Кровь на Дону

Успешные действия дружины объяснялись еще и тем, что большие силы были привлечены к охране порта, дворца, арсеналов, малых складов. Они имели строгий наказ не допустить врага к пороху. Юнис-бей прекрасно понимал, к чему это приведет.

Пройдя мимо бившихся турок и татар, отряд Савельева у рынка вышел в спину десятку татар, что входил в сотни окружения района.

— Бей их! — подал команду Дмитрий и добавил, обращаясь к отряду Бессонова: — За мной!

Малое войско Савельева ударило по десятку. Крымчаки не ожидали этого, что, как и в других случаях, стало причиной их гибели, а отряд Дмитрия прорвался в район.

Князь хорошо изучил схему и вывел отряд на небольшую площадку — перекресток двух улочек, на одной из которых стоял в обороне отряд Бессонова.

— Как дела, Гордей? — крикнул он.

— Добре гуляем, князь!

— Погуляли и хватит, прорываемся к воротам единым отрядом. Там Юнис-бей наверняка собрал большие силы, но где наша не пропадала!

— Не будешь ждать группу подрыва? — подал голос Горбун.

— Нет, Осип.

— Тогда дозволь остаться, я прорвусь к конюшне, помогу татарам и Лидуху защищу.

— Подумал, что сказал? Да тебя басурмане срубят, как только выскочишь из района. Там же сотни турок и крымчаков. Нет, Горбун, и молчи! Сполняй наказы!

— Слушаюсь, — проговорил удрученный богатырь. Душа его тянулась к возлюбленной, а воевода наказывал уходить из города, где та оставалась всего с пятью ратниками. Но… наказ есть наказ.

Объединенная дружина пошла не напрямую к воротам, где встали сотни турок, а к центру, все к той же мечети и рынку. Там побитый десяток заменили, но выставили всего два десятка. Со всех мест к помощнику Юнис-бея приходили доклады о действиях малого отряда в шесть ратников, потому он посчитал достаточным и такого усиления восточной и южной сторон, бросив значительные силы к Алексеевским воротам.

Турки не были готовы к появлению дружины, да еще более чем в десяток всадников. И на этот раз сыграл свою роль фактор внезапности. Те мгновения, что требовались туркам для восприятия угрозы и реагирования на нее, стали роковыми. Дружина не дала воспользоваться этими мгновениями, стремительно проведя атаку клином. И вновь впереди Горбун, теперь уже три лучника и два пищальника. Выстрелы и стрелы сбили не менее пяти басурман. Еще троих уложил Осип. А далее пошел сабельный бой.

Сшибка длилась недолго. Турки даже не смогли отступить, все полегли в этом бою. Но первые потери понесла и дружина. Пробитый копьем, слетел с коня Бажен Кулик, от удара сабли пал Лавр Нестеров. Их тела подхватили товарищи, бросили перед собой на коней. Теперь прямой бой могли вести восемь ратников, два лишь прикрывать либо стрелять из луков.

Прорыв в восточном направлении привел к еще большей суете в рядах турок и крымчаков. Муса-ага не мог понять тактики русских. А главное, он не понимал, какую все же цель они преследуют. А дружина пошла к Восточной улице. То видели турки, сообщили Мусе, и он повелел бросить туда сотню янычар, а еще сотню вывести в посад, решив, что именно туда прорывается русская дружина.

Баймак выждал время, когда весь город начал гудеть, как улей. Ратники группы подрыва слышали шум боев то на Восточной улице, то южнее, то в центре, то дальше. Видел Анвар и толпы мечущихся защитников крепости. Нужный результат дружиной был достигнут.

— Мы с Лидухой выезжаем к конюшне, — отдал он наказ, — встаем между складом и городьбой дворца. Нас, конечно, погонят оттуда, но то и надо. Отойдем ближе к конюшне к караульному помещению. Агишу, Гардаю, Турану и Черному идти под видом местных крымчаков к порту и оттуда атаковать охрану арсенала, сбить ворота, занять оборону на малое время, я подойду туда с факелами. Ну, а далее, как воспламенится хоть один бочонок, быстрый отход за дворец и к воротам. Все понятно?

Это уже обсуждалось не один раз за длинную ночь, но татары кивнули:

— Понятно, Анвар.

Арба была запряжена. Баймак взялся за вожжи, Лидуха позади, под ней короткие факелы, огнива, и повозка вышла из ворот подворья Байгира.

Рейд дружины по крепости разогнал случайных прохожих. Везде была смута: на Восточной улице, в посаде, в порту, в центре, ближе ко дворцу наместника. Муса-ага выставил в ближних к центру улочках заслоны из десятков крымчаков, но остались проулки, свободные от войск. Те, где дружине просто не было никакой возможности не только развернуться, но и пройти, не выстраиваясь в колонну. В тех местах помощник Юнис-бея посадил лучников и пищальников.

Повозка, а за ней трое татар и Филат Черный прошли по одной из таких улочек в то время, когда рядом, через пару кварталов, дружина шла на Восточную улицу. Баймак видел засевших на позиции во дворах за глиняными заборами стрелков. Видели их и служивые татары, на них стрелки не реагировали, они ждали колонну русской дружины, эти же вроде свои, а куда едут, их дело, может, вельможа какой с окраины пробирается ко дворцу. Впрочем, Баймак мало походил на вельможу, только кто этим интересовался. Непонятное всегда порождает подсознательный страх, страх не дает правильно оценить обстановку, а без того невозможно организовать бой. Да еще угроза подрыва пороха, которого в Азове было больше, чем песчинок на берегу Дона и Азовки.

Повозка свободно прошла до мечети. Там дорогу им загородил турецкий разъезд.

— Стоять! Кто такие? — поднял саблю старший.

Баймак принял вид виноватого обывателя:

— Прости, господин, мы с улицы Восточной, там рубка была. Неизвестные, похожие на русских, побили два таких же разъезда, как ваш. Страшно стало. Решили вот подойти поближе ко дворцу господина Юнис-бея.

— Тебе здесь что, сторожка? Почему не пошел к воротам, чтобы выйти из города?

— Да как пройти, господин, повсюду воины! Тут еще можно проехать, а там нет. Сосед пытался, Амир с женой и детьми туда отправился, так их всех отстегали ратники. Велели убираться туда, откуда пришли.

— Правильно сделали, — усмехнулся старший. — Нечего шататься по городу, дома сидеть надо. Разворачивай арбу и двигай домой…

Этого только не хватало! План был на грани срыва. Но помог случай. Из проулка раздался визг:

— Русские пошли на Восточную, Муса-ага велел идти туда, закрывать проулки!

— А ну, прочь с дороги! — крикнул старший.

Баймак отвернул лошадь в сторону, и разъезд помчался в тот проулок, из которого вышла группа.

Теперь нельзя было терять время.

Лидуха из-под платка, закрывавшего все ее лицо, всхлипнула:


— Это что же, Анвар, на дружину вся рать местная пошла!

— То не наше дело.

— Как не наше? Там Осип… князь.

— Они знают, что делают.

— Да, знают, от нас уводят. Ох, Господи, побьют их басурмане проклятые!

— Не волнуйся, твой Горбун выживет, он живучий.

— И не ведаю, где он, родной, что с ним, может, уже убит?

— Не болтай глупости, и вообще замолчи, женщина, турки услышат, будет тебе Горбун в виде копья в живот.

Лидуха тут же умолкла.

Как ни странно, но городьбу дворца объехали без остановок. Ближе к забору стояли конные, а на улицу не выходили. Видать, еще больше их было внутри, откуда раздавалось множество разных команд, и галдели мужчины.

Заехали на южную сторону городьбы, в двадцати саженях от нее. Здесь ратников больше, но и те на конях у городьбы. Отъехав немного, у одиночной старой чинары Баймак остановил коня. Слева переулки, там всадники. Справа и дальше — конюшня. А вот там вместо двух охранников все четверо смены. Видать, подняла суматоха среди отдыхавших воинов, вот они и пришли на помощь товарищам.

Баймак повернулся к порту. К дальней городьбе жались Агиш, Черный, Гардай и Туран.

— И чего встали? — проговорил Анвар.

Вдруг сзади раздался окрик:

— Эй, в арбе!

Баймак обернулся. Кричал десятник охраны внешней стороны городьбы дворца.

— Да, господин?

— Чего тут надо?

— Так прячемся с женой от неизвестных, что напали на город.

— Нельзя здесь стоять, давай в проулок.

— Да какой проулок? Все забито, еле вышли оттуда. С Восточной улицы мы, все кричали, что туда дружина русских подалась.

— Ты зубы мне не заговаривай, сказал, проваливай, значит, проваливай!

— Так куда, если только к конюшне?

— И туда нельзя.

— Ну, хоть рядом.

— Да езжай уже, идиот, а то еще Юнис-бей из окна дворца увидит. Прячься, где хочешь, только на виду не будь.

— Я проеду к воротам порта, можно?

— Хоть к шайтану!

Баймак направил коня к конюшне. Тут же с места сорвались Агиш, касимовцы и Филат Черный. Они пошли вдоль ворот, где стояла сотня, и, когда сотник хотел остановить их, резко отвернули вправо и направились к конюшне. Охрана спохватилась поздно. Не успев выхватить оружие, охранники упали от сабельных ударов воинов группы. Агиш и Черный развернули коней к сотне. Сотник смотрел на происходящее с открытым ртом, он никак не ожидал подобной дерзости. А соскочившие с коней касимовцы сбросили деревянные накладные затворы с дверей, распахнули ворота. Сотник очнулся, понял, что сейчас может произойти, и отдал команду. Сотня сорвалась с места, но только создала кучу, конные наезжали друг на друга. Сотник упал, и его раздавил собственный конь.

— Русские в порту! — закричал кто-то, и это сразу вызвало суматоху.

А ворота открыты, касимовцы с Агишем и Черным на конях, встали вчетвером, прикрывая повозку. С нее сорвался Баймак, с факелом и огнивом в руках бросился к воротам, но тут пущенная кем-то стрела вонзилась ему в ногу. Стреляли из-за городьбы дворца. Там только сейчас поняли, что арсенал вскрыт. Баймак упал. Десяток сотни навалился на служивых татар и Черного, завязалась сеча.

Корчась от боли, Анвар пополз к воротам, но не успевал. И тогда с арбы спрыгнула Лидуха. Подбежала к нему, подхватила факел, огниво и крикнула:

— Уходите, я все сделаю! — И скрылась в арсенале.

Тут уже стало не до сечи. Турки, крымчаки, бросив поле боя, на котором остались лежать изрубленные Икрам Гардай и Рустам Туран, кинулись, кто куда. Следом за ними охрана и те, кто еще был у входа в порт.

Агиш и Черный подхватили раненого Баймака, вытащили стрелу из ноги, бросили тело в повозку, запрыгнули сами и погнали ее за дворец…

Лидуха, оставшись одна в конюшне, схватила со стены топор, который для какой-то надобности висел тут вместе с багром, сбила крышку с ближайшего бочонка, в котором лежал черный зернистый порох. Бочонки стояли в несколько рядов вверх и по всей конюшне. На глазах ее навернулись слезы. Лидухе так не хотелось умирать, ведь только-только пришла настоящая любовь, но иначе она поступить не могла. Выбила ударом кремня о кресало искры, и трут воспламенился. От него вспыхнул факел. Рука женщины задрожала, все ее тело пробила дрожь. На мгновение мелькнула мысль — может, не надо? Выбросить факел на улицу, выйти? Но что ждет ее там, на воле? Стрела в сердце? Удар кривой сабли по голове? Или потом нож по горлу на плахе во время казни? Все одно умирать. Уж лучше так…

Закрыв глаза, она бросила факел в бочку с порохом…

Вздрогнула земля, обрушилась часть крепостной стены с пушками и турками, огненный смерч охватил дворец и суда, стоявшие в порту, захватив в огненные объятия и всех, кто там был. И турок, и крымчаков, что не успели бежать, смело взрывной волной, разорвав в клочья. Сдетонировал порох в старом арсенале, разлетелся дворец наместника, пламя пошло по улицам, проулкам, сжигая подворья. Оно подрывало малые склады. Вся южная часть крепости превратилась в сплошной огненный ад. Грохотало так, что лопались перепонки. Волна взрывов шла от горящих галер и других судов с юга на север. Кто мог, рванул к Алексеевским воротам, к валу. Прыгали с вершины вала в ров, разбивались. Люди из посада убегали в степь. К воротам понеслась и повозка с Агишем, Черным и Баймаком, она как-то сумела проскочить до навала основной массы пытавшихся спастись и бросивших оружие турок и крымчаков. Выскочили к мосту через Азовку, перешли его. Агиш гнал коней прямо на крепость Кельберек…