Королевство

– Без подробностей, – сказала Шеннон.

– Рой, наверное, лучше меня помнит.

– И что, все на этом и закончилось? – не поверила Шеннон. – Вы же последними видели его живым, почему вас не допросили?

– Допросили, – сказал я, – приезжал ленсман из соседней деревни, он с нами и беседовал. Мы ему всю правду рассказали – мол, да, Ольсен интересовался, как у нас дела после гибели родителей, потому что человек он был заботливый. Ну, тогда-то я не говорил «был», потому что вроде как считал его живым, хотя все понимали, что он утопился. Один свидетель, у которого дача неподалеку от Ольсена, сообщил, что слышал, как Ольсен уже затемно приехал на дачу, завел лодку, а потом, кажется, до него донесся какой-то всплеск. Уверен он не был, но нырнул пару раз возле берега – тело искал. Но ни… ничего не нашел.

– И они не опешили, что тело так и не обнаружилось?

Я покачал головой:

– Принято считать, будто утопленники рано или поздно всплывают на поверхность. Их выбрасывает на берег, и затем кто-нибудь на них натыкается. Но это, скорее, исключение, как правило – они исчезают навсегда.

– Так что тогда его сын знает такого, о чем мы не знаем? – Шеннон сидела между нами и повернулась сперва ко мне, а потом – к Карлу.

– Вероятно, ничего, – ответил Карл, – следов мы не оставили. А если и оставили, то дождь, морозы и время их давно уничтожили. По-моему, он весь в отца – ухватился за нераскрытое дело и никак не бросит его. Для его отца таким делом был «кадиллак» там, внизу, а для Курта – его собственный отец, который бесследно исчез и никакого письма не оставил. Вот он и ищет ответа, а ответа нет. Согласен, Рой?

– Возможно. Но прежде я не замечал, чтобы он тут что-то вынюхивал. Почему, интересно, он начал только сейчас?

– Может, потому, что я домой вернулся, – предположил Карл, – а я был последним, кто видел его отца. Прежде мы с ним учились вместе, я был пустым местом, но потом в местной газете напечатали, что в Канаде я чего-то добился. И возомнил, что спасу эту деревню. Иначе говоря, я крупная дичь, а он охотник. Вот только из оружия у него только интуиция, подозрение, что тут что-то не так. Почему его отец пропал сразу после встречи со мной? Поэтому, когда я вернулся домой, прежние подозрения ожили. Прошли годы, он посмотрел на все с высоты прожитого времени и научился не пороть горячку. И он начал догадываться. Если его отец не в озере, то где? В Хукене – так он думает.

– Возможно, – снова согласился я, – но он что-то нарыл. Поэтому он так и рвется в Хукен. И ведь доберется.

– Ты же говорил, что Эрик Нерелл написал заключение, в котором не рекомендует спускаться туда из-за риска камнепадов? – уточнил Карл.

– Да, но когда я спросил Ольсена, тот сказал «посмотрим», причем дерзковато. По-моему, он нашел, как это обойти. Но что, интересно, он там ищет?

– Он думает, что труп спрятан в идеальном месте, – Шеннон закрыла глаза и запрокинула голову, словно решила загорать под луной, – и полагает, что вы спрятали его в багажнике машины – там, внизу.

Я взглянул на нее сбоку. В лунном свете лицо у нее сделалось таким, что глаз не отвести. Может, тогда, на вечеринке, Эрик Нерелл тоже почувствовал нечто подобное? Да нет, он-то видел просто телку, с которой можно по-быстрому перепихнуться, а вот я… а кстати, что же такое видел я? Ту, что не походила ни на одну из птиц, встречающихся у нас в горах. Шеннон Аллейн Опгард принадлежала к роду соловьев – они, подобно самой Шеннон, маленькие, некоторые из них меньше колибри, и они быстро учатся подражать пению других птиц. И еще они легко приспосабливаются: к зиме некоторые даже меняют расцветку и оперение, сливаясь с окружающим пейзажем. Шеннон уже говорила «опешить» и «мы спрятали его в багажнике», и выходило это у нее, будто так все и было на самом деле. Она без малейших колебаний приспособилась к месту, в котором оказалась. Меня она назвала братом, даже не задумавшись. Потому что теперь мы стали ее семьей.

– Точно! – воскликнул Карл. Видать, это словечко он подцепил, пока был в отъезде. – И если Курт так считает, надо помочь ему спуститься вниз – пускай увидит, что ошибается, и уймется. Мы замутили проект, в котором нам нужна поддержка всей деревни, – нельзя же, чтобы нас непонятно в чем подозревали.

– Может, и так. – Я почесал щеку. У меня вроде и чесалось не особо, но иногда такие жесты помогают задуматься о том, о чем ты еще не думал, и именно такое чувство у меня и возникло, будто я чего-то не учел. – Но мне б хотелось узнать, что он там собирается делать.

– Так спроси его, – предложил Карл.

Я покачал головой:

– Когда Курт Ольсен и Эрик Нерелл тут были, Курт врал – мол, он расследует автокатастрофу, а к его отцу это отношения не имеет. Так что карты он раскрывать не собирается.

Мы немного посидели молча. Капот под нами постепенно холодел.

– Может, этот Эрик видел его карты, – проговорила Шеннон, – и расскажет нам.

Мы посмотрели на нее. Она по-прежнему не открывала глаз.

– С какой стати ему рассказывать-то? – спросил я.

– Да с такой, что ему это будет выгоднее, чем не рассказывать.

– В смысле?

Она повернулась ко мне, открыла глаза и улыбнулась. Влажные зубы поблескивали. О чем она толкует, я, разумеется, не понял, зато понимал, что она, как и мой отец, живет в убеждении, будто семья – это главное. Семья выше закона. Выше всего человечества. И с одной стороны мы, а с другой – весь этот быдляк.





16




На следующий день ветер переменился.

Утром, когда я спустился на кухню, Шеннон стояла возле печки, скрестив на груди руки. На ней был мой старый шерстяной свитер. Смотрелся он нелепо и не по размеру, и я решил, что собственные свитеры с высоким горлом у нее закончились.

– Доброе утро, – поприветствовала она меня. Губы у нее были бледные.

– Ты что-то рано. Как дело продвигается? – Я кивнул на разложенные на столе чертежи.

– Так себе, – она подошла к столу и собрала рисунки, я так и не успел ничего разглядеть, – но даже средненькая работа – это лучше, чем когда лежишь, а тебе не спится. – Шеннон сложила рисунки в папку и снова отошла к печке. – Скажи, это вообще нормально?


– Нормально?

– В это время года.

– Ты про холод? Да.

– Но вчера…

– И так, как вчера было, – это тоже нормально, – я шагнул к окну и посмотрел на небо, – в том смысле, что погода тут быстро меняется. Это же горы.

Она кивнула. Видно, привыкла, что одним-единственным словом «горы» принято объяснять все, что угодно. Я заметил, что кофейник стоит на конфорке.

– Свежий и горячий, – сказала она.

Я налил себе кофе, посмотрел на нее, но Шеннон покачала головой.

– Я все думаю про Эрика Нерелла, – снова заговорила она, – у него ведь жена беременная, да?

– Ага. – Я отхлебнул кофе. Вкусный. Впрочем, не знаю, принято ли считать такой кофе вкусным, но мне как раз такой и нравится. Значит, она запомнила, как я варю себе кофе. Ну, или у нас одинаковые вкусы. – Но по-моему, нам у него что-то выведывать не к спеху.

– Правда?

– Похоже, скоро снег пойдет.

– Снег? – недоверчиво переспросила она. – В сентябре?

– Если повезет.

Она медленно кивнула. Сообразительная девушка, она сразу все поняла. Снег означал, что чего бы там Курт Ольсен в Хукене ни искал, но теперь и спуститься, и искать ему будет намного сложнее.

– Но он и растаять может, – сказала Шеннон, – тут же все так быстро меняется, – она сонно улыбнулась мне, – в горах.

Я усмехнулся.

– Я думал, в Торонто тоже холодно, – сказал я.

– Да. Но мы жили в таком доме, где, пока на улицу не выйдешь, холода не ощущаешь.

– Все наладится, – пообещал я, – такие дни, как сегодня, – хуже всего. Ветер дует с севера, и первая изморозь. Зимой снега будет много и слегка потеплеет. Но хотя мы начали топить, прогреется дом не сразу, а через несколько дней.

– А пока он не прогрелся, – начала она, и я увидел, что она дрожит, – мы будем вот так мерзнуть?

Я улыбнулся и отставил чашку:

– Помогу тебе согреться. – И я шагнул к ней.

Наши взгляды встретились, она едва заметно отшатнулась и крепче стиснула скрещенные на груди руки, а на ее бледных щеках заполыхал румянец. Я склонился к печке и открыл дверцу – огонь и правда почти угас, потому что поленьев туда положили слишком много и чересчур больших. Вытащив самое крупное, уже задымившееся полено, я положил его на пластину перед печкой, взял меха и вернул огонь к жизни, так что, когда я закрыл дверцу, внутри уже весело полыхало.

Едва я успел выпрямиться, как в кухню вошел Карл – полуодетый, со всклокоченными волосами. Широко улыбаясь, он сжимал в руке телефон.

– Муниципалитет разослал повестку дня. Мы – первый пункт.



На заправке я попросил Маркуса выставить лопаты для снега, скребки для льда и канистры с антифризом – все это я заказал пару недель назад.

Я развернул «Ус блад»: первый разворот был посвящен предстоящим выборам в муниципалитет, но на нем упоминалось и о собрании инвесторов в доме культуры. А внутри статья про собрание занимала целую страницу и сопровождалась двумя большими фотографиями. На одной – полный зал публики, а на другой – Карл с широкой ухмылкой приобнял за плечи Ю Оса. Выглядел старый мэр слегка удивленным, будто его застали врасплох. Сперва Дан Кране рассказывал о новом отеле, но нравится ему эта идея или нет, понять было сложно. Точнее говоря, в глубине души ему хотелось смешать нас с грязью – это читалось между строк, особенно когда он упомянул об одном анонимном источнике, который называл наш проект отелем-СПАльником и утверждал, будто деревенские цепляются за него как за соломинку. Уверен, что источником этим был сам Дан Кране. Но он, ясное дело, оказался между молотом и наковальней: начни он расхваливать отель – и получится, что он использует газету, чтобы поддержать собственного тестя. А начни он нас ругать – и станет ясно, что он решил отомстить бывшему парню своей жены. По-моему, быть журналистом в деревенской газете – дело непростое.

В девять начал накрапывать едва заметный дождик – я посмотрел на Козий поворот и понял, что там, наверху, это не дождь, а снег.

В одиннадцать снегом засыпало уже всю деревню.

В двенадцать в магазинчик зашел директор по продажам.

– А ты, я вижу, как всегда, подготовился заранее, – ухмыльнулся он, когда очередной покупатель с лопатой направился к выходу.

– Мы же в Норвегии живем, – сказал я.

– У нас к тебе предложение, – сказал он, и я решил, что он навесит на нас очередную кампанию.

Нет, против кампаний я ничего не имею, восемь из десяти проходят вполне удачно – они там, в головном офисе, дело свое знают. Однако, когда по всей стране запускают спецпредложение: зонтик плюс волейбольный мяч или хот-дог в испанском стиле и бутылка пепси, – вот это они зря. Им бы изучить получше местное население – его потребности и покупки.

– Тебе скоро из руководства позвонят, – сказал директор по продажам.

– Ясно.