Коронованная звездами

Он не сказал этого вслух, но я поняла: «Иначе пиши пропало».

Далеко ли нам еще идти?!

Другой язык, глянцево-черный, толщиной с руку, шарит по груди Лиама, жадно, как рука растерявшей стыд женщины.

– Мягко, – произносит Лиам, глядя мне в глаза. Он отстраняет язык, легонько, почти нежно. И как он двигается! Будто танцует под музыку, которая слышна одному ему. Языки тянутся к Лиаму, а он отстраняет их свободной рукой так плавно, словно это часть разученного танца.

– По виду не скажешь, – Лиам улыбается мне, – но это просто камни. Они гораздо крепче и сильнее нас. Победить их можно только тем, чего у них нет. Тем, чего они не знают и не понимают. Пока мы двигаемся плавно и мягко, они не могут стать тверже и жестче.

– Как кинетический пластилин, – лепечу я, стараясь расслабиться. Больше не стискиваю панически ладонь Лиама. Просто держу его за руку: кажется, так он в безопасности.

– Понятия не имею, что это, но да, ты права.

Слежу за движениями Лиама, пытаюсь почувствовать музыку, которую слышит он. И начинаю понимать. Плавно уворачиваюсь от языков – там пригнусь, здесь переступлю. Двигаюсь в едином темпе. У меня получается! Это же как ката в кэндо.

Сразу два языка тянутся к Лиаму! Чтобы оттолкнуть их, нужны обе руки. Приходится ему отпустить мою ладонь, иначе никак… Миг – и я снова на грани срыва. От уверенности не осталось и следа. Глубоко дышу, пытаясь сосредоточиться. И слишком поздно замечаю тонкий серый язык, змеящийся в пыли на земле. Он почти рядом с моей ногой. Изогнувшись, язык приподнимается. Так, медленно – психовать нельзя! Но язык словно знает о моих страхах. Он обвивает мою лодыжку, почти сжимает смертельными тисками. Низко наклонившись – осторожно, проход очень узкий! – стряхиваю этот язык, делаю шаг вперед. И вижу, что у моей головы извивается раздвоенный язык, он гораздо проворнее других… Увернуться без резких движений не получится, а язык тянется прямо к моему лицу! В ужасе вскидываю руку, чтобы его оттолкнуть. И тут же вижу свою ошибку: слишком резко! По силе язык превосходит меня во много раз. Он медленно, грубо прижимает мне руку к лицу: пальцы упираются в щеки, а он своими двумя концами скользит по моим вискам. Язык хочет обхватить мою голову! Дергаю свободной рукой – нет, чересчур поспешно. Не получается! Язык засекает скорость руки и движется точно с такой же быстротой. Обоими концами он торопливо обвивает мое лицо, закрывая мне глаза…

– Спокойно. Иди дальше. Медленно.

Сознание ускользает, но будто цепляется за голос Лиама, как утопающий за соломинку. Делай, что он велит. Вдох-выдох.

– Все в порядке, – шепчет Лиам. – Вот такие уж они. Но у нас все под контролем, Майлин. Как и всегда.

Лиам касается уголка моего рта, скользит пальцами по щеке, заставляя каменный язык ослабить хватку. Но в отличие от других языков, этот так просто не отлепишь. Извиваясь змеей, он пытается ухватить пальцы Лиама. Тот перетаскивает его с левой руки на правую, затем обратно на левую… Похоже на какую-то игру, однако я чувствую, что ситуация накаляется. Этот каменный язык не такой, как прочие. Он умнее. Проворнее. Злее.

Стоять на месте Лиаму нельзя. Он идет дальше, медленно вытягивая мускулистую левую руку, обвитую языком. Теперь Лиам не дотягивается до него правой. Раздвоенный язык ползет выше, тянется к плечу. Черные спирали на светлой коже… Но и я не топчусь на месте, я теперь оказываюсь близко к Лиаму. Схваченная языком рука – вот она, прямо передо мной.

– Майлин, – тихо зовет Лиам.

Мне хочется разрыдаться. Не могу! Не знаю как! У меня не получится!

– Майлин, обойди меня. Места хватит, и мы почти дошли. Прямо за следующим поворотом…

Нет. Нет-нет-нет-нет! Проклятый лжец! Мы не справимся… Я, может, и выберусь отсюда, если послушаюсь Лиама. Но как же он?..

– Вот такие уж они, – дрожащим голосом повторяю я слова Лиама. – Но у нас ведь все под контролем?

Тянусь к языку, рука бешено трясется. Не смотрю на язык, взгляд прикован к Лиаму: его лицо искажено мукой, руку растянуло слишком сильно… Язык неотвратимо ползет к его плечу, сжимает, впиваясь в кожу. Лиам смотрит на меня, и черты его лица разглаживаются, хотя монстр причиняет ему дикую боль.

– Как и всегда, – шепчет он.

Во всем белом свете не найти лжеца лучше Лиама. Но сейчас мне так хочется ему верить! Касаюсь его руки: я больше не дрожу. Не смотрю на язык. Смотрю только на Лиама. Глажу его по плечу, будто нет и не было никаких каменных языков и голодных скал. Будто нет и не было никакой лжи. Есть только Лиам и Майлин.

Не встречая сопротивления, пальцами нащупываю пульс Лиама. Скольжу дальше, к ладони, и тут понимаю: у меня получилось! Язык липнет к моим пальцам. Лиам свободен, можно идти дальше! Позволяю языку скользить то по одной руке, то по другой, как это прежде делал Лиам, но не даю ему обвиться. Полностью сосредоточившись на языке, я иду спиной, вслепую. Лиам заботится о том, чтобы другие языки держались от меня подальше. Мы не пререкаемся. Спокойно и хладнокровно он говорит мне, когда нужно пригнуться, когда переступить через камни, а когда увернуться. Следую за ним, в голове пусто, ни о чем не думаю. Словно мы уже сто раз так делали. Мои руки живут отдельной жизнью, играют с раздвоенным языком. Какой длинный, просто ужас! Но и он не бесконечен.

Вдруг стало светло и тепло. Язык задрожал, дернулся и исчез в скале так неожиданно, что я вскрикнула. Просто пялюсь на серую от пыли Тропу, Принадлежащую Камням. Воет ветер. Что-то не так… Мы остановились. Мы замешкались! Прошу, не надо! Я опять дрожу всем телом.

Лиам хватает меня за плечо, разворачивая к себе. В глазах ни тени насмешки, хладнокровия, спокойствия. Он глядит на меня так, словно я из лучших побуждений сотворила что-то кошмарное. А затем произносит одно-единственное слово, которое бесит больше всего на свете:

– Спасибо.

И только сейчас до меня дошло: мы справились! Скалы остались позади, камни больше не навредят нам!

Тут самообладание меня покинуло. Ноги подкосились, и я, не устояв, рухнула на колени рядом с поросшей мхом скалой. Мы справились… Неудержимым потоком нахлынули тревога, страх, паника. Из глаз брызнули слезы – я плачу навзрыд. Прильнув к покрытой мхом скале, уткнулась лицом в ладони. Будто это поможет остановить истерику! Никак не могу успокоиться: произошло так много всего! Меня трясет, взять себя в руки не получается…

Скорее чувствую, чем вижу, что Лиам садится рядом. Он гладит меня по спине, но это не помогает, совсем, совсем не помогает!

Мы могли погибнуть. Да мы чуть не погибли! В который раз? И Лиам! Прямо у меня на глазах…

Как он мог?..

Лиам прижимает меня к себе, заключает в крепкие объятия.

– Это не поможет! – сквозь душащие рыдания лепечу я. – Не могу успокоиться!

– И не нужно, – шепчет он.

Лиам просто обнимает меня, не говоря ни слова.

Но вот я выдохлась. Тело как свинцом налилось. Панику я всю выплакала. Дыхание выравнивается, я больше не реву.

Лиам зашевелился, чувствую, как он скользит губами по моим волосам, по лбу. Он целует рядом с бровью, и тут чувствую невероятное облегчение. Мы выжили. Мы оба.

Повернув голову, я неожиданно для самой себя касаюсь губами его губ; Лиам замер. Прядь волос упала ему на лицо, я убираю ее в сторону. Что за странное чувство! Одновременно хочется и плакать навзрыд, и громко смеяться, и не делать ни того ни другого. На ум приходят слова – смысла в них никакого, но хочется их сказать. Здесь и сейчас.


– Ты медлишь, Лиам Салливан, – шепчу я ему в губы. – Но в Лиаскай нельзя медлить, никогда…

Не знаю, кто кого поцеловал – Лиам меня или я его, а может, мы поцеловали друг друга одновременно. Этот поцелуй… он совсем не похож на первый. Ни тени осторожности – ни у нас на губах, ни в наших сердцах. Первый поцелуй – это нерешительное исследование, готовность в любую секунду отступить. Это робкий вопрос, и для продолжения нужен ответ.

Наш поцелуй другой. Мягко и нежно? О нет, ровно наоборот.

Поцелуй отчаянный и мучительный. На вкус он как решение. Безумное решение, поспешное и опрометчивое, возможно, даже неверное, но неизбежное, принятое здесь и сейчас. Да и какое значение имеют Здесь и Сейчас в этом мире, где любой неправильный шаг может стать последним?

Лиам – вот что имеет значение. В этот миг только Лиам.

Лиам погладил меня по волосам, точнее, попытался. Но затем собрал пряди в горсть, и мне почти больно, но я безумно рада этой тянущей боли, потому что чувствую: я – жива! Запустив руки под рубашку Лиама, чувствую, как сильно бьется его сердце. Стук под мягкой кожей… Как я счастлива!

Но все не так просто. Не знаю почему, но меня охватывает ярость. Несмотря на это всепоглощающее счастье, глубоко в душе я вне себя от гнева. Целую Лиама все сильнее, жарче, прижимаюсь к нему как можно ближе, но этого мало!

Мы выжили. Мы оба!

С этой мыслью отталкиваю Лиама от себя, отрываюсь от его губ, хотя и с неохотой. Гляжу на него. И что-то в его лице – это счастье, раздражение, облегчение, влюбленность? – напоминает мне о нашем путешествии в Рубию. Питер из Нетландии.

– Мы выжили, – говорю я.

И что, разве это неправильно? Но глаза у Лиама все еще блестят, а уголок рта дергается.

Глаза Лиама блестят. Он усмехается уголком рта.

– Как и всегда.

Нет времени на раздумья, все и так ясно! Отдернув руки, я сжимаю кулаки и со всей дури бью Лиама в грудь. Он невольно отшатывается, хватая ртом воздух. Видеть не могу его растерянное лицо, лучше отвернусь. Смотрю на бесцветную тропинку, ведущую через скалы. На эту треклятую Тропу, Принадлежащую Камням.

– Лиам Салливан – или кто ты там, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Это тебе за то, что скрывал от меня.





Глава 30




Еще добрый час мы перебираемся через котловину. Лиам объяснил, что в деревню ведут всего два пути. Первый – это Тропа, Принадлежащая Камням. По второму пути идти гораздо легче, но лежит он через Море Семи Жизней, поэтому открыт он лишь в новолуние. Деревня, по словам Лиама, кормит себя сама и ни от кого не зависит. Извне приходят только люди да животные.

Слушаю Лиама, ограничиваясь междометиями «хм» или «ага». Я не разговариваю с Лиамом не потому, что хочу его наказать, нет, это получается само собой. В голове проносится столько мыслей, а в груди теснится столько чувств! Пытаюсь разобраться, что к чему.

Лиам помогает мне не задаром. Нельзя ему доверять. Он лжец!

Какие горькие слова… Стереть бы их, словно грязь. Просто позабыть, потому что все – неправда, злой наговор. Но это слова самого Лиама Салливана! А он не будет преуменьшать, не в его это духе. Да, Лиам честно сказал, мол, путь в деревню очень опасен. Он и про Жадные леса так же говорил! Однако с тем, что было в скалах, Жадные леса не сравнятся!

Лиам. Что он за человек такой? Просто не понимаю его! И никак не получается выбросить из головы наш поцелуй. Все еще чувствую покалывание в губах, вкус поцелуя на языке… Вернуть бы тот миг. Дурацкий поцелуй, теперь все стало сложнее! Почему было так хорошо? Так правильно? Почему я с мучительной тоской жажду вернуть то, что сама же грубо прервала?

«А ты думаешь об этом?» – мысленно спрашиваю я Лиама. Но всякий раз, когда ловлю его взгляд, вижу только то, что он сказал после поцелуя: «Прости. Это было ошибкой».



Перед нами раскинулись поля, словно ковер, сшитый из разноцветных лоскутков – золотых, желтых и коричневых. Узнаю овес, пшеницу, кукурузу, но большая часть местных злаков мне неизвестна.

– И это все на одну деревню?

Лиам, кажется, удивлен, что я с ним заговорила.

– Да, для людей и скота.

Он указывает куда-то вдаль, и, прищурив глаза от яркого солнца, я вижу пастбища.

Вот показались первые дома – милые маленькие хижины. К нам бегут дети, они встречают Лиама громким: «Привет!», а на меня недоверчиво поглядывают.

– Ну, что скажете, – обращается Лиам к детям. – Мне идти домой? Или лучше повернуть обратно?

Дети загалдели, советуясь друг с другом, а Лиам шепчет мне:

– Если хочешь что-то выяснить – спроси об этом детей. Они любопытны и знают все-все.

– Тебя исключат из Совета Общины, – сообщает наконец самая старшая девочка. – Но Пит сказал, что этим они окажут тебе услугу.

– Пит? – удивленно переспрашиваю я.