Лесные призраки

– Я свалил обоих!

– Проверь.

Второй немец ждал справа. Ну, мрази, сейчас вы заплатите за излишнюю говорливость.

«Маузер» дважды бьёт в сторону нарисовавшихся в дыму фигур. Оба падают, ближний ко мне отвечает неточной автоматной очередью, что тут же оборвалась: третья пуля достала немца.

Касаюсь рукой шеи пулемётчика. Пальцы окунаются во что-то горячее. Пульса нет.

Я даже имени твоего не узнал. Царство тебе Небесное.

Спешно перезаряжаю «маузер». Прихватив трофейный автомат (дырчатый кожух, магазин сбоку – МР-18, «шмайсер»), бегу вперёд.

Выстрелы раздаются вокруг меня, и слышатся проклятья на немецком. Кажется, Гансы несут потери уже от дружественного огня.

Так вам и надо.

Едкий дым внезапно обрывается, открыв картину такой яростной рукопашной схватки, что я на секунду оцепенел: ещё ни разу на моих глазах люди не убивали друг друга с такой жестокостью.

У партизан элементарно не хватает оружия, зато с избытком ненависти и жажды мести. Они хватают всё, чем можно бить, убивать, колоть, стрелять. Ножи, штыки, лопаты вонзаются в тела, приклады крушат черепа, унося драгоценные арийские жизни. В ответ бьют автоматные и пулемётные очереди, убийственные на близкой дистанции, стучат винтовочные выстрелы.

На моих глазах немец стреляет в партизана, но не успевает передёрнуть затвор, как его сбивают крепким ударом кулака. Подхватив трофейную винтовку, молодой ещё парень тут же из неё стреляет.

Другой немец вонзает штык-нож в живот бегущего на него партизана. Воодушевлённый успехом, ганс бросается ко второму бойцу. Кадровый красноармеец заученно парирует выпад стволом трёхлинейки и тут же колет в ответ, насаживая противника на штык. Но не успевает его выдернуть, получив удар ножа в бок.

Я вскидываю автомат, но меня опережает дюжий мужик, разрубив шею фрица сапёрной лопаткой.

Первый номер расчёта МГ, уложив пулемёт на плечи товарища, очередью в упор свалил трёх партизан. Он успевает развернуть ствол «машингевера» в мою сторону, но вместе с камрадом погибает от очереди «шмайсера».

Уловив движение сбоку от себя, разворачиваюсь. В меня целится унтер. Жму на спуск. Автомат сухо щёлкает.

Я не успеваю упасть. Но между мной и противником внезапно вырастает ещё один боец. Его тело дёргается от попаданий тяжёлых 9-мм пуль «люгера», но крепкий мужик бросается вперёд, из последних сил свалив немца и раздавив его горло тяжёлыми кистями.

Клокоча от ярости, меняю магазин. Сзади раздаются крики на немецком.

Моя идея с прорывом отчасти сработала: удар одновременно десяти автоматов и четырёх пулемётов выкосил в рядах наступающих фрицев глубокую брешь. Уцелевшие ответили кинжальным огнём, но атака чуть ли не восьми десятков моих бойцов опрокинула противника.

Так получилось, что на отдельно взятом участке мой отряд получил численное преимущество, прорвав кольцо оцепления. Но при этом невольно растянулся в колонну. Её тут же атаковали с флангов; и спереди, и по бокам завязалась отчаянная схватка.

А вот теперь основные силы противника настигают нас сзади.

В три длинные очереди выпускаю второй магазин трофейного «шмайсера». Появляющиеся из завесы фигуры на время залегают, отвечая неточным (из-за дыма) огнём.

Но завеса уже развеивается. Надо бежать, пока не поздно.

Перетянув ремень автомата через плечо (лишним оружие не будет), бросаюсь вперёд, дёргая «маузер» из кобуры. Десять патронов в пистолете да финка, чтобы пробиться. Негусто.

Впереди отделение немцев дружным ударом перерезает нашу колонну. Брешь в рядах партизан пробил пулемётный расчёт, и в неё тут же хлынул десяток фрицев с унтером во главе. Огонь его автомата срезает двух бойцов, попытавшихся остановить противника.

Рассеивающаяся очередь МП-38 проносится над головой: в последний момент падаю на землю и укрываюсь за трупом, облачённым в серую форму.

Маузер дважды рявкает: первой пулей промахиваюсь, но вторая попадает унтеру в плечо, опрокидывая его на спину.

Из-за спины по немцам бьют несколько винтовочных выстрелов. Потеряв двух человек, фрицы стреляют в ответ. Расчёт МГ занимает удобную позицию.

Сейчас они всех нас и положат…

Бешено жму на спуск, ловя в прицел тонкий ствол «машингевера» и торчащие за ним каски. Свалил как минимум одного пулемётчика и не дал открыть расчёту убийственный кинжальный огонь; оставшиеся партизаны (человек 15) добегают до противника.

– УР-Р-Р-А-А-А!!!

Немцы стреляют в упор, равняя число врагов. Бросаюсь в гущу схватки, выхватывая уже сроднившуюся со мной финку.

Боец с винтовкой наперевес атакует крепкого фрица. Немец филигранным движением отбивает укол и вонзает штык в противника. Он успевает выдернуть нож и направить на меня ствол карабина.

Перехватываю финку обратным хватом и отбиваю лезвием направленный в меня штык-нож. Разворот, левой хватаю фрица за китель и дёргаю вниз; клинок, зажатый в правой, наискось полосует его горло.

Высокий, спортивный немец мощным ударом приклада сбивает молодого парня. К нему бросается ещё один боец; ныряя под выпад фрица, он достаёт врага ножом, вонзив его в пах. По ушам бьёт дикий крик боли…

Унтер встаёт на ноги и пытается поднять МП-40 одной рукой. Прыжок в его сторону; сбиваю автомат и одновременно рассекаю глотку ударом клинка снизу вверх. Выхватываю из немеющей руки оружие и срываю магазинную сумку.

Мёртвому уже не пригодится…

Прямо передо мной на землю свалились два человека. Крупный немец оказывается сверху; нанеся несколько тяжёлых ударов кулаком, он начинает душить врага.


Направляю на фрица автомат, но прежде, чем успеваю нажать на спуск, боец бьёт фашиста ударом зажатого в руке камня. Скинув немца с себя и взгромоздившись сверху, он начинает лихорадочно крушить его череп. Кровь брызжет во все стороны.

Дёргаю парня за шиворот.

– Бежим!!!

14 сентября 1944 года

– Сколько человек прорвалось?

– Примерно три десятка, плюс-минус. Мы попытались оторваться, но немцы плотно сидели на хвосте. Вскоре стало ясно, что практически все варианты нашего отступления просчитаны.

Кроме одного.

Мы рванули через болото, до того считавшееся непроходимым. Так оно и было, ни гатей, ни сухих участков. Трясина… В какой-то момент я смирился с тем, что мы не вырвемся. Размышлял, что погибнуть в бою с оружием в руках было бы честнее, чем оказаться затянутым в трясину. Ведь шли по очереди, считай каждый побывал на грани… Многих вытащили. Но уцелело только четырнадцать человек, вместе со мной. Гражданских среди нас не осталось.

Вот, собственно, и вся история.

– Вы вернулись в старый лагерь?

– А что нам оставалось делать?

– И больше вы не переходили к активным боевым действиям?

– Но вы ведь читали журнал. Переходили, осенью был ночной бой…

– Хорошо. Давайте по порядку. Что было дальше, когда вы присоединились к «бабскому» отряду?

– Скорее, всё же воссоединились. К тому же к нему прибилось порядка двух десятков боеспособных мужчин. Из уцелевших и пополнения я сформировал три полноценных отделения, по пятнадцать человек в каждом. Создали ещё один лагерь, приступили к усиленным тренировкам.

– Оружие?

– Именно оружие у нас было, не было ни боеприпасов, ни взрывчатки.

Прочесали район, нашли несколько неразорвавшихся снарядов и мин, не прошедших через канал орудийного ствола. На них не было нарезов.

Капитан нетерпеливо дёрнулся.

– Я понимаю, что это означает.

– Ну так вот, детонаторы я сумел изъять, а тротил мы из них выплавили. Страшно, конечно, операция сложная и рискованная. Но в итоге справились, получив килограммов 15 тола.

Что касается боеприпасов, помогли местные. Они указали на брод, по которому отступали наши летом 41-го. Тогда передовые моторизованные группы немцев захватывали мосты, а прорывающиеся из окружения были вынуждены искать проходы. Одна такая колонна попала под удар с воздуха. Боец из пополнения нашёл место, мы исследовали дно реки. «Улов» был на удивление хорош: два ящика с винтовочными патронами и ящик гранат, «РГД-33». Эта находка стала определённого рода сигналом: я решил, что пора вновь переходить к активным боевым действиям.

Очередной раз разобраться в логистике перевозок было не так и сложно, хватило пару дней понаблюдать за дорогой. Эшелоны в обе стороны шли пачками по 6–7 штук, перед ними проходили дрезины. Дорогу раза два в день облетал «Хеншель-123», устаревший бомбардировщик-биплан со слабой защитой.

Правда, немцы приняли некоторые дополнительные контрмеры против ударов по железке: они стали минировать места предполагаемых проходов на наиболее скоростных участках. В первый день наблюдения я решил поближе подобраться к путям, что едва не стоило мне жизни. Сработала интуиция. Почувствовав тревогу я лишний раз решил осмотреться и заметил характерные участки с пожухлой травой, тонкий шнур сигнальной ракеты. Рискнул, попробовав разминировать. Мне повезло, немцы не ставили трофейные противопехотки на неизвлечение. И было их не так, чтобы уж очень много.

Видимо, эта мера была только подстраховочной, так как осмотров этих участков фрицы не предпринимали. В последующие дни мы нашли ещё три заминированных подхода к дороге; все мины я снял, попрактиковав и товарищей. Конечно, опасно, как и любая другая работа со взрывчаткой, зато я сформировал полноценную группу подрывников, во главе которой поставил чудом уцелевшего сержантами-номётчика, Сергея.

– Кстати, а что со старшиной Киреевым? Он погиб на болотах?

– Нет. Его не было уже среди тех, кто прорвал немецкое кольцо при штурме лагеря. Уцелевшие бойцы не видели гибели Владимира, так что, скорее всего, его достали ещё при проходе сквозь дымную завесу.

Капитан устало откинулся на спинку стула.

– Занимательный рассказ. И очень подробный. Прервёмся?

После небольшого (минут 10) перерыва, я продолжил своё повествование:

– Имеющийся тротил я использовал при закладке мин натяжного действия, использовал детонаторы от гранат. Грубая работа, да и заметить её не слишком сложно, хотя поначалу я укладывал не очень много взрывчатки: и установить быстрее, и замаскировать проще. Основная сложность возникает с верёвкой, которую также необходимо замаскировать и которую нужно дёрнуть при подрыве. Соответственно, один из бойцов находится в непосредственной близости от дороги, ведь верёвку длиной в 200 метров не увяжешь, на деле получалось 50–70 метров. Да и не факт, кстати, что 200-метровую получилось бы натянуть для подрыва.

Относительного успеха удалось добиться в первый раз: я подорвал мину под зенитной платформой в грузовом составе. Вот только взрыв получился не слишком сильным, как раз из-за малого количества заложенного тола. Платформа, конечно, перевернулась, за ней сошли ещё три грузовых вагона. Из них посыпались ящики с консервами.

Урон я нанёс минимальный, а расплатился за него сполна. Ведь своим я запретил открывать огонь, а высыпавшие из теплушек бойцы охраны сразу стали стрелять. Им вторили крупнокалиберные пулемёты, уцелевший зенитный автомат. Стреляли в сторону леса, что меня и спасло. Если бы фрицы решились прочесать окрестности или заметили в стороне перевёрнутых вагонов верёвку, я бы точно не выжил.

Но, видимо, командир охраны эшелона не решился рисковать людьми. Вместо этого немцы заняли круговую оборону по обеим сторонам земляного полотна и вызвали авиацию. «Хеншель» прочесал из пулемётов лес вокруг дороги, но меня не заметил. Ещё на стадии подготовки мы с бойцами смастерили неплохую маскировочную сеть, так что с воздуха обнаружить меня было не просто.

К ночи голова состава ушла на восток, а уцелевшие сзади вагоны оттащили обратно на станцию. Пост охраны рядом с разбитыми вагонами фрицы не выставили: не самый ценный груз, да и рисковать попусту солдатскими жизнями у немцев не принято. Правда, логичнее было бы оставить засаду, но я внимательно следил за противником. Никаких сюрпризов не было, не решился командир эшелона оставлять небольшую группу бойцов (а большую не спрятать) ночью на перегоне, когда помощь не сможет мгновенно поспеть. Или не сумел согласовать свои действия с начальством.

Так или иначе, но, увязав из маскировочной сети узел, я подобрался к вагонам и набил его уцелевшими банками консервов. Этакая компенсация за несколько часов страха.

К сожалению, группа в тот день понесла потери. Во время немецкого обстрела шальной 20-мм зенитный снаряд напрочь оторвал голову неосторожно высунувшемуся бойцу из пополнения. При налёте «Хеншеля» под пулемётную трассу попало ещё два человека, один умер от потери крови прямо на месте, второго добило заражение несколько дней спустя. Не было у нас ни лекарств, ни хорошего медика.