Лесные призраки

Мальчишка начал жевать. Ох, сколько усилий ему потребовалось, чтобы не заглотнуть ковригу разом! Но парень справился с собой.

– Держи. Это пистолет «люгер», под патрон 9 мм. Сильная штука на ближнем расстоянии. Теперь это твоё штатное боевое оружие. Твоя задача – освоить его в совершенстве. Смотри и запоминай, показываю один раз.

Дальше я наглядно продемонстрировал, как можно зарядить и разрядить пистолет, взвести на боевой взвод одной рукой, зажав его или между коленями, или в подмышечной впадине.

– Как наработаешь этот навык, приступай к тренировкам по правильному прицеливанию. Учись подолгу удерживать пистолет в руке, чтобы его вес стал «родным». Пробуй отжиматься, чтобы укрепить руку.

Как целиться: необходимо свести мушку с прорезью прицела в одну линию и навести их на цель; стрелять желательно в корпус. Пистолет будет дёргать при стрельбе, так что целься чуть ниже того места, куда хочешь попасть. Если твой противник движется вправо или влево, бери упреждение в половину человеческой фигуры. За спусковой крючок тяни плавно. Понял?

– Так точно!

– Вот и молодец. Приступай к занятиям.





14 сентября 1944 года




– Не нашли нас, хоть и искали усердно. Если бы не предусмотрительность покойного егеря, всё бы пошло по-другому. Полицаи из кожи вон лезли, самолёты в небе висели ежедневно. Две с половиной недели немцы провели в лесах, мы уже на коренья перешли.

Контрразведчик задумчиво кивнул.

– Полицаи создавали много проблем?

– Да. Они хорошо знали местность и людей. Сельчане у них на виду, и если кто-то ушёл из семьи в партизаны, узнавали сразу. Могли сообщить немцам, могли сами поработать с семьёй, особенно если имелась старая вражда. Если в семье была справная баба или красивая девка, то какое-то время молчали за плату известным женским местом.

Но в любом случае, как только случалось какое-то нападение с нашей стороны, семью партизана сразу же забирали в заложники. Это многих останавливало.

– Как с ними боролись?

– Да по-разному. Вначале немцы не очень им доверяли, оружие давали в малом количестве, боеприпасов в обрез, одну обойму на винтовку. Да и шли к ним… Шкуры всякие, обиженные советской властью. Их и не так много было. А бывало и иначе: человек винтовку получит, да с ней в лес.

Но свои огрехи немцы поняли быстро. Всех полицаев начали вязать кровью, так, чтобы обратного пути не было. Поздней осенью их ряды пополнили наши военнопленные, замученные в лагерях. Для многих из них служба немцам становилась единственным шансом выжить. Но оправдывать я их не собираюсь, наоборот, объясняю причину образовавшихся проблем. Кадровая выучка, какой никакой боевой опыт, привычка к дисциплине и субординации – эти люди стали очень опасным оружием в немецких руках. Местных, кое с кем из которых были даже достигнуты определённые договорённости, они подмяли под себя.

– А ведь осенью за вами числится крупное нападение на полицейский гарнизон?

– Это была вынужденная и оправдавшая себя мера. После окончания поисков «бобики» получили указание собрать как можно больше заложников и переправить их в город. Готовилась масштабная акция по устрашению. На этот раз хватали много молодых парней, потенциальных партизан.

Обозлённые полицаи вели себя жестко, но особенно отличился отряд Черешнева.

Он был сыном председателя колхоза, до войны жил неплохо. А как началось, так они с папенькой быстро переметнулись к немцам, сдали бывших товарищей-коммунистов. Вот Гансы и пощадили батю, который, кстати, немало дров наломал в коллективизацию. А сыночек, Лёшенька, пошёл в полицаи. Выслуживался, как мог, лебезил перед немцами, одновременно пытался пробиться в командиры. Немцы решили поощрить молодого активного парня, который, к тому же, действительно обладал организаторскими способностями. Ну, вот он и организовал…

Было несколько случаев изнасилований, одну девочку-малолетку замучили насмерть. Ещё одна красивая девка после повесилась. При попытке оказать сопротивление просто убивали, а дом жертвы открыто грабили. Бабку одну, чей сын служил в Красной Армии и которая посмела Черешневу что-то против сказать, прибили гвоздями к забору. Глумились до вечера, потом забили молотками. Твари…

…Даже сейчас при воспоминаниях про Черешню и его выродков кулаки сжимаются от бессильной ярости. Как же хочется убить его… ещё раз. Судя по побагровевшему лицу и злым глазам капитана, его обуревают схожие чувства.

– И как же ты с ними раздела лея? Ведь его отряд втрое превосходил твой?





23 октября 1941 года




Остро пахнущий кровью кусок зайчатины летит через забор. Заворчавший было пёс довольно быстро успокоился, принявшись за лакомство. Я бы и сам не отказался от свежего (только вчера из силков вытащили) мяса, да тебе сейчас важнее.

– Давай, Миша, быстрее!

Тёзка моего комсомольца, крепкий мужик с мощными кистями одним махом вогнал согнутый пополам гвоздь в дерево забора. Протягиваю сквозь него кусок нитки с асбестовым шариком на конце, привязанным за бечёвку к калитке.

– Порядок.

Двенадцатая «колотушка» находит своё место на входе в дом полицая. Надеюсь, моя идея сработает.

Немецкая граната М-24, «колотушка», довольно надёжная и удобная при броске, имеет один существенный минус – долгое время горение запала, чуть ли не десять секунд. Я очень рисковал, когда укорачивал запалы так, чтобы сократить это время до двух секунд. Но умение, вдолбленное мне в центре диверсионной подготовки «учебного полка Бранденбург- 800», не подвело и на этот раз. И теперь я имею все основания надеяться, что заборы полицаев вскоре украсят оригинальные узоры из хозяйских кишок.


Все дома обойти не получилось: дозорный на вышке вполне смог бы заметить подозрительное движение на улицах. Но и двенадцать домов – это примерно половина отряда.

Основные силы полицайского гарнизона расположились в бывшем здании колхозного управления. Его обнесли широким, надёжным забором, поставили вышку, поверх ограды пустили колючую проволоку. Телефонные кабели тянутся в стороны двух соседних гарнизонов, так что озверевшие «бобики» чувствуют себя в относительной безопасности.

Только чувство это ложно. Ландшафт с восточный стороны леса, окружающего деревню, идёт на подъем. Мне удалось найти точку в шестистах метрах от опорного пункта «бобиков», с которой бывший дом колхозного управления и его двор лежат перед нами как на ладони.

Время. Сверяюсь с циферблатом трофейных часов. 4:28, «собачья вахта». Через 17 минут начнём.

Если бы не ранняя изморозь и первый, ещё не сошедший снег, да скирда сухого сена во дворе управы, то план нападения был бы другим, а скорее всего, я бы просто отказался от операции. Однако теперь есть возможность что-то различить и в ночной тьме.

Бежим на исходные. Восстановить форму после летнего ранения я до конца не сумел, так что через две минуты кислорода уже не хватает.

Вот и моя лёжка. Останавливаюсь. Восстанавливаю дыхание. Глотку дерёт от морозного воздуха. Ничего. Главное, хорошо отдышаться: мой выстрел первый и промахнуться я не должен.

– Время!

Парни заворочались, волнуются. Ничего, перед боем все хоть немного трусят.

Навожу прицел на чёрное пятно на верху вышки, чуть выделяющееся в общей темноте. Ещё секунда…

Сухой выстрел трёхлинейки – и фигура, едва различимая в ночи, падает с вышки. Мне вторит выстрел Виктора. Второй, третий… мой боевой товарищ стреляет зажигательными патронами по сену. С четвёртого оно разгорается, освещая двор гарнизона.

В деревне слышится первый взрыв. Ещё один. Ещё… я насчитываю девять гранатных разрывов. Оставшиеся трое, видимо, не слишком спешат на помощь товарищам, а может, обладают хорошей интуицией. Или и то, и другое.

Сзади раздаются частые шаги и тяжёлое дыхание запыхавшегося человека.

– Всё сделал?

– Так точно, командир, линию связи обрезал.

– Ну, вот и ладушки. Миша, давай к Виталику, огонь по команде.

Как я и предполагал, полицаи из отряда Черешни оказались не шибко смелыми бойцами. Вместо того чтобы высыпать во двор (под пулемётные трассы нашего МГ), они открыли редкий (и бесполезный) огонь из окон во все стороны. Что главное – про сарай с заложниками, набитый до отвала, они и думать забыли.

А вот и их товарищи, что всё-таки показались по улице. И хотя сноп сена уже практически догорел, а основную часть света гасит забор, из восьми человек к своим пробилось только четверо. Ещё четыре «бобика» остались валяться на площади. Таков весьма средний результат нашей с Виктором стрельбы.

Только теперь полицаи сообразили, что по ним стреляют лишь из двух винтовок. Кто-то полез в окна с обратной стороны, попытался обойти дом и засечь вражеских стрелков.

Поздно.

– Огонь!

МГ-34 в руках моего единственного кадрового бойца, Глуханкина Виталия, ожил и ударил очередью бронебойно-зажигательных патронов по деревянному зданию управления. Вторая ушла в окно. Третья… Четвёртая… Пятая. На шестой лента с зажигательными патронами кончилась, но ценный боеприпас свою задачу выполнил: дом начал весело разгораться вместе с засевшими в нём «бобиками». Ноздри уловили запах древесного дыма, приправленного чем-то вроде палёной свиной кожи.

Так пахнет жжёная плоть.

Молодец Виталий, хорошо справился с пулемётом здоровой рукой.

…Попытавшиеся сбежать полицаи нашли смерть под точными выстрелами Виктора и очередью вновь заработавшего МГ. Ну, теперь-то нам целиться гораздо легче, охваченный пожаром дом отлично освещает пространство вокруг.

Кожи лица коснулось тепло бушующего в деревне пламени. Хорошо горит! Главное, чтобы пожар не перекинулся на сарай.

5:05. Пора.

– Добивайте! Я на засаду!

В шести километрах располагается другой опорный пункт полиции, там базируется «летучий отряд»: группа, набранная только из пленных красноармейцев. Перемещаются на двуколках, есть даже пулемётная тачанка. За ними не водится таких грехов, как за ублюдками Черешнева, зато бывшие кадровые военные наиболее боеспособны среди полицаев.

Я уверен, что Черешня вызвал подмогу при первых выстрелах. Только вот линия ко второму (дальнему) гарнизону обрезана Михаилом, звуков боя там не услышат. А засаду я расположил на достаточном удалении от деревни – чтобы люди Черешни не слышали ударов топора по сухим древесным стволам. Правда, бежать теперь приходится из последних сил.

Фу-у! Кажется, успел, хотя на губах повисла пена – не хуже, чем у лошади.

– Двигайся, комсомолец, будешь придерживать ленту! – обращаюсь сжавшемуся в комок у МГ Михаилу.

А вот и конское ржание, перебивающее скрип тележных колёс. Ждать «летунов» пришлось всего пару минут, даже отдышаться толком не успел.

Двуколок пять, на каждой, соответственно, по пять человек. А сердце-то стучит с перебоем: нас всего четверо против 25. Сдюжим ли?

Не нужны сейчас эти мысли. Гнать их! Сейчас начнём!

Крепко уперев сошки трофейного пулемёта в землю и надёжно прижав приклад к плечу, навожу прицел на замыкающую тачанку с «максимом». Выдох.

Мягко тяну на спуск.

В воздух тут же взмывает сигналка мертвенно-жёлтого цвета, выпущенная Козаковым из трофейной ракетницы.