельвейсы. Потом он поклонился и назвал ее баронессой. Единственным звуком в комнате было бормотание и потрескивание поленьев в камине. Огонь отбрасывал на стены страшноватые, искаженные тени. – А мадам Баумгартнер? – спросил Гамаш. – Она долго смотрела перед собой. Казалось, целую вечность, – ответила Кейти. – Сто тридцать два года, – сказал Бенедикт. – Потом и она встала. Я хотела было помочь, но она отказалась. Она встала, уставилась на барона. Я боялась, что она сделает или скажет что-нибудь ужасное. Но она взяла у него цветы и сказала: «Danke schön, барон Киндерот». – Кейти улыбнулась. Они посидели несколько секунд молча, представляя себе, как это происходило. Потом Мирна услышала мурлыканье – тихое-тихое, словно издалека. «Эдельвейс. Эдельвейс». Она посмотрела на Бенедикта. «Эдельвейс», – мурлыкал он. – И что потом? – спросила Мирна. – Хотелось бы мне сказать, что с двух сторон все было прощено, но это не так, – сказала Кейти. – Каждый раз, когда я приезжала, я возила моего дедушку в солярий, попить чай с баронессой. Они сидели молча. А потом как-то раз я приехала, а они уже были там. Тихо разговаривали. Я оставила печенье в их комнатах и поехала домой. – Они подружились? – спросила Рейн-Мари. – На это ушло какое-то время, – сказала Кейти. – Но да, подружились. – И как же они преодолели ту старую историю? – поинтересовалась Мирна, у которой были клиенты (времен ее психологической практики), которые никак не могли преодолеть куда менее закоренелую вражду. – Одиночество, – сказала Кейти. – Они были нужны друг другу. Они понимали друг друга так, как не мог понять никто другой. – А-а-а, – протянула Мирна. Ничто не могло так излечить от прошлой боли, как боль сегодняшняя. – Через месяц-другой они стали почти неразлучны. Ели вместе. Она вывозила его в сад, а он научил ее играть в криббедж. – Они сообщили семьям? – спросил Арман. Если и сообщили, то Баумгартнеры предпочли не упоминать об этом. – Они собирались, – сказала Кейти. – Они знали, что суд в Вене вскоре вынесет решение, и оба беспокоились, что после того, как одна из семей получит наследство, она не захочет делиться. А проигравшая семья навсегда сохранит горечь. Но они нашли решение. – Они хотели пожениться, – сказал Бенедикт. И уже не в первый раз увидел, что все собравшиеся уставились на него так, будто он спятил. – Пожениться? – переспросила Мирна. – Из-за денег? – Они полюбили друг друга, – сказала Кейти. – Я думаю, он любил ее сильнее, чем любил мою бабушку. Он смеялся ее шуткам. Он прожил трудную жизнь, и жизнь закалила его, но с ней он просто мог быть самим собой. Барон – водитель такси. – А она – баронесса-уборщица, – сказала Рейн-Мари. – Да. Они решили, что если они будут иметь обязательства друг перед другом, не просто словесные, но подкрепленные браком, то остальной семье придется принять это и оставить старую вражду.