Королевство слепых
Часть 78 из 98 Информация о книге
– И поделить состояние? – сказала Мирна. – Независимо от решения суда? – Да. План состоял в том, чтобы оставить все друг другу со специальным условием разделить между двумя семьями равными долями, когда умрет последний из них. Но конечно, они хотели, чтобы их дети приняли это не скрежеща зубами, а с открытым сердцем. Как они. – Но… – сказала Мирна. – Но мой дедушка умер, и пожениться они не успели. – Ах! – вырвалось у Рейн-Мари, словно она испытала физическую боль. – Для баронессы это наверняка стало большим горем. – Да. Она ничего не говорила детям, а теперь уже было слишком поздно. После его смерти ее состояние стало резко ухудшаться. Отчасти физически, отчасти умственно. Мысли у нее путались. Она вызвала нотариуса, собиралась изменить свое завещание так, как они говорили об этом с бароном. Оставить все, если она выиграет дело в венском суде, равно поделенным между двумя семьями. – Но нотариус отказался, – сказал Бенедикт. – Он увидел, в каком она находится состоянии, – сказала Кейти, – и отказался – по его словам, не мог со спокойной совестью позволить ей изменить прежнее завещание. Он счел, что она не в здравом уме. Он знал ее семейную историю, судебные иски и решил, что на нее оказали давление. Он думал, что баронесса, которой всю жизнь не давала покоя эта история, никогда по доброй воле не согласилась бы поделиться с Киндеротами. – Барон и баронесса именно этого и опасались со стороны своих семей, – сказала Рейн-Мари. – Да, – сказала Кейти, – ее страхи подтвердились. Если нотариус решил, что она повредилась умом, то уж семья-то наверняка так станет думать. Но один пункт он позволил ей изменить. – Пункт о душеприказчиках? – спросила Мирна. – Тогда-то она и включила нас в завещание? – Да. – Но почему? – спросил Арман. – Чтобы вы могли исполнить не только ее завещание, но и ее истинное желание. Она знала: ее дети никогда на это не пойдут. Уж слишком долгая история у старой вражды. Но с новыми душеприказчиками ничего такого не будет. Нотариус, конечно, поступил правильно. В голове у нее все путалось. Но одно оставалось ясным. Составленный ею вместе с бароном план разделить состояние необходимо провести в жизнь. У нее это стало идеей фикс. Одержимостью. Не получить деньги, а покончить с ожесточением. Они поняли, какой вред нанесли детям, передав им вражду. Истинным наследством должно было стать освобождение от вражды. – Но если она считала это таким уж важным, то почему собственной рукой не написала завещание и не подписала его? Разве оно не будет иметь законную силу? – спросила Рейн-Мари. – Собственноручно составленное завещание, – сказал Арман. – Если оно написано от руки и подписано свидетелями, то в Квебеке оно имеет законную силу, верно. Но у нее уже побывал нотариус и решил, что она не в здравом уме. – Именно, – сказала Кейти. Когда она кивала, как сейчас, весь ее тефтельный свитер подпрыгивал, что вызывало разные чувства – изумление, тревогу и тошноту. Нечто среднее между перформансом и обедом. Анри сел, из пасти у него потекла слюна. Арман молча, одной рукой дал псу команду «лежать», чему Анри и подчинился, хотя и неохотно. – Значит, баронесса могла сделать одно: изменить список душеприказчиков. – Да. Она вывела троих своих детей и назначила вас. – Но вопрос остается, – сказала Мирна. – Почему нас? Мы ее даже не знали. – Именно. Вот поэтому она вас и назвала. Нам нужны были люди, которые ничего не знали об истории двух семей. – Нам? – спросил Гамаш. – Я имела в виду ее. – Понятно, – сказал Арман. – Вот, значит, по какой причине она поменяла душеприказчиков, но почему именно нас она выбрала? Мадам Ландерс и меня? – Баронесса узнала, что глава Sûreté переехал в деревню неподалеку. Она в некоторой мере была снобом, и ей понравилась мысль о том, что кто-то столь известный будет исполнять ее завещание. И еще она надеялась, что вы не позволите ее семье своевольничать. Откровенно говоря, ее следующим пожеланием была королева, а за ней – папа римский. Но, узнав про вас, – Кейти повернулась к Мирне, – она тут же согласилась, что вы будете идеальны. – Старший офицер полиции и уважаемый психотерапевт, – сказала Мирна, кивая. – Что ж, в этом есть смысл. – Вы психотерапевт? – сказала Кейти. – Нет, мадам Зардо явно сказала баронессе, что вы уборщица. Поэтому она и согласилась на вас. Человек, который ее поймет. Мирна сердито сощурилась: попробуйте мне кто-нибудь засмеяться. Арман единственный не улыбался. – А кто подсказал баронессе сменить душеприказчиков? – спросил он. – Я уже говорила, нотариус не согласился менять ее первое завещание… – Да, это я уже слышал. Но кто-нибудь здесь знает, что можно сменить душеприказчиков? Он оглядел присутствующих, все они до одного отрицательно покачали головой. Включая и Бенедикта. Который резко сжал пальцы в кулак, после чего перестал двигать головой. – Позвольте мне спросить еще раз, – сказал Арман. – Как пожилой женщине, предположительно с начинающейся деменцией, могло прийти в голову даже хотя бы просто спросить о душеприказчиках? После паузы Кейти ответила: – Это моя идея. Я нашла такую возможность и предложила ей. Баронесса согласилась, что попробовать стоит. – А выбор душеприказчиков? – Это она сама решила. Эти слова повисли в воздухе, обретая запах лжи. Арман позволил паузе затянуться, наконец заговорил: – Включая и Бенедикта? Рейн-Мари внимательно наблюдала. Не за Кейти – за Арманом. Она следила, как он с чуть ли не пугающей вежливостью выбивал подпорки из рассказа, пока тот не рухнул. – Это была моя идея, – призналась Кейти. – Вообще-то, баронесса хотела назначить меня, но я сказала, что ничего не получится. Как только узнают, что девичья фамилия моей матери Киндерот, ее семья обвинит меня во влиянии на баронессу. Жан Ги вскинул брови, но предпочел не высказывать ту мысль, которая у всех в комнате была на уме. – Ну и тогда мы решили назначить душеприказчиком вместо меня моего бойфренда, – сказала Кейти. – Я за него могла поручиться: он честный, добрый и будет поступать как надо. «И делать то, что она ему говорит», – подумал Жан Ги. – Но вы ушли от него, – заметила Рейн-Мари. – Так нам Бенедикт сказал. – Так мы решили заранее, – ответила девушка. – Чтобы никаких связей не обнаружилось. Даже нотариус не знал. – Значит, на самом деле вы не порвали отношения, – сказал Бенедикту Жан Ги. – Ты только вид делал. Еще одна ложь. Слой за слоем. Ложь за ложью. Чтобы прикрыть гнойную истину. До которой они еще не добрались. – Неужели вы думали, что мы не обнаружим? – спросил Арман. – Я не думала, что кто-то будет вообще задавать вопросы, – ответила Кейти. – Мы не думали, что делаем что-то плохое, – сказал Бенедикт. Арман посмотрел на него: – Одно из универсальных правил состоит вот в чем: если тебе приходится лгать, значит ты делаешь что-то плохое. – Вы сказали мне, вам нравится моя шапка, сэр, – сказал Бенедикт, глядя на Гамаша. – Вы мне солгали? Вопрос и безошибочно узнаваемый вызов в голосе некоторое время оставались без ответа – Гамаш отвечал на взгляд молодого человека, оценивая его заново. – Я высказал свое мнение, – ответил Гамаш. – Не факт. Если вы лжете в том, что касается фактов, значит что-то не так. А вы двое просто погрязли во лжи. Неужели вас так уж удивляет, когда мы сомневаемся в ваших словах? – Чтобы помогать пожилой женщине, требуется немало сил, – сказала Мирна. Гамаш, не сводивший глаз с Бенедикта, согласился, хотя слово, которое пришло ему в голову, было не «сил», а «предварительного обдумывания». – Я не просто ей помогала, – сказала Кейти. – Я видела, что принесла эта вражда моей матери, моей тетке, моим бабушке и деду. Мне. Всю жизнь проводить в мыслях о том, что ты могла бы и должна бы жить лучше? Думать, что нас обошли Баумгартнеры. Ждать какого-то судебного решения с другого континента? Которое сделает нас счастливыми. Это было ужасно. – Она положила руку на живот, словно ей стало нехорошо; Бенедикт накрыл ладонью ее колено. – Я согласна с бароном и баронессой, – продолжила она. – Вражда должна закончиться. – А заодно и обеспечить получение наследства независимо от решения суда в Вене? – спросил Арман. В этом вопросе ее мужа, обратила внимание Рейн-Мари, чувствовалось значительно меньше вежливости, чем в предыдущих. Но в конечном счете ведь эти люди сегодня оказались здесь не на вечеринке. – Мы оба знаем, месье, что никакого наследства нет, – сказала Кейти. – Ведь сколько времени прошло. Да одни судебные издержки могли съесть все, я уж не говорю о том, что нацисты сделали с собственностью, принадлежавшей евреям. Ничего, кроме ненависти, я бы не унаследовала. А мне ненависть не нужна. Ни мне, ни моей семье. Арман посмотрел на молодую женщину, недоумевая: неужели у нее и в самом деле иммунитет к семейной чуме? Ползучей болезни ненависти. Этому вьюнку в саду. Бенедикт гладил руку Кейти, это был жест поддержки и любви. – Но всего ваши слова не объясняют, – сказал Арман. – Мы, как душеприказчики, должны исполнять положения завещания. А не делать то, что нам кажется справедливым. – Поэтому она написала письмо, – сказала Кейти. – Какое письмо? – спросил Арман. – Баронесса написала письмо для передачи ее старшему сыну после оглашения завещания. В письме она объясняет все. – Почему письмо написано для него, а не для нас? – спросила Мирна. – Она не хотела, чтобы ее дети узнали об этом от чужих людей, – сказала Кейти. – И она думала, он поймет. – Поймет раздел состояния? – спросил Жан Ги. – Поймет, что вражду нужно прекратить.