Лесные призраки

– Готовы? Огонь!!!

Наплевав на меры безопасности, внимательно смотрю на результат стрельбы. Небольшой разрыв сопровождает вскочившая и тут же упавшая человеческая фигура. Попал!!!

Может, и не ты, гнида, убил ребят, но тоже результат. Все вы здесь кровью умоетесь!

– Молоток, сержант! Помнишь небольшую расселину на востоке от лагеря? Метров пятьсот отсюда? Там сейчас по любому три-четыре «самовара» батальонных стоят. Надо накрыть. Сможем?

Кадровый миномётчик с загоревшимися глазами и покрасневшим лицом (в бой рвался!) уверенно кивает, скорчив яростное лицо.

– Возвышение 75, дистанция 500, веха – макушка граба по курсу угломер 33! Беглыми, огонь!

Мы успеваем выпустить пять снарядов. Последний отзывается гулким взрывом и вспышкой пламени. Накрыли батарею!

– Бегом в блиндаж!

Мой расчёт также выдаёт себя дымными следами. Половина немецких «самоваров» сосредотачивает огонь именно по нашему окопу, «огурцы» ложатся уже совсем рядом.

Бросаюсь первым в ход сообщения, за мной поспевает сержант, следом топает заряжающий.

Тройной взрыв сзади сбивает нас ударной волной. Сержант падает мне на спину, закрывая от осколков.

Переворачиваюсь. Миномётчик со стонами тянется к спине. Аккуратно провожу по ней рукой: тяжёлых и средних ран нет, но мелких осколков много. Если переживёт этот бой, попробую сам достать.

Заряжающему повезло меньше. У него отсутствует верхняя часть головы.

– Сержант, тебя как зовут-то?

– Сергей.

– Серёга, ползи в командирский блиндаж, на сегодня ты навоевался. Сбили спесь с гадов! А ты хорошо наводишь, быстро. Если выживешь, пригодишься, в горячку боя не лезь. Я пришлю посыльного, когда будем прорываться. Всё, топай.

Направляюсь к КП. Сегодня судьбу я крепко испытываю, «огурцы» рвутся вокруг, сопровождая мой путь. Но Господь меня хранит – видимо, молитвами матери и жены на земле, а Виктора на небе.

Вот и командный пункт старшины – небольшое гнездо рядом с дзотом, в котором установили ДШК.

Новоиспечённые посыльные, три человека, остались на месте. Сидят, сжавшись, в отсечном ходе.

– Бойцы, слушай сюда. Надо пулемётчиков на позиции выводить. Немцы сейчас последние снаряды отстреливают, а там пехота подтянется на финальный рывок. Если на гранатный бросок доползут, нам хана. Так что пулемётчикам приказ: огонь с 50 метров, ориентиры – высовываюсь из окопа, оглядываюсь – сломанная берёза с южной стороны, поломанный граб с севера, и на западе почерневший дуб, который самый толстый. Очереди короткие, огонь прицельный. Сами в блиндажи, к бойцам. Как только пулемётчики огонь откроют, всех по местам, вы ко мне. Выполнять!

Может, я и несправедливо рискую бойцами, но выбора нет.

Ныряю в дзот к расчёту ДШК. Ни одного знакомого лица.

– Так, бойцы, если кто не в курсе, командиром отряда являюсь я, старшина Киреев руководил в период моей временной недееспособности.

Вопрос: кто-то раньше стрелял из ДШК?

Бойцы неуверенно качают головами. Ясно.

– Ты, – показываю в рослого, сильного бойца, – набиваешь и подносишь ленты.

– Ты, – рука утыкается в кажущегося наиболее грамотным бойца, – с зарядкой ленты разобрался? Молодец! Будешь заряжать.

– Ты, – смотришь за тылом. Если там ситуация становится критической, кричишь мне, развернём пулемёт. ДШК – это наш последний в бою аргумент. Вопросы? Отлично.

…Вперёд немцы пустили полицаев. Я понял это по мельканию разных цветов формы: на ползущих вперёд бойцах надета и немецкая, серого цвета, и защитная зелёная, советского образца. Значит, хотя бы часть из них бывшие красноармейцы. Плохо.

Сколько же вы сюда народу пригнали…

Полицаи равняются с указанными мною ориентирами практически одновременно. Сейчас!

Шесть трофейных МГ-34 ударили в унисон, с секундным разрывом. Бобики, попавшие под кинжальный огонь, поначалу попытались подняться и рывком добежать до окопов, но очереди скорострельных МГ буквально выкосили цепочки атакующих.

В ответ начинают работать с десяток пулемётов только в мою сторону. Очереди двух наших расчётов обрываются, словно подавившись.

Ловлю в прицел пульсирующий огонёк вражеского «машингевера». Придётся вступать в бой прямо сейчас, иначе фрицы подавят мои пулемёты.

Жму на гашетку.

Трассирующая очередь 12,7-мм пуль переворачивает немецкий МГ. Я не вижу, что там с членами расчёта, но физически ощущаю, как крупнокалиберные пули разрывают тела фрицев на куски.

Ловлю в прицел второй пулемёт, тут же жму на гашетку. Очередь противника мгновенно обрывается. Вхожу в раж, открывая огонь по отчётливо заметным в серой форме «бобикам». Полицаи не выдерживают, многие вскакивают и бегут назад, остальные спешно отползают. Поднявшихся в спину тут же догоняют очереди моих пулемётов и выстрелы бойцов, вдвое сокращая число предателей.

Немецкие расчёты замолкают. Кажется, первая атака захлебнулась. А вот что сейчас последует…


– ВСЕ ПО БЛИНДАЖАМ!!! МИНЫ!!!

Мой бешеный крик опережает атаку буквально на минуту. Надеюсь, что большая часть бойцов успела спрятаться.

На этот раз миномётный обстрел ещё злее и настойчивее, чем в прошлый раз. Больше половины батальонных «самоваров» работают по нашему дзоту, но дубовые перекрытия выдерживают все удары. Что, мрази, не ждали у нас тяжелого вооружения? Чем вы теперь меня подавите?

Если только снайпером. Но у меня щиток стоит, хрен пробьёте!

Последние мины поднимают перед позициями столбы дыма. Хитро. Сейчас немцы под их прикрытием дымовой завесы подберутся к траншеям, и тогда уже сомнут нас числом.

Стон. Но они же нас тоже не видят!

– Посыльные! Бегом сюда!

Значит, так: собирайте людей, все на западную сторону, отделение Киреева в голове. Не забудьте забрать всех раненых. Будем прорываться! В окопах остаются только пулемётчики, прикрывают не меньше 10 минут. Пусть стреляют на звук! Потом бегом. Ясно?! Выполнять!

Немцы сами подарили нам шанс уйти. Главное, теперь суметь им воспользоваться.

Руки потеют от напряжения, сердце бьётся как воробей в клетке. Ну же, обозначьте себя хоть выстрелом…

На левом от меня фланге в дым начинает бить трофейный МГ. Но секунду спустя ему отвечает огромная струя пламени. Огнемётчики!

Два живых факела безмолвно бегут по окопам: горючая смесь сожгла гортани.

Получите, твари!

Не знаю, на что рассчитывали немецкие сапёры, но очереди ДШК нашли их даже в дыму. Огненный взрыв рассеял дым, а дикий нечеловеческой визг заложил уши.

Вторая струя пламени ударила из завесы прямо напротив нас. Максимум для немецкого ранцевого огнемёта составляет 40–45 метров. Наш дзот располагается от кромки вогнутой чаши траншей примерно в сорока…

Время на мгновение замедлилось. Летящая в лицо струя пламени будто встречает сопротивление, как в воде.

Ныряю в угол дзота.

Вовремя.

Огненная смесь ударила в лицо обоим номерам расчёта, сжигая плоть до костей. Люди падают на колени; их головы превратились в жуткие смрадные факелы.

Горло перехватывает от ужаса, а тело сковывает, словно цепью: смерти страшнее я не видел за всю жизнь. Страх парализует меня на несколько секунд.

Из оцепенения выводит звук рвущихся патронов: ствол ДШК оплавился, а боеприпасы детонируют, способные зацепить рикошетом в любую секунду.

– Бегом отсюда!

Я и уцелевший боец успеваем покинуть дзот, прежде чем струя пламени охватывает его во второй раз.

Бешено рву «маузер» из кобуры и дважды стреляю в сторону огнемётчика. Попал? Вряд ли, скорее, напугал. Слишком быстро жал на спуск, к тому же упора.

Второй расчёт, открывший огонь в дымовую завесу, забрасывают гранатами прямо на моих глазах.

Три или четыре «колотушки» переворачивают ствол пулемёта, разбросав бойцов.

Всё, с этой стороны у нас прикрытия больше нет.

С запада бой кипит нешуточный: дикие крики бойцов перемежаются автоматными и пулемётными очередями. Нам туда.

– За мной!

Весь отряд втянулся в дымовую завесу, а справа и слева из неё выбегают немцы.

– Быстрее!!!

Страх подстёгивает нас, и мы с бойцом врываемся в дым прежде, чем противник успевает свалить нас точными выстрелами.

Автоматные и пулемётные очереди раздаются где-то впереди, но и здесь пули бьют со всех сторон, угрожая ворваться в плоть в любую секунду.

Споткнувшись о чьё-то тело, с разбега валюсь на землю. Рядом раздаётся гулкий шлепок. Напарник падает с глухим стоном, обдавая меня струёй горячей крови.

Спокойный голос раздаётся буквально в трёх метрах от меня:

– Есть! Ещё одна русская свинья! Вы ответите за Фридриха!

– Питер, он, кажется, бежал не один.