Лесные призраки

Во второй раз у нас даже не получилось толком установить мину. «Хеншель» бесшумно зашёл со стороны солнца и спикировал на нас. Собственно, в тот день моя история и закончилась бы, если бы не оставшийся в прикрытии пулемётный расчёт. Я поставил их следить в первую очередь за небом, что в итоге дало положительный результат.

Один из номеров, Николай Кругов, потерял младшего брата в прошлую операцию. Это был как раз тот боец, что умер от заражения крови. Вы понимаете, видеть. как твой ближний долго и мучительно умирает, а ты не ничего можешь с этим поделать… это крепко заряжает ненавистью к врагу. Кругов был очень замотивирован и имел личный счёт к лётчикам люфтваффе.

Но при этом воевал Николай не только зло, но и хладнокровно, что стало определяющим при постановке новичка первым номером пулемётного расчёта.

Он установил «Дягтерёв» на плечо второго номера, Михаила Садова, кряжистого мужика. Тот тоже был из пополнения. Михаил крепко сжал сошки, обеспечив необходимую устойчивость. Кругов расчётливо выждал, когда немец снизится метров до четырехсот и приблизится к точке прицеливания, после чего хладнокровно открыл огонь короткими очередями.

Конечно, он не сбил «Хеншель», но самолёт дёрнулся, уходя с первичного курса. Смертельные для моей группы пулемётные трассы прошли мимо. Вряд ли Николай сумел повредить что-то важное или ранить лётчика, но удар нескольких бронебойных пуль по дюралевой обшивке, пробив ее, напугал пилота.

Немец развернул свой полутораплан, но за это время мы буквально пролетели разделявшие лес и дорогу двести метров и скрылись среди деревьев. Лётчик попробовал преследовать, ударив из двух пулемётов в нашу сторону, но нарвался на довольно плотный ответный огонь. Получив ещё несколько пробоин, пилот решил не рисковать и, сбросив в стороне бомбовую нагрузку, ушёл на аэродром.

Операция не удалась, взрывчатка осталась на перегоне. Пробовать ещё раз выйти к дороге мы не решились. Кроме того, схватка с «Хеншелем» обернулась очередными потерями: слепые очереди немцев достали одного из бойцов в затылок.

В третий раз мы уложили практически всю оставшуюся взрывчатку под рельсовую нить, предварительно пропустив патрульную мотодрезину. Но за ней пошла ещё одна. Экипаж внимательно осматривал дорогу двигаясь с небольшой скоростью. Они заметили верёвку и разрыхлённый щебень балласта.

Я решился на подрыв. Немцы уловили моё движение и открыли огонь, но последующий взрыв крепко оглушил противника и поднял камни в воздух. Те ударили по экипажу дрезины не хуже шрапнели.

Пока фрицы приходили в себя, я первым открыл огонь из трофейного «маузера». Мои выстрелы послужили сигналом бойцам прикрытия. Точно ударили пулемётные очереди, словно автомат заработала снайперская винтовка Михаила. Расчёт крупнокалиберного «гочкиса» уделало камнями, уцелевшего пулемётчика, до того успевшего нырнуть вместе с ручным МГ, снял наш снайпер. Немец успел дать только одну очередь, характерно отличающуюся от привычного рокота МГ-34: звук был похож на вой пилорамы.

Пока безуспешно пытавшихся огрызаться фрицев давили бойцы прикрытия, я сумел подобраться ближе и точно бросил две гранаты. Одну с задержкой, осколки здорово ударили по и так оглушённым немцам. Вторую заложил точно в боевой отсек.

Сменив магазин «маузера», под плотным огнём прикрытия я добрался до дрезины и добил уцелевших немцев. Это было не так и сложно: разрывы гранат сделали своё дело, уничтожив, по сути, экипаж. Оказать хоть какое-то сопротивление попытались всего трое немцев, но в их руках не было опасного для меня автоматического оружия.

Нам достались неплохие трофеи. Французский 13,2-миллиметровый «гочкис», переименованный немцами в МГ.252 (ф), сильно повредило щебнем и осколками гранат, а вот новенький МГ-42, с установленным прямо на пулемёте оптическим прицелом, стал отличным трофеем. Нам досталось также много «колотушек» и «яиц», патроны; мы навешали на себя трофейные карабины и единственный автомат, прихватив также сухпай фрицев. С унтера, висок которого пробило осколком, мы сняли практически не пострадавшую форму. Он совпадал со мной габаритами; очень полезный трофей. Удачный опыт его использования у нас уже имелся.

Люди гибли в боях, но на их места приходили другие. После наших ударов отряд вырос до пяти десятков бойцов: действия «лесных мстителей» нашли у местных живой отклик. Пройдя тщательную проверку, новички пополняли наши ряды.

Я решил несколько изменить структуру своего подразделения, сформировав пять отделений.

Первые два стали отделениями диверсантов. Пять человек – обученные мною подрывники, вооружённые трофейными карабинами и гранатами. Ещё пять – группа прикрытия. В неё входил пулемётный расчёт из двух бойцов, два снайпера (лучшие стрелки) и командир отделения с автоматом. Отделения менялись на заданиях, во время отдыха бойцы активно тренировались: рукопашный бой, минное дело, метание ножей и макетов гранат.

Вторые два отделения несли караульную службу. Вокруг лагеря располагалось три секрета по два бойца с винтовками, плюс четыре бойца с пулемётом непосредственно в карауле. Отделения менялись ежесуточно, время на отдых после дежурства выделялось в первой половине дня, во второй бойцы также тренировались. Я разрешал спать в секретах днём по одному бойцу. Проверял караулы регулярно, если секрет засыпал полностью, то на тренировках, после смены, я наказывал бойцов физически.

Последнее отделение, семейных мужиков, я оставил охранять «бабский» лагерь. Им я тоже оставил пулемёт, снятый с подбитой бэтэшки ещё Лёхой-егерем.

– Почему же люди пошли к вам именно тогда, летом 42-го?

– В 41-м, шокированные скоростью немецкого наступления, многие поверили в падение советской власти. И, если быть честным до конца, далеко не все жаждали за неё умирать.

Но политика нацистов на завоёванной территории принесла свои плоды: люди убедились в бездумной жестокости захватчика. Карательные акции и месть фрицев за своих погибших зачастую настраивали жителей не против партизан, а против палачей, что толкнуло многих мужчин вступить в отряд.

И в целом, если в 41-м партизанское движение только зарождалось и стало доставлять фрицам реальные проблемы ближе к зиме, то в 42-м оно приняло масштаб полевых сражений. «Лесные бандиты» – так называли нас немцы – не просто наносили удары по транспортным артериям, они нападали на комендантские гарнизоны и полицейские участки, уничтожая врага. В центральной и восточной Белоруссии партизанами контролировались целые области, на их вооружении появились артиллерия и даже танки!

Естественно, усиливающееся сопротивление в тылу вынудило нацистов принимать более действенные ответные меры. Во-первых, полицаев стали лучше вооружать, их число заметно увеличилось, а всех новоприбывших вязали кровью в карательных акциях. В ряды «бобиков» приходили многие недовольные советской властью, что служили немцам не за страх, а на совесть. На командирские должности ставили людей с боевым опытом, энергичных и жестоких. Они неплохо готовили подчинённых, умело и беспощадно сражались с партизанами. На вооружении «бобиков» тоже появились тяжёлые пулемёты, трофейные пушки и миномёты.

Во-вторых, немцы усилили оборону железной дороги, увеличили численность охранных и полицейских частей. Для борьбы с крупными партизанскими отрядами широко применялись войсковые подразделения, усиленные бронетехникой и авиацией.

В-третьих, немцы использовали против «лесных бандитов» специальные части, «ягдкоманды» и «зондеркоманду» СС «Ораниенбург», как раз в это время выросшую в «зондербатальон» СС «Дирлевангер». И те, и другие искали (и находили) партизанские базы и лагеря, устраивали засады на лесных тропах, уничтожали командиров и небольшие отряды. Но эсэсовцы Дирлевангера с увеличением численности батальона выродились в безжалостных карателей, которых активно задействовали в акциях устрашения.

Показательные казни немецкое начальство очень любило. Однако численности «айнзацкоманд» и полицаев не хватало, в Белоруссию бросили вспомогательные части, сформированные из коллаборационистов. В том числе 201-й батальон охранной полиции.

– Украинский батальон?

– Так точно. Выходцы с Западной Украины. После наших акций на дороге комендант района запросил подкрепление. Ему прислали роту 201-го батальона, выделили взвод СС. Усилив эту группу комендантским взводом и добавив имеющуюся бронетехнику оберет бросил сводный отряд «выявлять подозрительных лиц, уличённых в связях с партизанами».

Так вот, если до этого немцы хватали заложников и расстреливали их после наших ударов, то сводная карательная группа устроила настоящий террор. Деревню, ближнюю к месту нападения на дрезину, в буквальном смысле уничтожили. То есть вообще истребили всё население. Поголовно. Не делая разницы между детьми, женщинами, стариками. Вы это понимаете?

Вспоминая страшные сентябрьские дни 42-го, я рефлекторно сжал кулаки. Мрази… Может, это такой душный воздух в землянке, но как-то резко стало нечем дышать. Жарко.

– Как я позже узнал, командование отрядом на себя принял один из эсэсовцев, человек до крайности жестокий. Истребление жителей стало не продуманной карательной акцией, а действием маньяка, утоляющего жажду человеческой крови. Свою жажду.

Я бывал на подобных пепелищах после, этим летом. Деревни нередко сжигают. И знаете, что самое страшное? Тишина. Не слышно ни скотины, ни человеческих голосов, ни даже птиц. Даже птицы молчат, понимаете? А ты ведь знаешь, что здесь жили люди. Жили. Любили, смеялись, плакали, рожали, умирали… естественной смертью. А теперь тишина.

И вот ты подходишь к колодцу, а оттуда прям воняет. Прям прёт тухлятиной. И ведь ты не хочешь туда заглядывать, нет. Не хочешь. Но заглядываешь.

Чтобы увидеть на поверхности воды тело младенца с раздробленной головой.

Ты в ужасе отшатываешься, схватившись за воротник: нечем дышать. Ты делаешь несколько шагов в сторону. Ты хочешь бежать.

И когда ты уже уходишь, взгляд случайно падает в сторону небольшого оврага на краю деревни. Ты подходишь к нему, и вот тут ты слышишь. Слышишь рой мух. Очень, очень много мух.

И первое, что ты видишь, – это остекленевшие глаза 14-летней девочки, гримасу ужаса, застывшую на её лице. Ты опускаешь взгляд, чтобы увидеть две страшные зияющие раны на месте отрезанной груди. Неестественно вывернутые ноги, сломанные в суставах. Внутреннюю часть бёдер, обильно залитых кровью.

Ты уже не находишь сил смотреть вниз, ты только замечаешь, что там много тел. Вперемешку с людьми лежат животные: собаки, кошки, скотина… И ты хочешь убежать, понимаете?! Ты хочешь убежать, убежать и забыть всё это!!! Забыть, понимаете?!


– Мещеряков, прекратить истерику!

Капитан, которого явно зацепили мои откровения, зло смотрит на меня.

– Я прекрасно знаю, что оставляли за собой эсэсовцы Дирлевангера и украинские каратели. Как-никак капитан «СМЕРШ». Ближе к бою.

– Хорошо.

Делаю пару глубоких вдохов, стараясь прогнать от себя воспоминания, преследующие меня в кошмарах.

– Десяток уцелевших после побоища, половина которых тронулись умом, набрели на секреты примерно тогда же, когда ко мне пришёл посыльный от отца Николая. Он принёс с собой страшные новости: каратели вошли в село, где служил батюшка. Они начали с грабежей и изнасилований. Священник, заранее послав доверенного мальчишку предупредить меня, попытался остановить немцев и украинцев.

Я собрал всех боеспособных и повёл отряд к селу. Вот только пока мы собирались, пока добирались, первая кровь уже пролилась.

– Ваш священник погиб?

– Да. Он попытался вразумить командира комендантского взвода, но тот только развёл руками, сославшись на оберштамфюрера СС. Отец Николай хотел поговорить и с ним, но увидев, как два украинца вытащили за волосы из избы совсем молодую ещё девочку, бросился на помощь. Только хохлы не стали слушать вразумлений православного священника, а со смехом закололи его штыками…

3 сентября 1942 года

К селу мы вышли только ночью. Как бы я ни спешил, но лезть вперёд без разведки было бы верхом безумия.

Час спустя я уже знал, что на мои полсотни приходится примерно 250 бойцов противника. Один к пяти, и шансов на удачную ночную атаку у нас нет: озверевшие украинцы и эсэсовцы разбрелись по селу, насилуя и убивая. Несколько домов уже горят, озаряя ночь всполохами багрового света.

Всех мужчин предварительно согнали, половину заключив в камеры полицейского участка, а вторую заперев в церкви. Вокруг неё выставили посты.

Отряд карателей имеет два центра. Первым стал полицейский участок, в котором, помимо местных полицаев, собрались бойцы комендантского взвода.

Судя по всему возрастные солдаты из комендачей не рвутся участвовать в кровавом разгуле. Но они же представляют собой организованную силу собранную в кулак в одном месте.

Во дворе участка замер радийный бронеавтомобиль «бюссинг», вооружённый 20-миллиметровым автоматическим орудием. Этот при случае наделает делов, кроме того, рация в кабине машины позволит фрицам оперативно вызвать подмогу, чего мы просто не имеем права допустить.

Со стороны дороги немцами выставлен пост, усиленный бронеавтомобилем «хорьх». Этот вооружен только пулемётом, но расположен броник удачно, все подходы перед ним как на ладони.

У бывшего здания школы стоят оба бронетранспортёра эсэсовцев, и, судя по огням в окнах, весёлым мужским крикам и пьяному смеху, перемежающемуся с истошными женскими визгами, там расположились ублюдки Дирлевангера. Хотя большая часть «айнзац-команды» «веселится» в деревне вместе с украинцами.

Грузовые машины компактно собраны вместе, и я уверен, что там также выставлены усиленные посты.

Это что касается сил и расположения противника. Но за этот час мы насмотрелись и на «художества» карателей. На моих глазах из избы выбежала белокожая молодка в разорванном платье, за ней на улицу выскочили два мужика с винтовками, на одном были спущены штаны. Он как-то неуклюже и суетливо цеплялся за пояс, почему-то это запомнилось.

Один прокричал что-то скабрезное бабе вслед, а второй молча вскинул винтовку и уложил жертву точным выстрелом в спину. Потом что-то с ненавистью проорал на украинском.

Другой боец видел, как во двор одного из домов фрицы вывели плачущих старика и старуху и раскололи обоим черепа ударами тяжелого молота. С надрывными хеками бил здоровый немец, ещё двое держали вырывающихся стариков.

Маленькая девочка с воем бросилась к телам близких, её отшвырнули грубым ударом сапога. Но когда палачи ушли, ребёнок подобрался к убитым и тихо, но пронзительно завыл…

Тела убитых сельчан разбросаны по всем улицам. Все они застыли в неуклюжих, жалких позах, при виде которых сердце стискивает, словно тисками. Среди трупов валяется несколько тел в форме полицаев. Неудивительно, ведь некоторые из жителей наверняка приходились «бобикам» родственниками. Видимо, местные попробовали заступиться, вот только что эсэсовцам, что украинцам, похоже, всё равно, кого убивать. Наоборот, казнь сомневавшихся стала показательным примером для остальных.

Всё, что я увидел, заставляет дрожать крупной дрожью от ярости. Я сам еле сдержался, чтобы не выстрелить по ненавистным фигурам, мелькающим в свете огня, и чудом удержал других разведчиков.

– Бойцы, расклад не в нашу пользу. Отсюда всё слышно, кто-то уже всё увидел. Немцы и украинцы к утру перебьют всех. Но их в селе больше двух сотен, да ещё и при бронетехнике. Если ударим, из нас выживут не многие, да и не факт, что хоть кого-то сумеем спасти.

Только я считаю так: это наш долг – пойти туда и умереть. Но забрать с собой столько этих нелюдей, сколько сможем!!! Вы со мной?

Бойцы ответили молчанием. Но это не безвольное молчание струсивших и сломленных. Ярость до такой степени овладела людьми, что они не могут говорить; раздался лишь глухой рык, близкий к звериному.

– Тогда так. Я к участку, со мной подрывники из первого отделения, расчёт Кругова и ты, Илья.

Командир первой диверсионной группы, один из двух уцелевших «смолян», молча кивнул.

– Двигаемся по-пластунски, с леса. Надеюсь, оттуда не заметят. Миша, на твоей двойке пост у броневика, права на промах у вас нет, учти. Но там немцы запускают сигналки, так что прицелишься.

Вторая снайперская двойка, расчёт Ходова (ещё один «смолянин»): по сигналу откроете огонь по окнам школы. Занимайте удобные позиции, готовьте запасные. Отвлечёте на себя эсэсовцев, постарайтесь выбить как можно больше. Виталь, ты со своими подрывниками должен подобраться с поля к броневикам, «ганомаги» надо сжечь.

Третье, четвёртое и пятое отделения: вас дробить не буду. Третье усиливает мою атаку по участку, подниметесь, как только начнётся стрельба. Расчёт прикрывает, двигаетесь двойками, короткими перебежками, как учил.

Четвёртое ползёт по следам Глуханкина, но держит дистанцию метров в сто.

Тёзка (это я комоду-5), что касается твоих орлов: пулемётчиков оставишь на дороге, это наш резерв. Расчёт: если кто-то попытается покинуть деревню на грузовике, бейте по водительской кабине. Если будут прорываться «коробочки», в бой не вступать. Оставшееся отделение ползком к машинам. Атакуете водителей и караул.

Время – смотрю на трофейные часы – 1:48. Командиры, сверяем время! В 3:00 все должны быть на исходных, сигнал к атаке – взрыв. В первую очередь нужно сжечь радийный автомобиль. Если начнётся бой, всё равно атакуете. Получится выполнить поставленные задачи, все три отряда, Миш, присоединитесь к пятому отделению, встречаемся у церкви. Вопросы?

– Никак нет.