Краденое счастье

— Я не решусь. Найдите кого-то другого.

Никогда я не решусь на это. Она сумасшедшая и… и почему решила, что я способна на такое пойти ради денег? Что со мной не так? Как я выгляжу, что мне предлагают такие чудовищные вещи. То этот ублюдок-знаменитость, то эта размалеванная инстаграмная красавица.

Домой к Ане я ехала в переполненном автобусе в каком-то ступоре. Я не знала, что мне теперь делать… не знала, как говорить с Димой-лжецом и… что теперь с нами будет? Мой мир, выстроенный в идеальную семью, где все счастливы и жена лепит пироги по воскресеньям, а муж гуляет с детьми во дворе, вдруг стал выглядеть совершенно иначе… Он попросту исчез. Его не стало… как и нашей квартиры, из которой нас вот-вот выселят. Как он мог так подло мне лгать? Каааак?

Меня скручивало от боли и от отчаянья, от полной растерянности и неизвестности. Едва мне открыли дверь, как я набросилась на Диму, я схватила его за шиворот и закричала, глотая слезы:

— Куда ты дел все деньги, Дима? Зачем лгал мне?

Вначале он опешил, пытался меня оттолкнуть, пятился назад.

— Ты же… ты же их проиграл, да? Все это время ты спускал мои деньги? Ты… ты родительскую квартиру просто проиграл… да? Все наши деньги… ты обокрал меня, Димаааа! Нас обокрал!

— Я все объясню… все объясню. Так получилось. Я бы все вернул. Эй! Успокойся! Прекрати истерить! Ты че?!

— Что вернул? Чтооо? — меня било в истерике, я не могла успокоиться. — Тыыыы… ты же обещал, что расплатимся и… и ребёночка родим… тыыы…

— Какого ребёночка? Какая из тебя мать? Ты на работе и дня продержаться не можешь!

— Ты… я больше не хочу с тобой жить! Я хочу развестись! Хочу… хочу сама жить!

— Сама? — впился мне в плечи и сильно тряхнул. — Значит, когда я в дерьме, сама хочешь жить? А когда жрала за мой счет, не хотела?

— Отпусти… я сейчас же уйду! Ты сам этого добивался, когда врал мне! Сам разбирайся со своими проблемами… сам! Ты… ты лгал мне, лгааал!

— Да! Бл*дь, лгал! Чего орешь, сучка?! — и ударил меня по лицу так, что я отлетела к стене. — Проиграл и перед тобой отчитываться не намерен! Не пойдешь никуда. На работу устроишься, и долги выплачивать будем! Орет она!

Аня выбежала с Гошей и громко закричала, стала между нами, но Дима уже опомнился. Его лицо приобрело осмысленное выражение, а я закрылась руками и сжалась в комок возле стены. Потом он резко вышел на кухню, а Аня подошла ко мне, опустилась на корточки.

— Ты… ты как? Божеее… он совсем с ума сошел. Это безденежье кого угодно сведет с ума. Подожди, я малого в манеж посажу, и выйдем на балкон. Вам обоим надо успокоиться.

Она закурила, а я приложила лед к синяку на щеке и закрыла лицо руками, чувствуя себя совершенно опустошенной и разбитой. Вспоминались слова мамы… «Один раз ударил — значит, ударит снова!». Что мне делать теперь? Кому верить?

— Шурка тоже иногда злится вот так… молчать в этот момент надо, под руку не кидаться.

— Он все наши деньги проиграл. Квартиру… ее заберут судом. Он за нее не платил.

По щекам покатились слезы. Вспомнились похороны отца и то, как родители мечтали, что у нас будет своя квартира… внуков понянчить. Мечтали, чтоб я была счастлива. И в погоне за этим счастьем я ведь что-то упустила… а теперь могу только рыдать и прикладывать лед к синяку.

— Да… жуть. Совсем с ума сошел, я ж говорю. Еще и долги тебе на голову свалятся. Квартира ж на тебя записана.

Я раскачивалась из стороны в сторону, ничего не видя из-за слез.

— Я… я… мне сегодня такое предложили… такое. Мир действительно с ума сходит.

Рассказала Ане про ту женщину и про ее предложение, а сама словно видела перед собой ее лицо, то, как плечами пожимала снова и снова, и руки ее холенные с маникюром и длинными, острыми ногтями. Кто-то о ребенке всю жизнь мечтает, а кто-то может просто его купить…

— Охренеть! Так и сказала — купить ребенка?

Я кивнула и взяла у нее сигарету. Сделала затяжку и вернула, закашлялась. Никогда не курила, и всякий раз, когда пыталась, душил кашель.

— Я отказалась…

— Понятно. У богатых свои причуды. Надо же… купить ребенка. Ааа с Димой, что думаешь? Поговорить бы вам обоим. Я вечером предложу Шурику с малым к маме съездить. Втроем. А вам бы наедине все спокойно обсудить.

— Нет! Я домой пойду… Не останусь здесь больше.

— А коллекторы? Встретят еще и тебя изобьют!

— Не изобьют. Это не мои долги. Я с ним не останусь. Он мне так подло лгал… Ань, как же это подло. Я верила ему!

Дверь балкона резко открылась, и я увидела Диму. Он бросился ко мне, пытаясь схватить в объятия.

— Таточка… ну прости. Прости. Бес попутал. Прости, моя девочка. Ну проиграл… проиграл. Мы что-то придумаем… Таткаааа!

Оттолкнула его от себя, уворачиваясь, выскочила с балкона, подхватила на ходу сумочку.

— Таткааа! Ну куда ты пойдешь? Там опасно!

— С тобой не лучше!

Пошла к двери, но он хватал меня за руку, пытался остановить, выскакивал вперед и на лице раскаяние, страх и… и что-то мне непонятное. Мне вообще сейчас казалось, что я этого человека никогда не знала.


— Не делай глупости. Ну хочешь, я себе руку отрублю? Хочешь, суну ее в огонь? Таточка моя!

Но мне надо было побыть одной. Успокоиться, остыть. Он еще долго кричал что-то вслед, а я поймала такси на последние деньги, которые прятала на черный день у Анны. Кажется, для меня эти черные дни уже настали.

Таксист привез меня к самому подъезду, я расплатилась и, кутаясь в плащ, пошла к двери подъезда. У обочины стоял черный массивный автомобиль с тонированными стеклами, я никогда не разбиралась в марках машин. Только отметила, что машина красивая. Вытирая слезы на ходу и роясь в сумочке в поиске запасных ключей, которые мы держали у Ани с Сашей, поднялась по ступенькам. Едва собралась набрать код от домофона, на мой рот опустилась чья-то рука в перчатке. Я даже закричать не успела. Меня куда-то волоком потащили, легко приподняв, как пушинку. От ужаса все тело парализовало, и я не могла закричать, рука крепко зажимала мое лицо, мешая дышать. Меня швырнули на кожаное сиденье, хлопнула дверь, и автомобиль с ревом сорвался с места.





Глава 7




Он посмотрел на часы со сверкающими по кругу циферблата мельчайшими алмазами и тихо выругался. Долго везут, ублюдки. Сколько там должно занять времени, схватить эту дрянь и доставить в клуб.

У него трещит голова, и шов слегка кровоточит. Но ему плевать. Тело привыкло к травмам, ударам, переломам. Прошелся по полутемному ВИП помещению с зеркальным потолком, отражающим темно-синий пол из начищенного до блеска мрамора. Бросил взгляд на цветы, стоящие в огромной красной бархатной коробке, и ощутил, как покалывает ладони.

Он не помнил подобного ощущения с того момента, как впервые должен был встретиться с тренером, от которого зависела его дальнейшая карьера. В груди что-то печет, сжимает ее тисками. Он пока не решил, чего хочет от строптивой русской девки. Однозначно наказать… Он еще не придумал, как именно, и понять не мог, что ж его в ней так зацепило. Еще там на дороге. Посмотрел в широко распахнутые глаза, так напоминающие голубые опалы, прозрачные, чистые, удивленные, и ощутил впервые это странное жжение под ребрами. Какой-то чудовищный азарт, желание схватить и держать рядом. В ее зрачках испуг, а у него ощущение, что ему глубоко насрать, что там в этих глазах. Он хочет в них смотреть.

«Сегодня ночью я буду ее трахать». И плевать, что она не проститутка. Он ее купит. Денег хватит на любой ее каприз. Здешние девки всегда продаются вопрос в цене, а для Альвареса с любой ценой нет никаких проблем. Когда-то он дал себе слово, что не будет отказывать себе ни в чем, он поклялся самому Дьяволу, что отдаст ему душу за эту возможность. И скорей всего тот забрал, потому что Альварес давно забыл, что значит что-то чувствовать.

А сейчас опять ощутил, что это такое. От ее волос пахнет ландышем и свежестью, и он тянет этот запах в себя, сжимая хрупкие плечи незнакомки. Вначале он думает о том, что ее подло слали, потом о том, что она одна из этих конченых фанаток… а потом его накрывает так, что он сам не может себе объяснить какого хера таскается с ней то в ее дом, то к ее подружке и это упоминание о муже. Тычет им при каждом удобном случае и неудобном. Было б чем хвастать. Козлом, который даже дома ее не ждал с ночной смены и не встретил в темном районе.

Уехал в отель и не мог заснуть. Думал об этой сучке, которая даже не обернулась, чтобы сказать спасибо… И не узнала его. Не просто не узнала, а в ее взгляде даже намека на узнавание не было. Вскочил с постели и набрал Гонсалеса.

— Найди мне шлюху. Нет, две шлюхи. Темноволосые и белокожие.

Его хватило бы и на троих. Секс — это дар самого Сатаны настолько оху***ный, что самый жуткий грех это им не воспользоваться и Арманд пользовался в полной мере. Когда-то сучки даже не смотрели на него, когда-то они могли ему отказать, потому что у него не было ни гроша в кармане. Он жил в подворотне и жрал с помоек, а каждую заработанную копейку вкладывал в тренировочную одежду и тренировки. Он грезил футболом, он им жил, он им дышал и бредил.

«Кровавый король» — под этой кличкой его узнал весь мир. Арманд Альберто Альварес. Внук русской эмигрантки княжеского рода. Она вышла замуж за португальского моряка, который помог ей сбежать от репрессий. За спасителя, беспощадно ломавшего ей ребра и оставлявшего кровоподтеки на ее теле. Островская говорила с сыном своей единственной дочери-шлюхи-наркоманки, почившей от передоза когда мальчишке было семь лет, только по-русски. Материла по-русски, орала на него по-русски и любила его тоже по-русски, пока не спилась и не умерла в фешенебельной багадельне. К тому времени ее внук уже давно прославился на весь мир. Знаменитый футболист, звезда, порочный зверь, жестокая тварь от которой женщины сходили с ума, бежали без оглядки и приползали обратно, как побитые собаки ползут к хозяину.

Да, он это сделал. Он вылез с помойки и стал миллиардером, заработал кровью и потом свои миллионы и перестал их считать, когда нулей стало слишком много.

— Ты похож на своего отца. Долбаного сутенера-французишку, который долбил твою мать во все щели и приносил ей героин. Трахал ее за этой вонючей стенкой, и я ни хрена не могла сказать, потому что слабая, жалкая и сама виновата. У тебя его блядские светло-карие глаза. Марина говорила, что он если бы они были синими он был бы похож на Ален Делона. Ха-ха-ха вые***те меня в зад… Ален Делон, мать вашу! Его так и называли все его конченые шлюшки. Но это лучше, чем если бы ты был похож на моего Пидора. Тогда б я не смогла тебя любить, Арманд… она назвала тебя на французский манер… любила этого подонка, погубившего ее… мою девочку… — говорила бабка, наливая себе в грязный стакан водку и осушая его залпом. Пидором она называла своего покойного мужа Педро, после того, как того пырнули ножом в очередной разборке, и он умер от потери крови прямо на улице. Она пила, как десять портовых грузчиков и материлась точно так же.

Муж сломал ей ноги, когда она хотела от него уйти и одна из них срослась неправильно. Бабка мыла полы в притоне и предлагала себя за копейки матросам, чтобы купить бутылку водки и шоколадку своему любимому внуку. От ее былой красоты остались лишь воспоминания и старые фотографии. Алкоголь, страдания, побои и лишения стерли красивые черты лица, обесценили знания пяти языков и громкую фамилию.





* * *


Он трахал их обоих, привязанных за руки к ножкам кровати, стоящих на четвереньках с оттопыренными голыми задницами кверху, скулящих, как жалкие дворовые сучки, когда он пристраивался к уже давно не узким анусам то одной, то другой шлюхи, и, взявшись руками за спинку постели безжалостно драл их на адской скорости так что пот струился по его телу ручьями. Драл и представлял себе эту… с глазами-опалами и каштановыми волосами. Драл под их вой, потому что его член был ощутим в любой раздолбанной дырке. Спасибо отцу французишке, которого отправил на корм рыбам еще десять лет назад, за такое внушительное наследство. Но даже, когда кончил в их широко открытые, жаждущие рты, не испытал никакого удовольствия. Он хотел ту… голубоглазую замужнюю скромницу. Хотел чужую женщину. Отнять и оставить себе пока не надоест. Надо найти ее и заставить точно так же стать на четвереньки, может тогда его отпустит.





* * *


Альварес вернулся к широченному кожаному креслу и рухнул в него всем весом, откидываясь на спинку и притягивая к себе рюмку с текилой. Ее привезли. Только что Гонсалес кинул ему смску на сотовый.

От предвкушения встречи затрепетали ноздри и вспенился адреналин. Вспомнил, как заметил ее в своем номере и глазам не поверил. Просто остолбенел, когда узнал. Стоит на коленях с его бумажником в руках. В дурацкой форме, облепившей ее божественное тело, достойное дорогих шелков, мехов и тончайших кружев. И эти волосы, собранные в пучок на затылке настолько туго, что ее глаза кажутся по кошачьему раскосыми, приподнятыми к вискам. Скромница, схватившая его бумажник… Конечно он знал, что она его просто уронила. Но не мог отказать себе в удовольствии поглумиться над ней за то, что не смотрит на него с открытым ртом и в ту ночь даже не подумала вознаградить его за любезность хотя бы взглядом.

Красивая, но бездарно одета, бездарно причесана и совершенно бездарно накрашена. И у него болезненно встает член, когда он думает о том, чтобы пристроиться к ней сзади и прямо сейчас войти в ее тело. Отодвинуть полоску дешевых трикотажных трусов, обнажить ее молочные складочки и с упоением вдолбиться туда на всю длину, сжимая пятерней ее пучок на затылке. Пусть сравнит его со своим недоноском. Интересно она с ним кончает?

Какая же… эмоционально вкусная, наполненная, живая. Ее злость будоражит его фантазию, и он представляет, как горячо будет трахать ее в самых разных позах.

От похоти и злости помутился разум, особенно когда сучка облила его грязной водой. Это стало тригерной точкой, отправкой к невозврату. Заломить ее руки назад и иметь так долго. Пока она не надорвет голос его именем или пока ему не надоест. Это было помешательство. Мгновенная аномальная тяга. Он не слышал ни ее отговорок, ни отказов. Только видел перед собой бледное лицо, манящие губы и пышную грудь в вырезе платья. Увидеть ее соски и спустить в трусы с уверенностью, что член встанет колом сразу же. О его неуемных аппетитах ходили легенды. Он мог трахаться сутками напролет.

Он испытывал какие-то адские эмоции из-за ее упрямства, из-за ее дерзости, из-за отказа и… и из-за упоминания о том, что она принадлежит другому. Альварес всегда брал то, что хотел и в этот раз отступать не собирался… Он уже предвкушал как войдет в нее и все же заставит выстанывать свое имя, как перед глазами потемнело…

А очнулся, мать ее, в лужице собственной крови с болью в висках, с расстёгнутой ширинкой и ощущением как ярость слепит ему глаза. Ничего… он все равно ее получит. Альваресу никто и никогда не отказывает. Он получит ее по любому. По-плохому, по-хорошему, по-всякому. И сводит скулы, мышцы, нервы от безумного желания найти дрянь и заставить пожалеть о своей выходке.

Что она там говорила о насилии? Нееет, она будет его умолять ее трахнуть.

Дверь затемненной синей комнаты распахнулась и Альварес с триумфом поднял голову, чтобы посмотреть на дрожащую девушку, стоящую на пороге.

— Здравствуй, малышка. Ну что? Поговорим о твоих долгах и о прощении?