Краденое счастье

* * *


— Итак она звалась Татьяной…

Щелкнул языком и подошел к ней. Несколько шагов, оттесняя ее к стене, заставляя облокотится об нее лопатками. В опаловых безднах мелькнул страх. Его возбуждало даже это. Неоновое освещение плясало на нежных щеках, бросало блики на радужку глаз, делая их светящимися и яркими. Они сводили его с ума. Ее глаза.

— Мне не за что просить прощения.

Руки сжала вместе так, что пальцы побелели. Одета в какое-то дурацкое платье ниже колен и бесформенное на талии, но это не мешает ему фантазировать о том, что под этим платьем и как он сорвет его через голову, чтобы обнажить ее тело.

И снова волна поднимающегося адреналина. Хочет. Он ее до чертей, до ошизения хочет.

— Верно. Не за что. Я сам виноват.

Смотрит с недоверием, готовая в любую секунду сорваться с места и сбежать. Но его люди не дадут ей и шагу ступить. Даже больше — ее устранят по его щелчку пальцев, если вдруг маленькая дурочка откроет рот, чтобы посплетничать о якобы изнасиловании. Его незапятнанное имя дорогого стоит. Ради этого имени и пиара он женился на самой красивой, изысканной и востребованной в мире моды, суке. Русской суке. Так посоветовал его пиарщик. Русские нынче в моде.

Раз в месяц он ее потрахивал, когда та особо усердно просила и одаренно сосала. Прирожденная минетчица. Ей нужно было дать титул Мисс Соска Вселенной, а не мисс Вселенная. Даже самая красивая женщина мира опускалась перед ним на колени истекая влагой и молила его о ласке… а какая-то замухрышка, оборванка возомнила из себя недотрогу и великую ценность. Ладно бы еще целкой была.

Он конечно мог бы сейчас поставить эту упрямую дуру на колени, отыметь ее, дать денег и всем закрыть рты, даже ей, возможно навсегда, но… это было неинтересно.

С Татьяной ему хотелось совсем иного. Ему хотелось получить ее по доброй воле, а потом можно и выкинуть, как использованную тряпку. Представил себе, как голубоглазая дрянь опускается на колени добровольно и преданно смотрит ему в глаза и скулы свело. Дааа, он хочет поиграть в эту игру. Арманд хочет забивать голы на этом поле самыми грязными методами.

Он ведь чувствовал, как она на него смотрела в первую встречу. Ощущал эти волны. Опытный охотник Альварес всегда чуял, когда добыча потекла. Но эта испугалась его напора. Не привыкла к вниманию. Скромница, мать ее. Ничего он попробует по-другому.

— Давай начнем знакомство иначе. Как там у вас говорят — Бог любит троицу?

— У меня нет желания с вами знакомиться. Вы похитили меня.

— Ну что ты. Всего лишь привез к себе на ужин. Добровольно ты бы не согласилась.

— А слово «нет» вам не знакомо?

— Ненужное слово, которое могу говорить только я, а не мне. Давай перейдем на «ты».

— Нет.

И бешенство лавиной поднимается по венам все выше и выше. Она нарочно его бесит или набивает себе цену? Так он заплатит сколько угодно. Так было бы проще. Заплатить и делать с ее телом все, что угодно. Она в любом случае покорится. Это уже дело принципа. Сколько бы не упиралась. И предвкушение вкусной охоты начало щекотать ноздри. Когда фанатки, поклонницы, просто бешеные и голодные сучки ползали у его ног, текли и подставляли свои дырки для грязного совокупления ему было насрать что они чувствуют… а с этой вдруг захотелось сломать. Чтоб тряслась от мысли о нем, чтоб ее знобило о мысли о нем, чтоб она кончала в ванной сама с собой с мыслями о его члене.

А потом он будет клеймить ее тело в самых разных позах. Ее недоносок муж вряд ли подозревает, что такие существуют. Она будет вопить под ним, извиваться и сходить с ума. Ее жизнь разделится на до и после. Прежней она не станет.

Пусть это будет ценой за гребаное «нет», за то, что осмелилась ударить и унизить. Он впервые захотел больше чем тело. Сожрать и вытрахать ее душу.

— Смелая девочка. — подошел к ней вплотную, осматривая, охреневая от кристальной голубизны ее взгляда. — а что, если я принесу свои извинения.

— Если или принесете?

Дерзкая дрянь. За каждую дерзость наказать, связать руки, заткнуть рот кляпом и измываться над ее телом так, чтоб от оргазмов теряла сознание.

Подошел к коробке с цветами, взял снизу и поднял, подошел к ней и протянул коробку.

— В знак примирения. Все женщины любят цветы. Не знал, какие любишь ты.

— Я люблю только Меддлемист[3]… и вообще считаю, что цветы должны расти в земле, а не умирать в вазе.

Не взяла коробку, а он так и стоял перед ней, как идиот с этими цветами, которые хотелось запустить в стену так чтоб вся грязь забрызгала эту высокомерную нищебродку, возомнившую о себе слишком много. Ничего… еще одно очко. Он высушит ее сердце.

Повернулась к свету, и он заметил синяк на скуле, схватил за лицо, повернул к себе.

— Что это?

Дернула головой, сбрасывая его руку.

— Ничего.

— Кто это сделал? Твой муж?

— Нет!

— Да! По глазам вижу.


С трудом справился с адским желанием сесть в тачку, вдавить педаль газа и поехать к этому конченому ублюдку, чтобы раздробить ему череп о стену. Ничего… придет время, и он это сделает. Сделает все что хочет и с ней и с ее жизнью.

— Это не ваше дело. Мой муж хороший человек. И я не собираюсь его здесь обсуждать с вами. Я хочу уйти.

— А я хочу ужинать и ненавижу делать это один. Всего лишь ужин. Он ни к чему не обязывает.

— Я хочу уйти. Сейчас.

— Поужинаем и я лично отвезу тебя домой.

— Я хочу уйти сейчас. Если это извинения то, я их принимаю и просто хочу домой. У меня слишком много проблем, чтобы просто так ужинать с вами в каком-то клубе.

«Каком-то? Детка, да это самый крутой клуб в твоей стране. Чтобы сюда попасть нужно иметь в банке весьма круглую сумму, которая тебе даже не снилась». Но он был готов к блефу… у него месяц на пребывание в этой стране и, пожалуй, эта строптивая сучка самое интересное развлечение. Смотрел на нее одним из самых своих соблазнительных взглядов, улыбаясь уголком губ и вспоминая, как женщины млели от этой улыбки, как потом шептали, что Альваресу достаточно ухмыльнуться, чтоб их клитор стал твердым, а трусики мокрыми насквозь. Ему до боли захотелось сунуть руки в трусики этой девчонки и потрогать ее клитор прямо сейчас, а потом вогнать в нее пальцы так, чтоб она закатила свои голубые глазки и сладостно застонала.

— Да, это были извинения. Татьяна… Таня… — посмаковал ее имя, потрогал кончиком языка каждую букву, наслаждаясь румянцем на ее щеках, — Можешь идти, — распахнул дверь и весь внутренне сжался. Ну что? Уйдет? Без гроша в кармане? Он просчитался? — Но я целый день мечтал об этом ужине… о том, что ты согласишься и простишь меня.

Молчит смотрит своими огромными глазами, а он любуется ее длинными ресницами нетронутыми косметикой и аккуратными естественными бровями. Когда он в последний раз видел настоящие? Оказывается, это дьявольски сексуально, когда у девушки вздернутые уголком натуральные брови.

Поднырнула под его рукой и вышла из комнаты ВИП. Твою ж мать. Сучка! Вышел следом и преградил дорогу.

— Я отвезу.

— Не надо.

— Ты говорила о проблемах. Я могу решить любую твою проблему.

— Не надо… просто не создавайте новых.

— Ты даже не спросила, как меня зовут.

— Мне все равно.

Сукаааа! Идет по коридору, а он за ней, пока не ощутил себя полным идиотом. Бляяядь! Схватить за шкирку, придавить к стене, разодрать долбаное уродское платье и вогнать в нее член по самые яйца, отдолбить ее прямо у этой стены. Или она бежит к своему кобельку, который машет руками и… возможно трахает ее каждый день. От мысли об этом у него зашкалил адреналин и захотелось сейчас же свернуть шею ублюдку. Ничего он с ним побеседует позже.

Что он нашел в этой дряни? Что в ней такого, что у него кровь закипает в венах?

Как же она испугалась, увидев его. Ни тени, ни намека на симпатию. У него зубы свело от желания, а она только и мечтает улизнуть. Еле сдержался, чтобы не сцапать и не оттрахать самым жестоким образом. Сначала насильно до синяков и ссадин, ломая, перегибая, а потом все эти синяки зализывать своим языком, вбивать его в каждую дырочку на ее теле, в каждую выемку. Заставить кричать от наслаждения и просить еще.

Вернулся в номер и в ярости швырнул цветок о стену, ударил кулаком по коробке, растоптал ногами.

Схватил сотовый и набрал Гонсалеса.

— Пусть ее возьмут обратно на работу. Мне по х**й, как они это сделают. Дадут аванс, вылижут ей ноги, расцелуют зад ее собаке… И… что это за цветок Меддле… Меддлемист кажется? Найди мне его и купи таких сотню. — несколько секунд подумал и добавил, — В долбаных горшках.

Игра не окончена. Он готов делать крупные ставки, готов принять ее правила. Пока. Ненадолго. Потом она прогнется под его правилами и пожалеет о каждом своем «нет».

Сотовый снова зазвонил, и он бросил взгляд на дисплей. Тут же поморщился как от зубной боли. Как же она его достала. Сколько он там женат на ней? Два года или три? Кажется, пора разводиться.





Глава 8




Дрожащая от страха я смотрела на испанца, оглушенная пониманием того, что меня выкрали средь бела дня. И что это сделал именно он… А еще мысль о том, что он жив и я не убила его. Цел и невредим. Даже больше — решил отомстить, наверное. И только этого мне сейчас и не хватало.

Услышала его вкрадчивый, красивый голос и не смогла поверить, что именно этот голос говорил мне отвратительные гадости еще день назад. Стоит передо мной. Действительно, как король. Прямая спина, широко расставленные ноги, руки за спиной. Видимо, привычка. Властный взгляд, тяжелый и в то же время невыносимо бархатный. Во всем его виде царственная небрежность, затаенность всегда готового к прыжку хищного и смертоносного зверя. Белый воротник рубашки светится от неонового голубого света. И его кожа кажется еще темнее.

Перевела взгляд на смуглые руки и вздрогнула, когда вспомнила, как он впивался ими в меня, как драл на мне одежду. Тогда его глаза горели безумием, а рот скалился в звериной похоти. Вся сжатая внутренне я ожидала, что сейчас начнётся война, что он решил закончить начатое. Ведь меня привезли ради этого. Особенно неожиданными были его извинения и эти цветы… Безумно дорогие и очень красивые. Когда в последний раз мне дарили цветы? Дима никогда не заморачивался. А я… я считала, что любить можно и без цветов с серенадами под окном. Какой-то части меня захотелось с детским восторгом схватить коробку и принюхаться к аромату цветов… но я тут же вспомнила как этот человек собирался разорвать меня на части и тут же момент очарования окончился. Вспомнила, как читала статью о самых дорогих цветах в мире. Они действительно безумно красивые… и никто и никогда не сможет их купить. И назло назвала именно их. Хотя… этот даже искать бы не стал.

Он говорит… говорит, а я смотрю как двигаются его губы. Одинаково полные, чувственные и почему-то думаю о том, что, если бы … если бы все было иначе… мне бы понравилось ощутить его губы на своих губах. Губы, о которых грезят миллионы девушек и женщин по всему миру. Искушение во плоти… Для других. А для меня наглый, самоуверенный пуп земли, возомнивший, что каждая должна пасть перед ним ниц и раздвинуть ноги. Я не такая.

Но то очарование, которым он обволакивает меня, улыбаясь мальчишеской улыбкой, вздергивая бровь, хлопая своими проклятыми длинными ресницами. И я начинаю забывать, что этот человек хотел меня изнасиловать… он выкрал меня и насильно привез к себе. А теперь лживо мне льстит… наверное, боится огласки. Или я не знаю зачем ему все это нужно. Вряд ли я действительно ему нравлюсь. Вокруг него ослепительные красотки, сексапильные, шикарно одетые, длинноногие блондинки и брюнетки. Типа той, что пристала о мне возле банка. Боже, да он может заполучить любую. Ему даже стараться не надо.

Но черта с два я клюну опять. Я лишь надеюсь, что мне удастся уйти отсюда без потерь… и это не прелюдия к какой-то гнусности.

Черт… зачем ему такие красивые глаза? Зачем вообще мужчине такие бархатные, глубокие, светло-карие омуты с этими длиннющими ресницами из-за которых взгляд кажется знойно-обжигающим. Красивый и самоуверенный сукин сын. Ненавижу таких… и его особенно. Я нисколько не сомневаюсь, что по щелчку пальцев любая женщина будет готова на что угодно ради него. Такие калечат женщин, выдирают им сердца, вытягивают вены, выматывают душу. Я… я никогда не стану одной из таких идиоток.

Со мной у него ничего не выйдет. Я замужем… пусть за гадом, который проиграл мои деньги… но он мой муж. И мне хотелось бежать как можно скорее от этого мужчины. И меня пугал азарт в его глазах… словно я ощущала, что как только побегу он бросится вдогонку. Загонять добычу. Его заводит мой страх, заводит сопротивление.

Вышла в коридор, пытаясь отдышаться, не веря, что меня действительно отпустили… сунула руку в карман и вспомнила, что сотового у меня нет. Решительно открыла дверь в комнату ВИП снова и расширенными глазами посмотрела на разбитые и рассыпанные по полу цветы. Испанец стоит передо мной, тяжело дыша и потирает одной рукой разбитые костяшки пальцев другой руки.