Кровь цвета хаки

Пронести.

Поставить.

С каждым новым шагом автоматизм в ногах Корсара вырабатывался сильнее, и, пройдя пару метров, мужчина сорвался на бег.

Он не знал, сколько бежал. Мозг его в этот период выключился, погрузив сознание в белесую пелену. Но когда нога запнулась о корягу, и сталкер едва не упал, вовремя успев выставить перед собой руки, взрывы на болоте были уже где-то далеко позади.

«Все». Теперь можно. Выходить. Из… Спячки», – медленно, будто сквозь тягучий кисель, подумал Неприкасаемый, остановившись.

Вертушка, судя по тишине в небе, улетела. Только ревело еще пламя на болоте, разнося по округе удушливую горелую вонь.

«Надо найти убежище», – дрожа от холода, подумал сталкер.

А потом ему показалось, что кто-то неимоверно сильно толкнул его в бок. В тот же миг беглец почувствовал и второй удар – о землю.





* * *


Лапердин долго не решался позвонить начальству. Все ходил вокруг стола, прислушивался к себе, думал, напряженно глядя на трубку телефона и не осмеливаясь ее взять.

«Наверное, это от усталости. Выпить бы сейчас да выспаться хорошенечко. Да, точно, так и поступлю. Вот только сообщу…»

Сонный дежурный ответил не сразу. Майор не стал его отчитывать – не хотелось продлевать эту и без того длинную ночь. Терпеливо дождался, пока соединят с начальством, и, когда на том конце ответил старческий, заспанный голос, отчеканил:

– Алло, товарищ полковник, это майор Лапердин. «Ночной охотник» успешно справился с заданием, цель уничтожена. Объект «К» мертв.





Глава 8. Демоны вылезают наружу




Морозило. Зубы выбивали чечетку, а лицо, казалось, покрылось инеем. Корсар с трудом разлепил глаза, попытался пошевелиться. Боль прошила бок.

«Ранен? Что-то мне, видать, прилетело от взорвавшегося газа. Надо встать».

Чертыхаясь, сталкер медленно поднялся, осмотрел рану: осколком валуна на боку до мяса содрало кожу, и образовалась большая гематома.

Еще раз убедившись, что «Ночной охотник» улетел, Неприкасаемый отправился в путь. Сильно похолодало, поэтому необходимо было срочно найти убежище, чтобы согреться и отдохнуть.

«Такая встряска для организма не пройдет бесследно. Надо попытаться хотя бы снизить этот ущерб».

Выбирая безопасный маршрут, огибая аномалии и ямы, Корсар двигался к заброшенному зданию, которое заприметил звериным зрением еще издали. Он чувствовал, что вокруг нет никаких мутантов. В его нынешнем положении бояться их не стоило, но все равно было как-то спокойнее от осознания того, что пока он будет спать, никто не будет ходить возле него, щелкая челюстями.

Иногда сталкер останавливался – прислушаться к жалобным завываниям ветра. Беглецу захотелось присоединиться к этой горькой песне: подвывать, стонать, кричать, покуда не сорвет глотку и горлом не пойдет кровь. Чувство безысходности вновь тянуло к нему свои склизкие щупальца. Хотелось укрыться от них, забиться в самый дальний угол и ждать до тех пор, пока не пройдет ощущение полного бессилия перед обстоятельствами.

В скорбном молчании Корсар побрел дальше. В чернильной тьме разглядел давно не обитаемое здание, там было не опасно, в его стенах можно было укрыться и переждать холодную ночь. Но Корсар так устал, продрог до костей, что готов был упасть и уснуть прямо на месте. Но он подгонял себя и заставлял идти вперед, зная, что если плюхнется на землю сейчас, то уже никогда не поднимется.

Ему страшно хотелось есть. Еще больше его мучила жажда. Голова шла кругом – то ли от голода, то ли от навалившихся невеселых мыслей.

Подойдя чуть ближе к убежищу, Корсар обнаружил, что это – давно брошенная церквушка. Она стояла, чуть покосившись, словно старуха, отдыхающая после долгого пути.

Деревянная, одноглавая, с жалкими остатками давно смытой с купола кислотными дождями позолоты, почерневшая, была она в весьма плачевном состоянии и внушала некоторые опасения насчет своей устойчивости. Но сталкера это сейчас мало волновало. «Простояла столько лет, простоит и еще одну ночь», – подумал он.

У подножья холмика, где располагалось строение, было особенно темно, словно налили туда нерастворенного мрака да забыли вытереть. За церквушкой виднелось густо заросшее кладбище. Торчавшие покосившиеся кресты во мгле напоминали вылезшие из земли руки покойников.

Неуверенно плутая между камней, кустов и пожухлой листвы, заросшая тропинка вывела ко входу в церковь.

Сталкер открыл, скорее, отодвинул еле державшуюся на одной петле дверь, глянул в черный проем. Дохнуло сырым холодом, плесенью и еще чем-то, от чего Корсару стало не по себе. Какой-то сладковатой гнилью, давно выветрившейся, но оставившей после себя призрачный след. Так пахнут мертвые животные, чью плоть сожрали хищники, а все, что не смогли прожевать – кости и жилы, – оставили тлеть.

Он вошел внутрь.

«Не царские хоромы, но крыша над головой имеется, если вдруг ночью пойдет дождь».

Гость нашел местечко в углу иконостаса, сел туда, мечтая только об одном – поскорее заснуть.


На улице завыл какой-то зверь – сдавленно, хрипло, будто в жутком и неописуемом ужасе прощаясь с жизнью. Следом последовали голодный рык и хруст костей. Корсар лишь фыркнул, зная, что его уж точно никакая тварь теперь не тронет, в его-то новом обличье, будь оно неладно.

«Что же, черт возьми, происходит?» – начал вопрошать сам себя сталкер, растирая виски, которые сдавило словно тисками. Опять начало тошнить.

Зона не отпускала его, выбрав своей новой игрушкой. «Да когда же ты наиграешься, наконец?! Сколько можно мучить меня? Отпусти, ведь мне очень надо попасть туда, где сейчас дочка. Ей нужна моя помощь… Да только как я ей помогу? Как?! Артефакт уничтожен, а другой отыскать – много времени понадобится? – Корсар тяжело вздохнул, задал сам себе вопрос, на который уже знал ответ: – Да и есть ли другой такой?»

Он нашел его тогда случайно, меж двух плит перекрытия разрушенной панельной пятиэтажки на окраине Зоны. Неприметный в прошлогодних зарослях сухостоя артефакт. Но только к этой случайности сталкер шел полгода. Шесть месяцев, по ощущениям, длившихся целую вечность. Шесть месяцев кровавого ада. Сто восемьдесят дней огня и боли. Бесконечные часы и минуты, вбиваемые в его душу ржавыми гвоздями. Потому что каждое мгновение было на вес золота. Пока он был тут, в Зоне, и искал лекарство, там, в больнице, умирала его дочь…

…Все началось с цирка. Александр это точно помнил – в мозг намертво въелась жуткая ухмыляющаяся рожа клоуна с афиши. Прямо плакат к фильму ужасов. А Настена, как увидала цветастую картинку, давай клянчить – хочу в цирк и баста.

– Ну папа! Давай сходим. Там же звери всякие будут. Смотри, там собачки дрессированные. И настоящая летающая принцесса под куполом. Ну давай сходим, а?

Он долго мялся. Что-то не нравилось ему в этом клоуне. Глупо, конечно, но какое-то шестое чувство говорило – оставайтесь дома.

А дочь уже в слезы. И не такие, чтобы навзрыд с истерикой, а коварно, тихо так, в своей комнате, в подушку, закусив губку. Учат их, что ли, где-то этому, девичьим этим штучкам?

Не смог отказать, растаяло сердце. Согласился.

И поехали на вечернее представление на машине через весь город. Отсидели все представление – Александр все больше клевал носом, Настена же с открытым от восхищения ртом, не отрываясь, смотрела на акробатов и зверей. И уходить не хотела, до последнего зрителя ждала, пока уже и охранник не объявил, что представление окончено.

Собрались назад, а тут, как назло, машина не заводится. Сломалась, зараза такая. И пришлось на автобусе добираться. А до остановки еще топать надо было – будь здоров. И погода сюрприз подкинула, дождиком зарядив. Вымокли до нитки, пока дождались нужную маршрутку и до дома потом дошлепали.

А к утру у дочери температура поднялась, почти под сорок. Врача пришлось вызывать. Да тут понятное дело – простуда, и лекарства все известные в таких случаях: малина, чай горячий, парацетамол. Но не такая простая болезнь попалась. Понял отец, что что-то не так, когда и на четвертый день температура не спала, а Настена вся бледная стала, как простыня. Поехали в больницу. И начались долгие мучительные сборы анализов и осмотров. И лишь через месяц хмурый врач с кипой бумажек вынес страшный приговор.

Александр тогда все никак не мог уяснить: «От чего же это? Из-за дождя? Не бывает так».

– Затяжная простуда – это только последствия той болезни. – Врач никогда в разговоре с ним не называл болезнь ее научным термином, словно боялся поминать всуе. – У некоторых все может произойти в течение нескольких месяцев, а у кого-то на все уходит больше года. Все зависит от физиологии человека. Независимо от возраста, заболевание может прогрессировать по-разному.

– А как излечить ее можно? Какие лекарства надо достать? Я достану, вы только скажите какие! – выпалил уставший отец.

Но врач молчал. И это молчание было самым страшным.

– Да говорите же, какие лекарства надо достать?! Из-за границы выписать? Деньги нужны? Что?! Все достану!

– К сожалению, острая форма на этой стадии чаще всего является неизлечимой, поэтому даже химиотерапия не помогает, – констатировал доктор, опустив взгляд, и каждое его слово было, словно удар кувалды по голове. – Есть определенные процедуры по снижению симптоматики, и мы их уже начали проводить, но это только отодвинет прогресс болезни, а не избавит от нее.

– И что… что это значит? – не мог смириться со страшными намеками безутешный отец.

– При положительной динамике проведенных процедур – максимум год, – вынес приговор врач и ушел, оставив Александра наедине с этими словами, словно насыпал в ладони битого стекла.

А потом была неделя без сна, в голове каша. Чьи-то голоса, лица, звонки, двери, кабинеты, опять двери. И везде одно – нет. И многие хотели помочь, и друзья, и знакомые, но…

И тогда он отправился туда, где логика и наука переставали действовать, уступая место необъяснимому. Зона могла все! Там существовало то, что наука объяснить была не в силах. Там случалось всякое, порой настолько необычное, что рационально объяснить это никак нельзя было и назвать кроме как чудом никак не получалось. А Александр надеялся сейчас только на чудо. Только оно и могло помочь. И больше никто и ничто.

И Зона встретила его как старого друга, приняла в свои объятия и больше не отпустила. Он снова стал Корсаром. Бывший военный прошерстил каждый уголок, встречался со многими сталкерами, кто мог хоть чем-то помочь. Но все было напрасно. Шли дни, и каждый из них оставлял на душе шрам. И через два месяца безрезультатных поисков он вернулся домой ни с чем.

Химиотерапия помогла, Насте стало лучше, ее выписали домой. Но врач предупредил – не обнадеживайте себя, скоро вернетесь. Корсар тогда едва сдержался, чтобы не врезать ему, чтобы не каркал, паскуда. А доктор лишь говорил правду. Вернулись они через месяц. И вновь в скорби сталкер ушел в Зону рыть землю, хоть до самого ада, лишь бы найти лекарство.

До ада он не добрался, но побывал где-то очень близко. Навидался всякого. Узнал про «мумие» из легенды, рассказанной одним стариком-сталкером, – мифический артефакт, способный излечить любую болезнь, даже запущенную онкологию. Якобы в конце девяностых российские ученые занимались исследованием этой загадочной губки, и она показала практически стопроцентный результат в уничтожении страшного недуга.

Корсар запросил через старого приятеля информацию из архива Министерства обороны. И история старика подтвердилась. Семь лет назад один счастливчик нашел такой арт и продал его в Институт исследований аномалий и артефактов, где камень подробно потом изучали несколько лет. Дальнейшие изучения и поиски аналогичных артов не увенчались успехом, поэтому был сделан вывод, что «мумие» – единственный, атипичный артефакт, образовавшийся вследствие неправильного хода формирования и «разгрузки» аномалии, и больше таких сокровищ нет, из-за чего дальнейшие испытания были прекращены.

Удалось Корсару раздобыть и фотографию этого арта. По виду это был круглый зеленоватого цвета камень размером с детский кулак. Неприкасаемый с новыми силами взялся за поиски.

Он облазил такие дремучие места, что от одного воспоминания о них его кидало в дрожь. С осторожными расспросами сталкер вышел на одного доходягу – того самого, кто много лет назад нашел первое «мумие». Александр отдал последние деньги, но узнал, что на самом деле в тот раз счастливчик этот нашел не один, а два арта. Один продал в Институт, а второй хотел приберечь на потом, на черный день. Да только выкрали у него его.

И вновь с утроенным рвением Корсар пошел по следу. Узнал имя вора и наведался к тому в гости. За «теплым» разговором узнал, где он заныкал «мумие». А потом уже, счастливый, в предвкушении скорого выздоровления дочери, нашел бетонные плиты разрушенного здания и тот самый заветный арт. И сразу же рванул домой. Шел весь день, а к вечеру решил сделать остановку. Потом костер и… выстрел в спину…

И вот теперь он лежал здесь, в заброшенной церкви, совершенно один – затравленный полузверь, которого все теперь искали, чтобы убить. Без права на жизнь. Без лекарства для смертельно больной дочери. Без смысла дальнейшего существования.

Корсар протяжно, надрывно застонал. И от собственных звуков вздрогнул, проснулся. Не заметил, как закемарил.

Он глянул в окно, убедился, что там все еще глубокая ночь, устроился удобнее на полу и вновь закрыл глаза, пытаясь отогнать невеселые мысли прочь. «Сейчас главное – переждать темень, отдохнуть, набраться сил. А поутру отпустит. Свет все сомнения разбивает. И мысли новые рождает. А они так нужны. Как воздух. Чтобы оказаться быстрее там, вместе с дочерью…»

Снился ему дом. Теплый, уютный. Из кухни доносилось шкварчание жарящейся на сковородке картошки, в зале тихо бубнил телевизор, было спокойно и уютно. Сразу захотелось сунуть уставшие ноги в тапочки, что стояли у порога, сесть в любимое кресло у окна и просидеть так лет сто, не вставая и наслаждаясь этим домашним умиротворением.

– Мам, ну мам! – детский голос из комнаты.

– Чего тебе?

– Подойди, помоги мне.

– Доча, некогда мне, ужин готовлю. Ты уроки сделала?

– Да сделала я. Мам, ну иди сюда.