Кровь на Дону

— Да, ведаю, Дмитрий Владимирович, а на душе все одно погано.

— Как начнем дело, печаль отпустит. А потом, как приедем к казакам, в хате Лидухи и встанешь.

— Пошел я на пост, князь, — улыбнулся Горбун.

— С Богом!

Горбун встал на пост, когда группа подрыва подъехала к деревне Тишинки. Конные укрылись, арба встала на дороге. Глазастая Лидуха тут же разглядела Горбуна:

— Осип, родненький, и тут напросился в наблюдатели, чтобы еще раз меня увидеть.

— Савельев послал, — сказал Баймак.

— Нет, Анвар, он сам напросился.

— И чего вы суетитесь, как отрок с девицей? Куда денетесь теперь друг от друга.

— А кто знает, что в крепости будет.

— То же самое, что и в других местах, где дружина била врага, — усмехнулся Баймак. — Помню, в Полоцке тоже выходили на схроны. Только тут треба их уничтожить, а там сохранить, не допустить подрыва. И там, Лидуха, все сложнее было. Там до смерти оставалось одно движение руки. Но пронесло. А тут и в схрон заходить не надо. Перебьем охрану, двери вскроем, бросим факел, глянем, что пожар начался, и бежать со всех ног, дабы взрывом не накрыло. Делов-то.

— Легко у тебя, Анвар, на словах, да о том, что прошло давно, — вздохнула она. — А если отряды турок зажмут?

— Отобьемся, да и после взрыва не до дружины им станет. Самим бы спастись.

— Хороший ты человек, Анвар, хоть и татарин. Не пойму я ваш народ. Одни лютые, как звери дикие. Не щадят никого, младенцев, стариков рубят, баб, девок насильничают и горло им режут, как баранам, другие, напротив, такие же, как русские, спокойные, чинные, защищают людей.

Что ей мог ответить Баймак?

— Да, у нас вот так. Но, Лидуха, в каждом народе есть хорошие люди, а есть зверье. Чем русские лихие люди лучше крымчаков? Хуже они, потому как своих людей грабят, режут.

— Ты прав. Ой, не вижу Осипа!

— Не туда гляди… так… кажется, повозка Байгира. А ну-ка глянь, Лидуха, своими острыми очами, кто это вышел в арбе, что за рекой?

— А я знаю твоего Байгира? Встал татарин какой-то.

— Кто в арбе?

— Женщина, девица, отрок.

— Это они, да, сейчас сам вижу Камала.

Баймак поднялся, повернулся в сторону Коброны, махнул рукой. Оттуда в ответ также махнул Горбун.

— Ну, Лидуха, или как теперь звать тебя?

— Лейла.

— Ну, Лейла, наша очередь, едем в крепость, — садясь в арбу, сказал Баймак.

— Ой, мамочки, боязно!

— Твое дело сторона. Женщины у нас молчат, когда мужчины говорят. Вот и ты закутайся в платок и молчи. С чужими мужчинами говорить нельзя.

— Но с тобой же говорю?

— Так это здесь. В крепости, при людях, особенно при страже — ни-ни!

— Уразумела. Мне так даже лучше.

Она, не дожидаясь, закуталась в платок, одни глаза, подведенные углем, белели.

— Взгляд потупь. А то по очам, даже крашенным, видно, что не татарка ты.

— Вот все тебе не так!

— Делай, что говорю. Сейчас ты моя жена и должна повиноваться во всем.

— Я вот Осипу скажу, что ты меня женой назвал.

— Хоть князю.

Арба пошла вдоль Азовки к мосту.


Через некоторое время двинулся Агиш, за ними Гардай, Черный и после всех Туран. В отличие от семьи Байгира, арба Баймака зашла в крепость без остановки. Ретивый старший стражи, видно, ушел куда-то или ему надоело торчать в воротах, глотать пыль, а остальным туркам не было дела до проезжавших, что в крепость, что в поле. Арба подъехала к подворью Байгира.

Баймак спрыгнул с арбы, остановился. Посторонних нет, да и немудрено, темно уже. Ткнул ворота, они открылись. Он завел арбу во двор, прикрыл ворота и посмотрел на Лидуху:

— Ну, чего сидим, слазь, приехали.

— Чего-то подворье какое-то малое.

— Так жила семья. В городе турки имеют все, а местным достаются объедки с их столов. Маятся тут люди, Лидка. За крошку хлеба день-деньской гнуть спину треба, до роскоши ли? Денег и есть только на то, чтобы жить.

— А чего не уезжают люди мирные? На кой черт, прости меня господи, жизнь такая? Селились бы вверх по Дону, сбивались бы в хозяйства, станицы. Если мирные, то и с казаками поладили бы. Наши бедных и убогих не забижают.

— До прихода сюда большого турецкого флота, янычар, орды крымской в городе жили хорошо. И ремесленничали, и торговали, и детей рожали. Это сейчас так. Но уйдут еще. Ты чего озираешься?

— Ничего. — Лидуха спрыгнула с арбы, сняла оттуда два мешка, суму. — Пойду кухню гляну. Трапезу ныне готовить?

— А ты чего и провизии взяла?

— Конечно, немного, но взяла. Так готовить?

— Нет. Ныне никто не захочет, а утром на задание лучше голодными идти.

— Пошто так?

— Коли в живот ранят, не так больно будет.

— Тьфу на тебя! Сам же говорил, дело обычное, все выживут.

— Всякое может случиться. И что такое рана? Ерунда. Бывает и случается, но тут, мыслю, обойдется. Так что покуда мешки обратно.

— Ну, гляди, потом попросите, откажусь, сами похлебку варите, — вздохнула Лидуха.

— У нас, если что, есть провизии немного. Перекусить хватит.

Женщина положила мешки со снедью обратно, сказала:

— Определяй, где мое место. Я должна быть одна.

— Для тебя специально Байгир опочивальню сделал.

— Мне хоть где, хоть на улице, но одной. Я баба строгая, не подходи, коль милой есть. Понял?

— Смотри, какая грозная! То боюсь, то не подходи, прибью.

— Вот такая.

— Посмотрим. Поначалу коня в стойло поставлю, дождемся остальных, а потом разберемся, кому где быть.

По одному подъехали татары и Черный. Поставили коней в конюшню и во двор внутренний. Набились плотно, но долго не стоять, до утра.

Горбун, получив сигнал, тут же передал его Савельеву. Доложил ратник и о том, что повозка с Баймаком и Лидухой пошла к мосту через Азовку.

— Ну, и добре, — проговорил князь. — Ты, Осип, наблюдай за крепостью и подходами к деревне, в сторону Тишинки можешь боле не смотреть.

— А если оттуда пойдут турки?

— Через деревню идти неудобно, если двигаться, то полем, а то ты увидишь, глядя на северо-запад. И вообще, Горбун, ты же не первый год в дружине или любовь лишила разума вконец?

— Я все понял, Дмитрий Владимирович.

— Ступай!

Савельев отправил Власа в отряд его отца предупредить, что он, воевода, начинает выход к земляному валу.

Влас сбегал туда-обратно, доложил:

— Все передал, отряд отца тоже готов к выходу.

— Пора идти, Ильдар, — подозвал князь Гасута.

— Пора, идем, я готов.

Отряд Савельева, ведомый Гасутом, обошел деревню с востока, вышел к реке Азовка. В месте перелаза переправились на конях, далее отошли от посада и, подойдя ко рву, поехали вдоль него.